О бихевиоризме - Беррес Фредерик Скиннер

mortua, они предполагают, что были ранние надежды на науку, от которых теперь отказались все, кроме немногих отчаявшихся, но в истории анализа поведения нет ничего, что могло бы свидетельствовать об этом откате. На самом деле, по сравнению со многими другими науками, и анализ, и его технологические приложения развивались с необычайной скоростью. Это правда, что смерть бихевиоризма часто предсказывалась и иногда объявлялась. Хороший фрейдист мог бы сказать о предчувствии смерти, а параноидальный бихевиорист мог бы оценить рассматриваемые мной утверждения как убийственные по намерениям. Но историку, как и всем остальным, хорошо бы обратиться от желаний и намерений к условиям окружающей среды, и подобная книга призвана стать частью среды тех, кто будет продолжать говорить о бихевиоризме как о живой философии.

14. БЫЛО МНОГО впечатляющих случаев применения оперантного обусловливания, но очень часто достигнутое кажется в ретроспективе не более чем применением здравого смысла. Однако мы должны спросить, почему подобные действия не были предприняты до появления экспериментального анализа. Иногда говорят, что они были, и можно привести единичные случаи, когда встречалось что-то очень похожее на современную поведенческую методику. Но мы все равно можем спросить, почему эти единичные случаи, рассеянные по векам, не стали стандартной практикой. Даже того факта, что практика работает или что она имеет смысл, часто недостаточно, чтобы обеспечить ее дальнейшее использование, и одна из причин заключается в том, что, по крайней мере временно, ошибочные практики также кажутся работающими и имеющими смысл.

Важное различие заключается во времени получения желаемых результатов. Несмотря на то что многие люди считают их неприемлемыми, наказание и аверсивный контроль все еще широко распространены, и по одной причине: те, кто их использует, обычно получают немедленное подкрепление, только отсроченные результаты вызывают возражения. Положительное подкрепление по крайней мере столь же действенно, как мера контроля, но его эффект обычно хотя бы немного отсрочен. Только когда лабораторные исследования показывают, что положительное подкрепление имеет достойные последствия, человек учится их ждать.

Катастрофические результаты применения здравого смысла в управлении человеческим поведением очевидны в любой сфере жизни – от международных отношений до ухода за ребенком, и мы продолжим оставаться неумелыми во всех этих областях до тех пор, пока научный анализ не прояснит преимущества более эффективной стратегии. Тогда станет очевидно, что результаты обусловлены не только здравым смыслом.

15. В КНИГЕ «Исследование значения и истины»[39] Бертран Рассел писал следующее: «Когда бихевиорист наблюдает действия животных и решает, демонстрируют они знание или ошибку, он думает о себе не как о некотором животном, а как о предположительно безошибочном регистраторе действительных событий». Он говорил о ранней версии бихевиоризма, но даже в этом случае он был неправ. Для бихевиориста было бы абсурдно утверждать, что он каким-либо образом свободен от своего же анализа. Он не может выйти из причинного потока и наблюдать за поведением с какой-то особой точки обзора, «сидя на эпицикле Меркурия»[40]. В самом акте анализа человеческого поведения он ведет себя так же, как в процессе изучения мышления мыслит философ.

Поведение логика, математика и ученого – это самая сложная часть области человеческого поведения и, возможно, самое тонкое и комплексное явление, когда-либо подвергавшееся логико-математическому или научному анализу, но поскольку оно еще не было достаточно хорошо проанализировано, мы не должны делать вывод, что это другая область, к которой можно подойти только с другим видом анализа. Нет никаких причин, препятствующих вопросу о том, что делает логик или математик, когда он обнаруживает, как или почему новые правила могут быть получены из старых или почему, если старое можно считать истинным, новое тоже должно быть верным. Вполне возможно, поведенческий анализ может дать новый вид решения хорошо знакомых проблем, таких как парадоксы или теорема Геделя.

Научное знание – это вербальное поведение, хотя и не обязательно лингвистическое. Оно представляет собой свод правил для эффективного действия, и есть определенный смысл, в котором оно может быть «истинным», если обеспечивает наиболее результативное поведение. Но правила никогда не являются теми условиями, которые они описывают; они остаются описаниями и страдают от ограничений, присущих вербальному поведению. Как я указывал в главе 8, предложение является «истинным» в той мере, в какой с его помощью слушатель эффективно реагирует на ситуацию, которую оно описывает. Рассказ говорящего функционирует вместо прямого контроля со стороны породившей его среды, и поведение слушающего никогда не может выходить за рамки поведения, контролируемого описываемой ситуацией. Тавтологическая истина логика или математика может быть доказана, она абсолютна. Каноны научных методов разработаны таким образом, чтобы максимизировать контроль, осуществляемый стимулом, и подавить другие условия, такие как случайные воздействия на слушателя, заставляющие говорящего преувеличивать или лгать.

Традиционные теории познания сталкиваются с проблемами, потому что они предполагают, что человек должен думать, прежде чем действовать (не говоря уже о том, чтобы думать, прежде чем существовать, cogito, ergo sum[41]). Однако никто не думает, прежде чем действовать, разве что в смысле скрытого действия, опережающего открытое.

Иногда утверждается, что для того, чтобы говорить правду, нужно быть свободным; контролируемое поведение слишком ограничено, чтобы его можно было оценивать или принимать как истинное, и бихевиорист, настаивающий на том, что все поведение детерминировано, очевидно, отрицает, что оно может быть истинным вообще. Но человек «свободен говорить правду» только в отношении текущей ситуации. То, что он делает в данной обстановке, является следствием предшествующих условий, в которых похожие обстановки сыграли свою роль. Разумеется, процедура, в соответствии с которой человек приходит к истине путем дедукции, не является свободной; он связан «законами мышления» и другими принципами выведения новых правил из старых. Интуиция, которая, кажется, предвосхищает дедукцию, но впоследствии доказывается дедуктивно, предполагает некую свободу, но не в том случае, если интуитивное поведение ситуативно, а не контролируется правилами. Индукция, как и интуиция или озарение, также предполагает свободу, но от ограничений поведения, контролируемого правилами, и может быть названа свободой только до тех пор, пока не будет полностью признан контроль среды в пробуждении интуитивного поведения.

Поведение ученого часто реконструируется методологами науки в логических рамках гипотез, дедукции и проверки теорем, но эта реконструкция редко представляет поведение ученого в работе. Некоторые проблемы, касающиеся ограниченности человеческого знания, могли бы подойти к решению ближе, если бы поведение познающего было глубже проанализировано. Например, говорилось, что наука достигла предела, за которым она не может установить детерминированность физических явлений, и утверждалось, что это может быть точкой, в которой в человеческом поведении появляется свобода. Ученые-бихевиористы, вероятно, были бы вполне удовлетворены степенью строгости, демонстрируемой физикой, несмотря на это очевидное ограничение, но в человеческом организме может быть что-то, что делает неопределенность относительно важной. Мы