Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

– Помилуй! – вопил он. – Богом клянусь, верой-правдой служить буду… Пушки лить… Помилуй!

Он полз на ступени, протягивая руки к ногам Чики, поднимая к нему облитое слезами, перекошенное лицо.

Чика с отвращением пнул его ногой, а сзади его подхватили и оттащили прочь.

– Веревку! – крикнул Чика. – Вон, на столбе, где колокол, тут и вздернем. Небось, выдержит.

Колокол висел на конце перекладины, прибитой к верхушке столба, что стоял у крыльца конторы.

Увидев моток веревок в руках Цыгана, Беспалов совсем обезумел.

Здоровый глаз его налился кровью, он рвался из рук и вопил, что хозяин за него большой выкуп даст, а коли его убьют, от завода камня на камне не оставят. Сулил показать зарытый клад. Призывал Bсex святых.

Но Чика его не слушал, рабочие кругом злобно хохотали, осыпая его руганью. Всем было обидно. Ведь этакий мерзавец вокруг пальца их обвел.

Когда его подтащили к столбу и уже накидывали на шею петлю, он еще успел крикнуть:

– Попомните меня! Ни одной пушки своему вору Емельке не сделаете.

Через минуту грузное тело управителя тяжело обвисло на высокой перекладине, а перед самой головой, точно нарочно, чтобы скрыть от людей страшное синее лицо, качался большой заводский колокол.

Глава пятая

– Немца покуда в дом отведите и караул приставьте, – приказал Чика, – а вас всех, работные люди, милую. Работайте лишь. Великий государь вас наградить велел. Тысячу рублев денег со мной прислал.

Со всех сторон раздались радостные крики. О Беспалове никто больше не вспоминал, точно он и не висел страшной тушей посреди площади.

Чика махнул рукой и, позвав с собой Антипова и Илью, пошел в управительский дом.

Рабочие весело расходились по домам.

К Акиму подошел Цыган и хлопнул его по плечу.

– Твоя была правда, Аким Федорыч, – сказал он. – Дурни мы, выходит, были. Ну, да ладно, наверстаем. Никуда не уйду, покуда Петру Федоровичу пушек не насверлю. Болванки лишь отливай правильнее.

– Не идет мне с ума, что тот злыдень напоследок крикнул, – сказал Аким.

Цыган захохотал.

– Еще чего! Стоит голову ломать! С того свету, чай, не придет пакостить. Похозяйничал – и будет. Пущай ему теперь вороны глаза выклюют.

Когда Аким уходил с опустевшей площади, зловещие птицы описывали круги над мертвым телом.

Навстречу Акиму, размахивая длинными руками, бежал, весело ухмыляясь Федька.

– Аким Федорыч! Може, горн-то еще раз почистить да Захарке велеть дров навозить. Завтра поране затоплять, верно, будем.

– Ладно, Федька, – сказал Аким, – заготовь там все. Пойду, медь да олово велю привезти.

Аким пошел к управительской усадьбе, вызвал Антипова и сказал, что без немца теперь не обойтись. Он один знает, сколько на пушки надо меди и сколько олова.

– Ну так чего ж, – сказал Антипов. – Идем! Где у вас медь хранится? А за немцем я пошлю.

Через две минуты к двери амбара, где они дожидались, пришел не один немец, а двое. За надутым, сердитым Мюллером шел перепуганный, заплаканный Михель. Он озирался кругом, боясь, должно быть, что с ними сейчас будет то же, что с Беспаловым. Аким объяснил Мюллеру, чего им от него надо. Мюллер в ответ что-то быстро заговорил по-немецки. Аким сказал, что немец согласен, но только чтоб ни Аким, ни Антипов не входили в амбар, он не хочет выдавать им своего секрета.

Антипов усмехнулся и махнул рукой. Аким отворил принесенным ключом замок, отодвинул засов и впустил в амбар обоих немцев.

Только что Антипов стал расспрашивать Акима, как это он так понимает по-немецки, как из двери, весь красный, с топорщившимися как у кота усами, выскочил Мюллер и крикнул:

–Da gibt’s kein Zinn! Nur Kupfer! Doch Zinn nicht. [Там нет олова! Только медь! А олова нет. (нем.)]

Аким сразу весь побелел и, оттолкнув немца, ворвался в сарай, широко распахнув двери.

– Что? Что такое? – спрашивал, догоняя его, Антипов.

– Олова нет! – крикнул Аким таким отчаянным голосом, что и у Антипова и у немца мороз подрал по коже.

Все четверо стояли теперь посреди каменного амбара.

В широко открытые двери щедро вливался яркий свет солнечного зимнего дня.

У левой стены поблескивали сложенные штабелем штыки красной меди, а у правой, там, где раньше лежало олово, было пусто. Не веря своим глазам, они подбежали к стене, – на каменном пыльном полу ясно выделялся темный квадрат, показывая, что еще совсем недавно тут что-то лежало.

– Вот… тут… тут! – выкрикивал Аким, указывая рукой на темный квадрат пола. – Тут оно, олово… Сгубил, всё сгубил, пес проклятый! Чуял я…

Немец кивнул головой.

– Да постой ты, Аким, – Антипов положил руку на плечо дрожавшего от ярости Акима. – Может, в другое место куда переложил? А нет, нового достанем олова. Неужто не найдем?

Аким затряс головой.

– Нигде не достать. Привозное оно… Хозяин присылал. Знал, дьявол тот, что без ножа зарежет.

– Ведь не на тот же свет уволок, – сказал Антипов. – Искать будем.

Немец дернул Акима за рукав и быстро заговорил по-немецки.

Аким слушал сначала нехотя, а потом понял, что дельное что-то немец говорит.

– Он говорит, – повернулся Аким к Антипову, – что можно те три болванки перелить, что потрескались. Он знает, сколько в них надо меди прибавить, чтоб вышли правильные.

– Ну что ж, и на том спасибо, – сказал Антипов. – Пускай тотчас меди отвесит, сколько надо, а ты вели те болванки в свой сарай принести. С утра и начинай. А мы покуда искать станем.

По заводу быстро разнесся слух о странной пропаже.

Рабочие знали, что без олова пушек не выльешь, и к Акиму то и дело подбегали с тревожными вопросами. Некоторые давали советы, где искать. Беспалова ругали на все корки. Для многих пропажа олова сулила долгие праздники, но этому никто не радовался. Акиму даже легче немного стало, когда он увидел, как все горюют.

С утра на другой день началась переливка испорченных болванок. Аким и немец, оба не отходили от горна. А все незанятые рабочие вместе с Антиповым без устали обшаривали сарай, мастерские, мельницы. Искали даже в хлевах и в конюшнях. Не забыли и церковь, но все попусту.

Так прошло три дня. Новые болванки остыли, и первую опять сдали Цыгану. Аким сидел в своем сарае, ни с кем не разговаривая, но немец подошел к нему и ободряюще хлопнул по плечу:

–Alles wird noch gut sein [Всё еще будет хорошо (нем.)], – сказал он.

Аким удивленно поднял голову. Первый еще раз немец заговорил с ним не по работе.

Из мастерской Цыгана весь день доносился равномерный свист