Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей

Может, наши мозги так пытаются защититься от всего, что приходится видеть и слышать. По сути, мы такие же человечки, как и все вокруг, только с мировыми приветствиями в головах.

— Я тебе их вагон могу вывалить. Только мои собственные уже давно с людскими в гремучую смесь вступили. А разбираться где моё, где народа, да ещё из какого такого мира… Нет уж, увольте. Хотите слушайте, хотите баклуши бейте, мне всё едино. Я не сдаюсь, а самим собой остаюсь. Мне уже, как сивому мерину, которому смолоду цены не было, а под старость задаром отдали татарам. Сидеть на завалинке да радикулит на солнышке отогревать только и осталось.

— Ладно-ладно. Ты тут меланхо… Забыл слово мудрёное. Мне тоже рифмы в голову забираются.

— Меланхолия. Такое слово есть, а вот, что оно взаправду значит, мне не ведомо. А ты сегодня по делам или отпускник? Мир мой любезный, будь мне полезным. Дай рыбки для Зинки, и чтоб полную корзинку, — испёк дед рифмованную прибаутку и затрясся от бесшумного смеха.

— Кто доложил? Бабуля? — насупился я для вида, а сам подумал: «Вот откуда он узнал про рыбалку?»

— Не дрейфь, пехота, коли жрать охота. Сначала в атаку сбегаем, а потом обедаем. Кто живым останется – тому больше достанется! — застрочил присказками сивый мерин из татарского плена. — Тут, почитай, пол-улицы рыбкой угощали, да уж больно она костлявая. Аки молодица, что собой гордится. Мамок не слушает и ничего не кушает…

Дед давно забыл о гневе на малолеток и взялся за меня. Ой, беда!

— Всё. Я к одиннадцатому. В обеденную разведку. А ты помни уговор. Что мы подвал чиним, — наказал я и пошагал во двор без всякого на то разрешения.

— Ну, что ж, воробей, залетай, не робей, — услышал вдогонку благословение.

* * *

«То я им головастик, то воробей. А на рыбалке шкурку терял и мышек кушал. Тьфу!» — прервал я раздумья, когда осознал, что давно стою в подвале и почему-то не решаюсь вылезти в одиннадцатый мир.

«Здесь плеваться нельзя. Чревато жабьими голосами. В голове или наяву, ещё не решил. Только всё как-то несерьёзно, как-то сказочно было, потому до конца не понял, морок был или сон наяву?

С чего вдруг мама Кармалия беседовала со мной? Пуп земли я, что ли? Не пуп. Но она всё сама рассказала, даже имена детей. И я ими воспользовался сразу. А Скефий ещё ту рыбалку устроил».

— Проходить будешь или нет? Это я тебя, как жаба спра-ашива-аю, — раздался уже знакомый раскатистый голос.

Я мигом вжался в пол и намертво вцепился руками в лестницу.

— Я это… Прохожу уже. Всё-всё, вылезаю.

— Головастик, а поздороваться с мамой? А имя сыночка узнать, которого одиннадцатым дразните? — голос перестал быть объёмным и раскатистым, и превратился в спокойный и нежный, как во сне про змейку, но, всё одно, остался могучим, и сила в нём огромная слышалась, и твёрдость.

— Мама Кармалия, здравствуйте. Извините, что замешкался. Задумался о чём-то. Мне всё это…

— Сказочным кажется? — угадала мама.

— Вроде того. Всё понимаю, но принять и…

— На полочку пристроить не можешь? — снова мамина подсказка.

— Да. Но я постараюсь во всё поверить и…

— Сейчас возьму и к Талантии закину. Вот у неё точно во всё верить начнёшь. У неё, брат, не забалуешь. Недельку, другую, а там во всё на свете поверишь.

Ты что думаешь, я по-другому не пробовала с людьми разговаривать? Пробовала. Только разум ваш настолько детский, что вы лишь в сказки и в волшебство верите. Кто-то в Бога ещё, конечно. А реальные вещи вон из головы гоните. Или в безумие впадаете. Марш к Татисию, пока не передумала!

И я уже привычно пулей вылетел из подвала. Даже показалось, что снова потерял в весе, и так со страху выпрыгнул в Татисий, что чуть не зацепил потолок сарая.

«Кто у нас Татисий? Кто у нас Татисий? — колотилось в голове, пока затворял дверь сарая, чтобы глянуть на номер мира. — Одиннадцатый? Ну слава б… Маме Кармалии. А кто у нас Талантия?»

— Ты что такой бледный? Испугался чего? — прозвучал за спиной такой знакомый и такой родной голос одиннадцатого.

— Н-нет. С чего взял? — поспешил я соврать.

— Стоишь, трясёшься и ручку двери из рук не выпускаешь. Что случилось?

— Случилось – не получилось. Сейчас я в себя после дедовых стишков приду, и поговорим, — решил потянуть время и сначала успокоиться, а потом уже придумывать оправдания страхам.

— Пошли в сарай. Там потолкуем, — согласился Александр.

— Нет-нет! Только не в сарай, — вырвалось у меня.

— Ты что, потерял посредническую силу? — не пойми чего перепугался соседушка.

— Я там… Это… Жабы испугался. Чуть не наступил на неё. А ты про что гусей гоняешь? Силу? Какую такую силу, да ещё посредническую? Выворачивай карманы! Покажи тузы и дамы! — наконец, пришёл я в себя и сразу начал контратаку.

— О пропуске в миры толкую. Тебе что, не сказали, как всё работает? — ошарашил одиннадцатый очередной новостью, и моя контратака потухла, как свечка на сквозняке.

— Я пока второгодникам помогал, знаешь, сколько нервов испортил. Давай рапортуй и… И баста.

— Девчушка-старушка каждому из нас на руке метку поставила, чтобы проходить туда-сюда могли. И тебя пометила. А ты не знал?

— Продолжай. Я знал. Про сарай продолжай и про потерю…

— Силы? Если её не иметь, в подвале всякое почудиться может. Когда туда забредает посторонний, да ещё без посредника, ему и кажется невесть что. А мы, если кого в другие миры переправляем, глаза им завязываем. Вином поим, или ещё что. Точно не знаю, как это будет. Пока всё вроде сказки.

— Пропуск в ручке. Придумал же.

— Именно пропуск. От него, родимого, волосёнки по башке мечутся, когда к пещере подходим, чтобы знали, где она находится. А если что непонятно, так и спросить можно. Не переломишься. Ишь, какие мы гордые.

— Сдаюсь, но собой остаюсь, — выдал я подобие дедовского перла и примирительно поднял руки.

Одиннадцатый долго не успокаивался и обиженно сопел, а я не торопил его, ждал, когда заговорит первым.

— Ладно, я тут к бабе