Лед - Владимир Кузнецов

Патрик сидел на скамейке, запрокинув голову и подставив лицо солнечным лучам. Сквозь опущенные веки солнечный свет казался розово-красным, мягкое тепло грело кожу, щекоча шрамы и наполняя теплом металлические имплантанты.

— Расслабляешься? — голос Джастифая заставляет Руа распрямиться и открыть глаза. Огромный негр опускается на скамейку легко, почти невесомо. Патрик всегда поражался легкости и грации этого здоровяка, у которого было больше общего с гориллой, чем с человеком. Джастифай закинул ногу за ногу и расстегнул ворот своего бесформенного пальто.

— Есть повод, — ответил Руа спокойно. — Комиссия допустила меня к играм. Сегодня «Варлокс» играют с Косами Баффало, а через четыре дня начинается плей-офф. Первый раунд — с Бостоном. Я в воротах.

— Думаешь отомстить медведям за разбитую голову? — улыбнулся Джастифай, сдвинув вязаную шапку на затылок. Обнажившийся низкий лоб посередине был перечерчен аккуратным шрамом.

— Думаю помочь команде выиграть.

— Отличная мотивация. Ты прямо как солдат на передовой. Только для этого, Снежок, тебе надо пережить сегодняшний вечер. А это не так уж просто, можешь мне поверить.

— Нельзя верить в то, что знаешь наверняка. Вера должна простираться за пределы знания, иначе это не вера, а простая констатация фактов. Меня сегодня попытаются убить минимум три человека, причем один из них — ты. Придется сильно постараться, чтобы избежать смерти.

— Думаешь, у тебя выйдет? — поинтересовался Джастифай. Патрик пожал плечами:

— Думаю да. Иначе бы не затевал всего этого. А вот как все сложится на деле — не знаю.

Верзила-негр задумчиво посмотрел куда-то поверх крыши Старого Монреальского Госпиталя. Огромные ладони его покоились на толстых коленях, все покрытые африканскими татуировками, по запястьям окольцованные тонкими шрамами. Вторая фаланга безымянного пальца на левой руке была искусственная — продолговатый цилиндр поблескивающий хромом.

— Ты хреновый боец, Снежок, и разбираешься в людях хуже монаха-пустынника. Но котелок у тебя варит что надо, это точно. Сколько я с тобой ни сталкивался, ты всегда знал, чего хочешь и как этого добиться. Скажи мне одну вещь, ладно?

— Какую? — Руа посмотрел на Джастифая. Тот все еще разглядывал талую шапку снега поблескивающую на старой черепичной крыше.

— Тебе бывает страшно?

Руа задумался.

— Не знаю. Когда опасно или когда я сомневаюсь, я чувствую что-то. Наверное, это страх.

Джастифай вздохнул, ненадолго прикрыв глаза.

— А я нет. Я ничего не чувствую, кроме злости. Или злость или пустота. Другого не умею. Даже ты, калека, которого по кускам собрали на операционном столе, больше человек, чем я.

— Я не понимаю тебя.

— И не должен. Ты не знаешь ничего, Патрик Руа. Ты не знаешь ничего.

— Если ты не человек, — Патрик почувствовал слабый укол интереса к словам Джастифая. — То кто ты? Особый вид кадавра?

— Почти. Я — технология, которую Союз украл у красных. Ядерный голем, венец советской биоинженерии и их главная надежда на возрождение государства и ключ к мировому господству. Технологию разработал некий Арнольд Вилларнова, один из ведущих советских ученых-биомехаников. Суть ее заключается в использовании взятых от большого числа доноров, еще сохраняющих жизнь тканей для создания совершенно нового тела, так называемого корпуса. При сборке в корпус вживляются особые имплантанты, прежде всего — малый реактор холодного синтеза, который обеспечивает корпус энергией. Кроме того еще много всякого железа, фарфора и пластика. Некоторые органы проще вообще не включать, заменив их приборами энергоснабжения или распределенной системы управления. Так что многое, что происходит внутри меня, не подчиняется нервной системе, а идет параллельно ей, по своим каналам. А в конечном итоге корпус заключается в специальную капсулу и подвергается мощному узконаправленному радиоактивному облучению. И если Омулу благоволит, это пробуждает в нем некое подобие жизни.

— Звучит не очень правдоподобно, — осторожно заметил Патрик. Джастифай улыбнулся.

— Да, так и есть. Я сам не понимаю, как это работает. Мастера худду, которые разбирали документацию комми, говорят, что опыт заведомо обречен на провал. Что дух нельзя создать — их число неизменно от начала времен и останется таковым до конца света. Тело без духа не может существовать. Даже кадавр имеет в себе духа — просто более слабого и примитивного в сравнении с человеческой душой. Еще говорили, что по легендам существует великое заклятие, позволяющее перенести душу из одного тела в другое, но этим заклятием владеет только Круг Старейшин, бессмертных правителей США и основателей партии худду-радикалов. Но это лишь перенос духа, а не создание его. Создать дух невозможно, так они сказали.

Негр слегка хлопнул ладонями об колени, словно собираясь встать, но остался неподвижен.

— А комми, выходит, сделали. И даже больше — они смогли создать дух из материи. Пусть даже такой тонкой и эфемерной, как альфа- и бета-излучение.

— Ты в это веришь? — спросил Руа. Джастифай рассмеялся — так резко и громко, что Патрик поневоле вздрогнул.

— Нельзя верить в то, что знаешь наверняка — так ты сказал, а, Снежок? — он подмигнул Патрику, затем повернулся к нему и стал не спеша расстегивать пуговицы пальто на груди. — Я знаю себя. Я каждый день вижу себя. И я не знаю себя до момента сотворения. Я есть, то, что я есть — никогда ранее не существовало другого меня. У тебя есть прошлое, Снежок, пускай забытое и утраченное, может даже навсегда. А у меня его просто нет.

Он раскрывает полы пальто, демонстрируя старую рубашку без пуговиц. В ней, между ключицами, словно огромный никелированный паук, раскинув тонкие серебристые лапки, тускло поблескивает имплантат. Основная его часть — круг, сантиметров пятнадцать в диаметре, выступающий на пару сантиметров с рифленым краем и поперечным стопором и замочной скважиной во внутреннем, утопленном на сантиметр круге. Это крышка, понимает Руа, надежно закрывающаяся крышка, которая ведет в пространство, где по идее должно находиться сердце и большая часть легких.

— Это топливный отсек. Сервисный клапан на спине, под лопаткой, — поясняет Джастифай. — Оттуда можно получить доступ к пяти преобразователям энергии, которые питают мышцы и нервную систему. Никакой электрохимии, чистая ядерная энергия.

Он запахивается, застегивает пуговицы. Пораженный, Патрик не знает, что сказать.

— А как же мозг? — наконец произносит он. — Память?

— Здесь, — Джастифай касается пальцами лба, — только те доли, которые отвечают за моторную активность и органы чувств. Честно сказать, инженеры ТС, скопировав дизайн комми, так и не разобрались, почему я научился говорить, читать, писать и могу похвастаться отличной памятью.