У метро, у «Сокола» - Вячеслав Николаевич Курицын

по закону человек может в любое время суток крутиться там, где душа его пожелает. Не Америка, чай…

— Не, так ключ-то он трогал, а на нем пластилин! — завелся Гога.

— Может, и не трогал, — сказал Жунев.

— У соседки не очень конкретные показания о разговоре про ключ, — согласился Покровский.

Да, прямых улик нет. И косвенные — не улики, а так, круги по воде. Пластилин — сильное доказательство, но как доказать, что от Бадаева пластилин.

— А прямо спросить про ключ или что он там делал в тот день, в Чуксином тупике, — предложила Настя Кох.

— Но он сразу все поймет, — сказал Жунев. — Если имеет отношение к убийству, то все поймет. И примет меры. Заметет следы, если мы его просто допросим и не задержим. А задерживать точно нет оснований.

Покровский думал.

— Так ты его расспрашивал про алиби на все дни? — спросил Покровского Гога Пирамидин.

Покровский пояснил, что нет, впрямую он выяснял только про время смерти Кроевской, а еще приплел час падения кирпича, но как бы случайно.

— Тогда может пока и не догадываться, что мы схему знаем, — сказал Жунев.

— Надо его шугануть и посмотреть, что будет, — сказал Покровский. — Может, выведет сам к иконе.

— Да, шугани! — сказал Гога Пирамидин. — Наблюдать за ним несложно, днем по ЦСКА бегает, вечером по району гуляет. Заценим, что поменяется.

Вспыхнула ненадолго дискуссия, был ли сегодня на месте опознания собственно опознававший, не фантазии ли это все Панасенкины, как ухитрились опознававшего не опознать. Но в целом все понимали интуитивно, что был супертаинственный свидетель где-то совсем рядом.

Все поддержали план понаблюдать еще за Бадаевым и заодно за Голиковым. И теперь, наверное, можно уже вычеркнуть проверку дружков Раи Абаулиной. Нет, Жунев по-прежнему против — пока нет окончательного ответа, мы обязаны идти по всем следам. И Гога Пирамидин вспомнил, что Перевалова назвали цыганистым, то есть может он и бегал в чебурашках, а не кавказец, а Пирамидин, столько сил оставивший на «Соколе», не хотел верить, что гиря на каркасах к делу отношения не имеет.

— И воронежский след не забудь! — это, конечно, тоже Гога. — Боксер может быть связан с Воронежем!

— Воронежский обмозгую, — сказал Покровский.

Полагал, что Гога Пирамидин в дальнейшем о своей смелой версии не вспомнит — так и случилось. Но хахалей придется отрабатывать.

Ладно. Фарцовщика можно прямо в выходные и прижать. С депутатом сложнее, надо еще подумать.

В этот момент Покровскому на несколько секунд — да, всего на несколько секунд, но это были длинные, увесистые секунды — стало скучно. В то, что именно Бадаев контрапупит старушек, он поверил уже несколько дней назад, и волшебный момент щелчка — как собака берет след, зная, что это именно след, а не музыкой навеяло, — этот вдохновенный момент уже растворился в глубине серых папок (никакой гражданский человек в здравом уме не представляет, сколько в угрозыске мусорной писанины).

А дальше — рутина, бумажки, километры допросов… Муторная тупая работа.

Зашел в техотдел, взял пакет с фотографиями Перевалова: даже два раза отщелкали, молодцы. Один раз у «Электроники», другой раз у ипподрома. Покровский полистал фотографии. Такая рожа, типичный паразит, наряд соответствующий… А это что? Женщина со спины в знакомом костюме… и прическа. Быстро-быстро перебрал снимки. Вот здесь видно ее лицо. Она!

Вот так фокус.

Что у них может быть общего?

Что же выходит — неслучайный человек Перевалов в этом деле?

Вернулся в техотдел, застал фотографа Баранова, который снимал Перевалова у ипподрома. Тот рассказал, что с этой женщиной объект имел разговор короткий, но эмоциональный, будто даже ссора вышла у них.

Что за чертовщина.

Вот уже и не так скучно.

Лена Гвоздилина оставила записку — номер телефона, звонка по которому ждет Раиса Абаулина, принадлежит гражданке Седаковой с улицы генерала Глаголева. Покровский встречал эту фамилию, есть в «На Беговой» такая официантка.

Рая Абаулина на сей раз ответила сразу. Напористо, недовольно поведала, что первую ночь после разговора с Покровским о том, что убийца может жить в квартире тринадцать, она наплевала на все и не беспокоилась. Но вчера вечером пришла домой, Бадаев как раз выходил из сортира (по столичному назвала туалет Рая Абаулина; Покровского всегда удивляло, что жуткое «сортир» в Москве считается культурнее, чем «туалет»), и такой у него был страшный взгляд… Новый. Рая Абаулина шмыгнула в комнату, еще через пару минут быстро метнулась через коридор ко входной двери, уже из автомата позвонила Седаковой. В общем, пока живет у подруги, а через неделю может вообще взять недельный отпуск за свой счет да к той же подруге на дачу. Но милиция намерена арестовывать преступника?

Рая Абаулина говорила с Покровским требовательно, с раздражением… Ладно.

Бадаев со страшным взглядом — интересно. Подтверждается наблюдение Семшова-Сенцова — что-то у боксера изменилось в сложную сторону.

Ревнивая подруга Порошиной Софья Петровна Егаева (почти Ягаева!) оказалась на стуле перед строгими стражами порядка заметно после окончания рабочего дня. Ее предупредили, что допрос в это время суток считается ночным, и она имеет право отказаться, перенести на завтра, но Софья Петровна не отказалась.

— Сука, сука эта ваша Порошина, сука драная! Всю жизнь ей все, другим — дулю, дулю! Она пятьсот рублей нашла на улице в сорок восьмом году, просто на улице! Я за Антоном, сколько я за Антоном, он сколько болел, выхаживала его, на себе тащила, а у нее этот ее кретин подох, и она — на Антона, лапами своими грязными… Своего забыла сразу, а на Антона моего норой своей грязной!

И тут же, не останавливаясь, брызги летят изо рта, забыв уже, кто чистый, кто грязный:

— Красивенькая была, чистенькая, в платьишках, а я стирку брала, унитазы драила руками вот этими… Дряньдряньдрянь!

Кравцов (его отправляли домой, там и Мила из санатория вернулась, но он соскучился по Петровке) сидел ошеломленный. Сошла сразу вся наносная опытность-умудренность.

Убить Порошину хотела Егаева, странно ее жалеть… Да, всех людей жалко, заброшенных непонятно кем в этот любопытный, но порой слишком ехидный мир. Но что-то есть тут кроме жалости, мерцает какая-то последняя, как в старину говорили, тяжелая ледяная правда.

Да, так часто бывает: одним все, а другим ничего. Марина Мурашова красивая, Джейн красивая, Лена Гвоздилина симпатичная, а Настя Кох, замечательный человек, похожа на писателя Гоголя. Порошина баловень фортуны, номенклатурная семья, родители высокозадранные, машины, дачи, а репрессии обошли: с особой досадой шумела об этом Егаева на одном из перекатов своей пламенной речи.

С чего это им повезло, с каких коврижек? Номенклатурный муж Порошиной умер