Томминокеры - Стивен Кинг

— Эй, Хэнк! Что…

Хэнк прицелился в него из пистолета. Это был сувенир на память о службе в армии, когда он служил в Корее.

— Я собираюсь пристрелить тебя, болван. Как тебе это понравится?

И он уже почти нажал на курок, когда вдруг его осенила «идея». Он сунул руку в карман и достал пару маленьких наушников. Подойдя к радиоприемнику, он что-то сделал внутри него и присоединил к нему наушники. Питс испуганно озирался по сторонам. Как на грех, рядом не было никого, кого можно было бы позвать на помощь.

Хэнк протянул наушники Питу:

— Надевай! Считаю до пяти!

— Хэнк, я не…

— Раз… два… три…

— Хорошо! Хорошо! Я делаю это! Я надеваю!

Он надел наушники. Все еще целясь в него, Хэнк начал крутить ручку настройки, включив при этом громкость на полную мощность.

Питс начал стонать. Его губы задрожали, лицо побелело. Он почувствовал, что сходит с ума. Казалось, звуки сотрясают все его тело. Потом он почувствовал, что перед ним открывается какой-то воздушный туннель, из которого доносится слабый детский голосок. Несмотря на боль в голове, он поднял изумленный взгляд на Хэнка.

Голосок прозвучал вновь:

— …хилли…

Хэнк замер. Он тоже услышал. Голос был чем-то знаком ему. Что-то…

— …до сих пор? Я хочу домо-о-ой!..

В душе Хэнка волной поднялось какое-то странное чувство, как будто он нашел…

— …пожалуйста, здесь тяжело дышать…

Черт бы тебя побрал, — подумал Хэнк.

— Хилли-и-и-и-и-и-и…

Хэнк нащупал кнопку «Стоп». Внезапно все прекратилось. Только почему-то расколовшийся надвое стул, на котором перед этим сидел Питс, лежал на асфальте. Точнее, лежала только его половина. А вторая… Ее нигде не было видно. Где-то неподалеку звякнуло разбитое окно…

Так заканчивался в Хейвене июль.

Понедельник, 1 августа.

Джон Леандро из газеты «Дейли Ньюс» разговаривал со свои коллегой Давидом Брайтом.

Если бы хейвенский внутренний круг — те, кто предпринимал походы в сарай Бобби Андерсон, — могли слышать, что сейчас говорит Леандро, его дни, а возможно и часы, были бы сочтены.

— Я собираюсь исследовать Хейвен, — говорил он. — Все интересное, что происходит в последнее время, начинается там. В Хейвене исчезает ребенок, в Хейвене погибает женщина; Роудс и Габбонс не возвращаются из Хейвена. Дуган кончает жизнь самоубийством. Почему? Потому что он любил женщину по имени Мак-Косленд, которая жила в Хейвене.

— Не забудь также старика, который рассказывал тебе про исчезновение внука. Кажется, теперь я начинаю ему верить…

— Так что же это такое? — драматично спросил Леандро. — Что происходит в Хейвене?

— Есть один интересный доктор, — лениво потягиваясь, сказал Брайт, думая в это время о старом Иве, — доктор Фу Манчу. Что-то я помню о нем с детства. О нем и о зеленых человечках из космоса… Может быть, в Хейвене заключен альянс доктора и человечков?! Ладно, шучу, — добавил он, увидев вытянутое лицо собеседника. — Что-то плоховато у тебя стало с чувством юмора.

Леандро встал:

— В пятницу у меня начинается отпуск, и я собираюсь прокатиться в Хейвен. Если хочешь, присоединяйся.

— Посмотрим. Но ты, если поедешь сам, не забудь надеть эти твои специальные часы.

— Какие часы? — сердито спросил Леандро.

— О, ты отлично знаешь. Те, которые посылают ультразвуковой сигнал, который может зафиксировать здесь один человечек, — Брайт продемонстрировал при этом свои собственные часы. — Они делают так: зиииииииии.

— Это глупая шутка. А ты — величайший циник в мире, — и Джон Леандро поднял бокал:

— Давай лучше выпьем за цинизм — самую конструктивную жизненную позицию.

Вторник, 2 августа.

Их было шестеро, тех, кто собрался в полдень в конторе Ньютона Беррингера. Было уже около четырех, но часы на башне — часы, сквозь которые легко могла пролететь птица, если бы в Хейвене осталась хоть одна птица, — упорно показывали пять минут третьего. Вся шестерка на определенном этапе побывала у Бобби в сарае: Эдли Мак-Кин, Дик Аллисон, Киль, Хейзел и Френк Спрус.

Они безмолвно обсуждали несколько важных событий.

Она все еще жива, — телепатировал Ньют, — но никто ничего, кроме этого, не знает. Она не выходила из сарая. В любом случае, когда это случится, мы об этом узнаем.

Особенно серьезно они обсудили то, что произошло с Хэнком Баком и что он и Питс услышали из другого мира. Все они прекрасно могли прочитать самые затаенные мысли Хэнка, и они знали мотивы, по которым он хотел убить Питса. Но он был, в сущности, безвреден, и поэтому у него только конфисковали модернизированное им радио, запретив когда-либо делать еще что-нибудь в этом роде… а также забыть, чей голос он слышал. С Питсом было проще: после сеанса он окончательно сошел с ума и не мог бы связно рассказать, что же случилось.

Голос.

Он, безусловно, принадлежал Давиду Брауну, — сказал Френк Спрус. — У кого-нибудь есть другое мнение?

Другого мнения не было ни у кого.

Давид Браун был на Альтаире-4.

Никто точно не мог бы сказать, где находится Альтаир-4 или что такое Альтаир-4, но это не имело значения. Скорее всего, Альтаир-4 был неким местом в космосе, где хранились самые разные вещи. Туда-то и сумел каким-то образом отправить Хилли Браун своего брата Давида.

Хейзел поинтересовалась, можно ли извлечь Давида оттуда.

Долгое задумчивое молчание.

(да, возможно, да) Эта последняя мысль не принадлежала кому-нибудь одному, это был плод деятельности коллективного разума.

(но зачем? зачем?) Не выражая никаких эмоций, они смотрели друг на друга. Но они были еще способны внутренне ощущать эмоции.

Давайте вернем его, — безразлично сказала Хейзел. — Это доставит удовольствие Брайену и Мэри. И Руфи. Она этого очень хотела. А ведь все мы, как вы знаете, любили ее.

Нет, — возразил Эдли, и все посмотрели на него. Он впервые вступил в спор. Он выглядел смущенным, но тем не менее продолжал свою мысль. Каждая газета, каждая радиостанция не преминет рассказать историю «космического возвращения». Они считают, что он наверняка умер, умер не менее двух недель назад. Стоит ли привлекать такое повышенное внимание к этому событию?

Все присутствующие согласно закивали.

И потом, как предусмотреть, что он станет рассказывать?

Мы можем стереть его память, — сказала Хейзел. — С этим нет никаких проблем, а окружающие нормально воспримут его амнезию. Для нее есть причины.

(да, но дело не в этом) Вновь зазвучали голоса, перебивая друг друга. Это была странная комбинация слов и чувств. Конечно, меньше всего хейвенцы хотели видеть в городе репортеров с кинокамерами. Да и башенные часы не стоило бы показывать лишний раз. Тогда многие поймут, что это не более чем галлюцинация. Нет, пусть уж Давид Браун останется там, где он есть. Ведь известно пока, что с ним все в порядке. Они знали очень мало об Альтаире-4, но они знали, что время там идет с другой скоростью и что год на земле — для Альтаира-4 только миг. Получается, что Давид только что попал туда. Конечно, он может умереть, его организм может быть поражен какими-нибудь неизвестными микробами, а возможна и просто смерть от шока. Но скорее всего этого не случится, а если и случится, то это, в конце концов, не очень важно.