Дневники - Николай Мордвинов

А может быть, я дурак и ничего этого не надо?!

20/IX

Сегодня реперткомовский просмотр[101] «Дуровой».

Спектакль зазвучал. Получил высокую оценку.

— Лучший в этом плане. Лирический, тонкий, глубокий, ансамблевый… Хвалят художники, музыканты…

Ю.А. говорит, что хвалят Марецкую. Сам он похвалил Днепрова[102]. Я же не дождался никакого отзыва…

22/IX

Три месяца войны!

Вчера у нас не стало Киева. Черные слухи о Ленинграде. Что же это такое? Тычусь, как слепой котенок, и не нахожу ни выхода, ни оправдания…

Нужны силы, нужна сосредоточенность, нужны… отвлечения, иначе с ума сойдешь.

Но где их найти, в чем?

«НАДЕЖДА ДУРОВА»

Вчера негласная премьера. Очень большой успех. Вера[103] стала находить образ, и роль стала звучать. Обаятельная она актриса.

Говорят, что похваливают и меня.

23/IX

Настоящее высокое искусство, думаю, в сочетании целого с разнообразием. Однообразие, хоть и целостное, — надоедливо, как бы искусно оно ни было выполнено.

Со слов Ю.А.:

— Спектакль производит неожиданное впечатление. Своеобразен. Он еще не дотянут и в решении самих образов, и в целом, и в кусках. Пьеса — скорее, оперное либретто.

Калашников[104]:

— Лучший спектакль за это время. Полностью отвечает на те задачи, которые перед театром поставлены.

Очень хвалят исполнителей, особенно Марецкую. Обо мне сказано: Н.Д. украшает спектакль.

Солодовников[105]:

— В театре утеряно искусство умирать. Мордвинов его возродил. Умирает благородно, красиво, эстетично, нет патологии. Так умирали во времена романтической школы.

Калашников:

— Недаром за него так цепляются киноработники. Котовский у него получится.

Ю.А.:

— Хочу от тебя еще большей непосредственности, юмора, народности. Тянуть образ надо не к офицеру, а к народу. Великолепная у тебя пластика, сценичность, обаяние. Ищи еще больше мужества. Порой грубее.

Одна из основных задач театра — быть в центре событии — видимо, выполнена. Для театральной публики спектакль должен быть интересен. Ю.А. удалось заставить всех говорить на одном языке. Это украшает спектакль. Я не думал, что удастся сделать хорошее зрелище так быстро. Художник он настоящий, что и говорить!

Ю.А.:

— С чувством большой благодарности отношусь я к общей помощи при работе над спектаклем. Созданию его помогла внутренняя собранность, взрослость, настоящее отношение к своим обязанностям. Благодарю Н.Д. — он не получил достаточного материала, а сделал великолепную работу. Он сделал больше возможного.

25/IX

«НАДЕЖДА ДУРОВА»

Сегодня официальная премьера. Но состоялась она только наполовину. Удалось сыграть лишь четыре с половиной картины. Воздушная тревога. Жаль, что не удалось доиграть. Марецкую и меня встретили аплодисментами. Спектакль принимали на «ура». Много смеялись, аплодировали, но пришлось отправлять публику в убежище. Помогали им одеваться и провожали их до места.

Голоса из публики:

— Играйте. Наплевать на тревогу. Мы будем смотреть.

— Не дали, сволочи, досмотреть спектакль, — возмущался военный.

И действительно, после объявления тревоги поднялись такие аплодисменты! Публика требовала продолжения спектакля. Вызывали актеров. Требовали Ю.А. Когда он вышел — овации.

26/IX

«НАДЕЖДА ДУРОВА»

Спектакль пользуется безусловным успехом.

Храпченко[106]:

— Очень большой спектакль. Театр растет от спектакля к спектаклю. Мордвинова-то отпустили или нет? Жаль. Спектакль потеряет.

В зале много ответственных работников, критиков, масса актеров. Спектакль удалось доиграть, хотя канонада была слышна.

Хвалят ансамбль.

Нашел хорошее прощание в 4-й картине с Надеждой Дуровой. Проводили аплодисментами.

28/IX

«НАДЕЖДА ДУРОВА»

Спектакль идет с громадным успехом. Аплодисменты не перестают отмечать тот или иной кусок. Смех сопутствует большому волнению. Отзывы великолепные. Те, кому спектакль не нравится (а такие есть), — молчат, не решаясь противостоять общему восторгу.

Афиногенов:

— Спектакль лучше пьесы (между прочим, он этого не говорил на «Машеньке»[107]).

Ю.А. шепнул мне с гордостью:

— Нашу «тройку»[108] выделяют все.

1/X

Сегодня подписал договор на Котовского.

Был на «Лебедином озере» с Улановой[109]. Удивительная танцовщица. Смотрел, восхищался, завидовал. Так жаль, что мы, драматические артисты, не можем проводить свои занятия в такой системе, как это делают исполнители в любом искусстве. Все точно по правилам, резко очерчено: что, в какой последовательности, как проводить тренаж. У нас все — около.

Возможности каждого инструмента свои: у скрипки они, например, почти неограниченные, у балалайки они весьма скромные… Надо сделать свой аппарат податливым, послушным, выразительным, готовым к выполнению сложных заданий, какие возможны на скрипке, — а мы балалайки.

Я перестал забываться на сцене, появилось много противного расчета.

18/X

Театр отпустил меня сниматься в «Котовском».

Простился со спектаклем, с театром… Уезжаю с тяжелым чувством…

Театр покидало, если не навсегда, то надолго. Это ясно. В Москве очень тревожно…

Самое тяжелое — неизвестность… Мы все еще отступаем. Чувствуется, что основная война будет у стен Москвы. И я, хоть с командировкой, тем не менее — беженец, оставивший родной город…

В студии поставил условием, что поеду сниматься, если мне привезут семью. Привезли. Мы теперь вместе.

19/X

С большим трудом сели в поезд.

Леша и Люлька встревожены, но рады, что вместе. Поезд — специальный, для «Мосфильма», Большого театра и МГУ. Идет медленнее товарного. Теснота, духота, люди изнервничались. На каждой маленькой станции стоим по 2–6 часов. В Рязани начали появляться фашистские самолеты, отрезают дорогу, но их отгоняют, и бомбы рвутся где-то в стороне.

В последнюю ночь узнал, что все театры эвакуируются из Москвы. Театр имени Моссовета якобы тоже направляется в Алма-Ату.

Ваня[110] остается в Москве.

Мама с ребятами, с Манюшей[111] — в Курмыше…

Встретимся ли?

Останется ли что от Москвы? Так как если Москва — фронт, то бои будут за каждый дом.