Король и Злой Горбун - Владимир Гриньков

Телефонные номера не пригодились, но еще оставались фамилии пашутинских учителей и одноклассников, и это вселяло надежду. Нашли мы и фамилию Оли Лушпайкиной.

– Ее теперь не сыскать, наверное, – сказал Овчаренко. – Фамилию она поменяла, когда замуж выходила.

– На какую?

Он пожал плечами. Не знал.

Я не очень-то и расстроился, потому что не рассчитывал на быстрый успех. Будем искать тех, кого можно найти.

Уже через два дня я разыскал Анну Дмитриевну. Она была пенсионеркой, а когда-то учила Сережу Пашутина и жила неподалеку от своей бывшей школы.

Она была одинока и, кажется, много болела, но сохранила бодрость духа и завидную для ее лет подвижность. Я пришел к ней домой, предварительно договорившись по телефону о визите и представившись хорошим знакомым Степана Николаевича Овчаренко. О Пашутине я сознательно умолчал.

Мы пили чай. Хозяйка тактично не спрашивала меня о цели визита. Я не стал томить ее ожиданием.

– Мы хотим подготовить встречу выпускников, – сказал я. – Все-таки тридцать лет прошло.

Анна Дмитриевна с сомнением посмотрела на меня – уж у меня-то вряд ли тридцать лет назад был выпускной вечер. Хорошо еще, если я тогда вообще существовал.

– Это касается не меня, а Степана Николаевича. Он слишком занят и поэтому поручил организацию встречи мне. Я с ним работаю.

Женщина кивнула. Она вряд ли часто смотрела телевизор. Меня, по крайней мере, не узнала.

– А где сейчас Степа?

Для нее он по-прежнему был Степой – лопоухим мальчишкой, который учился на одни пятерки. Только вот по физкультуре не вытягивал.

– Он в Академии наук.

– Академик? – восхитилась Анна Дмитриевна.

– Почти, – дипломатично ответил я. – Доктор наук.

– Степа был хорошим учеником. Я его помню. Хотите взглянуть, кстати?

И не успел я ответить, как моя собеседница с необыкновенным проворством удалилась и столь же стремительно вернулась, держа в руках старый, в обтянутой бархатом обложке фотоальбом. Снимков было так много, что они не умещались в альбоме все, и когда Анна Дмитриевна положила альбом передо мной, из него посыпались фотографии. Там было много лиц – детских и взрослых. Кусочки чужих жизней, волей случая собранные в одном месте.

– Вот, – сказала Анна Дмитриевна. – Их класс.

Групповой снимок. Человек тридцать, мальчишки и девчонки. Где-то здесь должен был быть и Сережа Пашутин. Я метнул по детским лицам взгляд, но Анна Дмитриевна меня отвлекла.

– Степа, – показала пальцем. – Во втором ряду – видите?

Я подтвердил, что вижу.

– Можно было угадать, что из него вырастет хороший человек. – Ее взгляд затуманился. – Он из хорошей семьи, всегда чистенький, вежливый. Учился на пятерки, я вам уже говорила.

Овчаренко рассказывал, что с Сережей Пашутиным они были друзья. Значит, рядом должны стоять, где-то близко друг от друга? Я всматривался, но Пашутина не угадывал.

– И еще мне чем Степа запомнился…

– А у вас есть адреса? – перебил я собеседницу.

– Какие?

– Вот этих ребят.

– Нет. Столько лет прошло, разлетелись кто куда. И чем больше лет проходит, тем реже встречаешь на улицах…

– Все-таки встречаете? – встрепенулся я.

– А как же. Коля вот, – показала на фотографии, – раньше работал в каком-то министерстве, потом перешел в строительный трест. Я его видела в прошлом году, сам подошел, поздоровался – было приятно. Леночка, – новое лицо на снимке, – домохозяйка. У нее муж военный, преподает в академии. Дочка у нее, внук родился – вот как время летит.

– Да, у каждого своя судьба, – поддакнул я. – Учились все вместе, а потом уже – у кого как сложилось. Степан Николаевич вспоминал о некоторых. О Сереже Пашутине, например.

Я говорил – и во все глаза смотрел на Анну Дмитриевну. Но ничего не произошло. При упоминании о Пашутине она кивнула и придвинула к себе снимок.

– Вот Сережа, – показала.

Я впился в снимок глазами. Пашутин действительно стоял неподалеку от Степы Овчаренко, просто я его не узнал.

– А его вы встречали?

– Нет, – покачала головой.

– Он что, уехал из Москвы?

– Я не знаю. Некоторых ребят я за все годы не видела ни разу. Как выпустились из школы, так и исчезли. Сережа, правда, приходил после армии, как мне помнится.

– В школу?

– Да.

– Своими планами делился?

– Уже не помню. Наверное, делился.

– Степан Николаевич рассказывал, что Пашутин доставлял беспокойство учителям.

Анна Дмитриевна улыбнулась.

– Такой возраст у них был – как же без проблем.

– Хулиганил, да?

– Он был ершистый мальчишка.

– А кем мечтал стать? Космонавтом, наверное?

И опять она улыбнулась.

– Этого я не помню.

– За Олю Лушпайкину ему сильно доставалось?

– Вы и это знаете?

– Мне Степан Николаевич рассказывал.

– Известная история – про Олю-то. Обычно ведь мальчишки знаете как? Ни за что не покажут, что кому-то симпатизируют. Ну не принято так. Наоборот – то за косичку дернут, то в лужу толкнут, ну прямо до слез доводят свою избранницу. А Сережка нет. У него как-то по-взрослому все было, всерьез. У Оли фамилия была… – Задумалась. – Ну что фамилия? Бывают и похлеще. А ее прямо затерроризировали. Страдала она очень, конечно. Это уже потом стала Кузнецовой…

– Кузнецова? – вскинулся я. – Это по мужу, да?

– Да.

Вот так, между делом, прояснилось.

– Он у нее журналист, очень известный.

– С телевидения?

– Нет, все больше по журналам да газетам, я часто его фамилию вижу.

– Ну, фамилия-то такая – их, может, десять человек, этих журналистов Кузнецовых.

– У него имя редкое – Орест. Так что я не путаю.

Орест Кузнецов, журналист. До Оли теперь было рукой подать.

– А Олю вы встречали?

– Давно, еще лет десять назад. Ко мне приехали родственники из Самарканда, я их повела на экскурсию по Москве, и у Большого театра мы встретились. Ничего так она выглядела…

– Оля?

– Да. Все хорошо у них было, много она рассказывала.

– А о Пашутине не упоминали?

– Не помню. Наверное, нет. Все-таки так получилось…

– Как получилось?

– Они дружили. Потом Сережа в армию ушел, письма ей оттуда писал, а она в это время вышла замуж.

– За Ореста Кузнецова?

– Да.

После Оли Анна Дмитриевна рассказала об Олиной подружке. Потом – о мальчике, который за той подружкой ухаживал. Потом – еще об одном мальчике. Я терпеливо выслушал рассказы обо всех, по крупицам вылавливая информацию. В конце концов список людей, которых я мог бы разыскать, оказался совсем недлинным – всего несколько человек, о которых были хоть какие-то сведения, но это уже я считал успехом. На белом поле догадок, где еще недавно не было ни лиц, ни имен, ни фактов, стали появляться крохотные островки, по которым уже можно шагать вперед. О самом Пашутине я пока не почерпнул ничего нового, но зато узнал о лицах, которые могли бы мне о нем рассказать.

Окрыленный успехом, я распрощался с Анной Дмитриевной, пообещав непременно пригласить ее на встречу выпускников – а ведь и в самом деле придется теперь эту встречу организовать! – и отправился в наш офис. Уже в лифте я открыл свой блокнот, пробежал глазами по строчкам, оценивая свои сегодняшние приобретения, и не сразу понял, что слова за моей спиной обращены ко мне.

– Не надо искать Гончарова, – сказал голос.

Вот тут меня словно током ударило. Я резко обернулся и обмер. Передо мной стоял «лейтенант». Тот самый, который помог Гончарову разыграть нашего актера, – они еще тогда сорвали нам съемку. А позже этот же самый «лейтенант», если верить свидетелям, приходил вместе с Гончаровым в боголюбовский офис. И подарил Боголюбову боевой патрон.

– Я вас искал, – сказал я.

Лифт остановился. Я подумал, что «лейтенант» сейчас выйдет, исчезнет, и я снова его потеряю, теперь уже навсегда, – и потянулся к нему, чтобы удержать. И тут второй парень, который тоже был в лифте и который, как мне до сих пор казалось, не имел к «лейтенанту» никакого отношения, вдруг придвинулся, и мне в бок ткнулось что-то твердое, тупорылое и очень холодное. Наверное, пистолет. Я, во всяком случае, проверять не стал.

– Тих-х-хо! – дохнул мне в ухо парень.

– И меня тоже не надо искать, – сказал «лейтенант». – Для здоровья вредно.

Они вышли из лифта, напоследок нажав кнопку верхнего этажа, и пока я среагировал, нажал «стоп», вернулся на первый этаж – их уже и след простыл.

Предупредить меня хотели. И напугать.

53

В тот же день я позвонил в прокуратуру. Трубку снял Морозов.

– Это Колодин, – сказал я. – С телевидения.

– Помню.

– Я знаю настоящую фамилию человека, который называл себя Гончаровым.

Секундное замешательство – и вкрадчиво-осторожный вопрос:

– Как фамилия?

Они шли по следу и сбились. Искали Гончарова, а тот оказался кем-то другим, отчего их система поиска сразу же дала сбой. Они перерыли кипы разнообразных документов, но там не было следов. Нужна была фамилия не Гончаров, а та, настоящая, чтобы начать все сначала. С настоящей фамилией не было бы проблем. Вычислили бы в два счета.