Кардонийская петля - Вадим Панов

– Не нравится мне эта тишина. – Накордо осторожно высовывается, быстро оглядывает двор, машинально отмечая, что три тела, оставшиеся после последней атаки, приотцы так и не утащили, и вновь укрывается за подоконником. – Почему они притихли?

– И почему не уходят?

Девушка продолжает считать, что приотцы совершили удалой рейд на Фадикур и должны вот-вот отступить. И удивляется, что этого до сих пор не произошло.

– Думаешь, землеройки пришли надолго?

– Ты мне скажи, – предлагает Кира.

– Что?

– Ты был заместителем командующего по разведке, ты должен был всё знать. – Окно они удерживали вдвоём, до ближайших ушерцев метров пять, поэтому девушка может говорить без стеснения. Но негромко. – Драмар! Как ты мог проспать наступление?

Накордо вздрагивает. До сих пор он не особенно задумывался над происходящим: некогда было, и только сейчас сообразил, что помимо Киры с него спросят многие. Кто-то должен ответить за разгром, за потерю Фадикура и воздушного флота, и первые в списке – командующий и начальник разведки. Голова, её глаза и уши.

– Селтих меня обманул, – тихо произносит Драмар. – Я не обращал внимания на те части, которые он концентрировал вдали от линии фронта. Я не понимал, что Селтих воспользуется нашим же приёмом: ночной марш и бой.

– А десант? Цеппели? Аэропланы?

– Их я не видел, они прятались очень далеко. – Пауза. – Проспал я только катера.

– То есть все наши паровинги, – жёстко уточнила девушка.

Накордо дёргается, словно от удара, хочет ответить резко, но сдерживается и едва слышно подтверждает:

– Да, Кира, я проспал наши паровинги.

Ответить девушка не успевает: тяжеленный «Доннер» с отвёрнутой назад башней выбивает задние ворота, вихрем преодолевает двор и могучим ударом сносит изрядную часть стены.

А следом в здание врываются приотские стрелки.

Последняя надежда – катер.

К берегу подошли не только большие яхты и прогулочные пароходики с десантом, но и обычные паровые катера, экипаж которых решил принять участие в избиении ушерцев и, возможно, грабеже. Вдоль всего фадикурского берега растянулась гирлянда пришвартовавшихся посудин. Захватить одну, уйти далеко в Аласор, повернуть, высадиться на западном побережье озера и оттуда продолжить путешествие к Линегарту – таков был план дер Даген Тура. Помпилио торопился в столицу, вот и гнал свой тающий отряд к озеру, к катерам, а сам бежал впереди, приказав себе забыть о боли в ноге. Бежал, почти непрерывно стреляя и почти постоянно попадая в цель. Выстрел за выстрелом в цель, что вызывало у бегущих следом приотцев благоговейное восхищение.

Ему был нужен катер.

И Помпилио запрещал себе думать о том, что одной винтовкой дивизию приотцев не перебить. Впрочем, зачем дивизию? Чтобы прорваться к берегу, достаточно сотни трупов, наверное, и он бежал, стремительно добирая до сотни и мечтая не потерять сознание от дикой боли в ноге. А следом бежали ушерцы, которые вдруг поверили, что лысый их выведет. Несмотря на пулемётный огонь, немыслимое количество землероек и аэропланы над головой. Несмотря на разгром, выведет, всем расчётам назло.

И им почти удалось.

Они прорвались.

Оказались западнее главного пирса, там, где уже не осталось ни десантников, ни парашютистов, лишь покачивались у берега катера, охраняемые немногочисленными часовыми. Потеряли ещё троих, когда с одной из посудин врезал пулемёт, счастливо взвыли, когда Помпилио снял стрелка с одного выстрела, прибавили, с вожделением глядя на такие близкие катера и…

И лишь разрыв авиационной бомбы смог остановить этот бешеный прорыв.

Помпилио взлетел, перебирая ногами так, словно преодолевая невидимый холм, перевернулся в воздухе, рухнул на землю и покатился вперёд, к призывно покачивающимся катерам, к своей последней надежде добраться до Линегарта. Покатился что-то крича, но уже ничего не помня.

А осколки секли тех, кто бежал следом.

Они хлопали.

Никогда до сих пор на Кардонии не воевали по-настоящему, наотмашь, с фронтами и стремительными операциями, с тысячами штыков, аэропланами, паровингами, бронетягами и цеппелями. Никогда не ставили грандиозных спектаклей военного искусства со столь величественным финалом. Офицеры не знали, как правильно приветствовать гениального военачальника, а потому хлопали ему, как неповторимому артисту. И с обожанием смотрели на его напомаженные волосы, франтовские усики и опереточный мундир. И на самодовольную улыбку. Восхищённо смотрели на пухленького командующего, хлопали, но молниеносно остановились, стоило Ере небрежно махнуть рукой. Нижние чины и штаб-офицеры, адъютанты, вестовые, связисты, охранники – все затаили дыхание, не сводя глаз с замершего в картинной позе генерала. Они ждали.

А Селтих извлёк из кармана крупные часы, щёлкнул крышкой – сыграла короткая мелодия, – с улыбкой посмотрел на циферблат и громко произнёс:

– Полдень. – Театральная пауза. – Ушерской армии больше не существует.

Приотцы издали радостный, но резкий, почти животный вопль и удостоились ещё одного взмаха.

– Не увлекайтесь, – строго произнёс Ере. – Ушерцы ещё сильны, в это наступление мы Унигарт не захватим, не очистим Приоту от захватчиков, но мы сделали главное – загарпунили проклятых жлунов!

– Да!

– Сегодня Ушер проиграл войну!

Глава 4,

в которой Помпилио берёт в руки трубку, Сантеро – лопату, Крачин устраивает заварушку, Селтих пропитывается ненавистью, Дагомаро в истерике, а Арбедалочик обдумывает происходящее

Сантеро выругался. Но тут же замолчал, поморщился, поймав на себе выразительный взгляд командующего экзекуцией офицера, и неохотно взялся за лопату. Копать Адам не хотел, не такими он видел последние минуты жизни, но менять благородную пулю на подлую верёвку не собирался, вот и пришлось, продолжая сквозь зубы поругиваться, заняться обустройством собственной могилы.

Офицер же повернулся к адигену, запустил большие пальцы под портупею – жест выдал владеющее приотцем смущение, легкое, правда, смущение, – и, старательно подбирая слова, произнёс:

– Слышал, ваше последнее желание оказалось… гм… экстравагантным.

– Естественным, – мгновенно отозвался лысый. – Я пожелал пистолет с одним патроном.

– Вы могли кого-нибудь ранить.

– Всего лишь освободиться.

– Одним патроном?

– Могу продемонстрировать.

Офицер вздрогнул.

– Слухи об адигенской кровожадности сильно преувеличены, – рассмеялся лингиец.

Весёлый голос, быстрые ответы, спокойная, расслабленная поза… В какие-то моменты приотцу начинало казаться, что лысый не играет, что он действительно чувствует себя так, как демонстрирует, что он весел, спокоен и слегка расслаблен. Приотца охватывало недоумение, которое он прогонял резким: «Его приговорили к смерти! Он знает, что умрёт! Он играет!» Вот только доказательств этой самой игры офицер не видел. Лысый вёл себя так, словно приехал на пикник: солнечный денёк, зелёная травка, неподалёку шумит лес… Красота!