Дельцы.Том I. Книги I-III - Петр Дмитриевич Боборыкин

ей кружковъ, болтала и хохотала съ ними, ѣздила даже ужинать; все это не заходило за предѣлы шалости. Никто изъ московскихъ не вскружилъ ей головки, хотя всѣ безъ исключенія ухаживали за ней. Попавши въ Петербургъ, въ маскарадъ купеческаго клуба, она была охвачена совсѣмъ инымъ воздухомъ. Въ ней проснулись инстинкты молодой женщины, которая не можетъ уже жить дѣвочкой. Въ одной изъ гостиныхъ заговорила она съ Малявскпмъ, который самъ обратился къ ней съ какою-то рѣзкостью. Она обидѣлась. Онъ оборвалъ ее; но его нахальный тонъ заинтересовалъ ее и она проболтала съ нимъ до двухъ часовъ. Принявши его, сразу, за пошлаго петербуржца, она увидала черезъ десять минутъ, что онъ очень неглупъ, начитанъ, боекъ и зубастъ. Въ особенности заняло ее то, что онъ не пустился въ извиненія, какъ только увидалъ, что имѣетъ дѣло съ порядочной женщиной, а сталъ продолжать рѣзкій разговоръ съ оттѣнкомъ такого реализма, который дѣвушку долженъ былъ бы коробить. Этотъ реализмъ и коробилъ Зинаиду Алексѣевну, но вмѣстѣ съ тѣмъ представлялъ собою нѣчто новое, неизвѣданное. Малявскій долго говорилъ ей на ту тему, что петербургскія женщины вообще не умѣютъ жить, что онѣ только киснутъ и вдаются въ глупое и тоскливое лицемѣріе, что, являясь въ маскарады, цѣль которыхъ — любовныя интриги, онѣ ведутъ скучнѣйшіе разговоры о литературѣ или о чувствахъ, тогда какъ имъ бы слѣдовало наслаждаться, что не мѣшаетъ, какъ объяснялъ Малявскій, работать, коли имѣется на то умъ, талантъ и энергія.

Зинаида Алексѣевна слушала и внутренно соглашалась съ маскараднымъ незнакомцемъ. Онъ ее настолько заинтересовалъ, что она обѣщала ему пріѣхать въ слѣдующій маскарадъ. Малявскій подтянулъ себя, показался еще умнѣе, говорилъ также рѣзко, но вкрадчиво. Маска заинтриговала его. Губки, зубы и подбородокъ Зинаиды Алексѣевны сдѣлали свое. Къ концу втораго маскараднаго разговора, Малявскій принялъ болѣе добродушный тонъ, назвалъ себя и сказалъ маскѣ, что если она желаетъ продолжать мистификацію до безконечности, онъ уклонится…

На третій маскарадъ онъ не пріѣхалъ. Зинаида Алексѣевна искала его и даже всплакнула. На четвертый она сама его пригласила запиской, узнавши его адресъ въ адресномъ столѣ. Малявскій явился и велъ себя гораздо проще и пріятнѣе; былъ, видимо, польщенъ запиской, занималъ маску разнообразной болтовней, и вдругъ, часу во второмъ, безъ всякихъ прелименарій, предложилъ поѣхать ужинать.

Зинаида Алексѣевна, долго не думая, согласилась. Она не боялась за себя. Въ ресторанѣ она сняла маску и только-что ея красота начала дѣйствовать на инстинкты Малявскаго, она очень смѣло осадила его, сказавъ, что свобода, которой она пользуется, позволяетъ ей дѣлать что угодно, но если онъ станетъ ее третировать, какъ кокотку, онъ ея больше не увидитъ. Малявскій догадался, что предъ нимъ дѣвушка. Онъ взялъ пріятельскій тонъ и сталъ доказывать, что такъ или иначе имъ нельзя не сойдтись, хотя-бы въ формѣ американскаго «flirt’a». Зинаида Алексѣевна смѣялась и въ принципѣ отъ «flirt’a> не отказывалась. Чрезъ двѣ недѣли они уже такъ сблизились, что Малявскій говорилъ ей съ глазу на глазъ «ты» и старался прибрать къ рукамъ.

Зинаида Алексѣевна вовсе не увлекалась имъ, но онъ былъ гораздо, старше ея въ житейскомъ смыслѣ и въ немъ оца видѣла ту энергичность, которой не доставало всѣмъ знакомымъ ей мужчинамъ. Въ Малявскомъ она распознавала дѣльца, человѣка, способнаго проложить себѣ дорогу, играть роль, пользоваться жизнью, не теряя времени на безполезное недовольство и безцѣльные разговоры… Сердцемъ она ему еще не отдалась, когда характеръ ихъ отношеній сдѣлался уже самымъ близкимъ и американскій flirt уже начался. Малявскій сталъ добиваться большаго, но Зинаида Алексѣевна сдерживала его порывы.

Спектакль кончился. Изъ креселъ, съ бряцаньемъ палашей и звяканьемъ шпоръ, побѣжали молодые офицеры, точно спѣша на пожаръ. Въ сѣняхъ при хлопаньи дверей стоялъ гулъ отъ отрывочныхъ фразъ съ напускными интонаціями французскаго языка. Дамы, укутанныя въ шубки съ опушкой изъ тибетскаго барана, стояли въ нетерпѣливыхъ позахъ, поглядывая въ сторону подъѣзда. Лицеисты и правовѣды въ треуголкахъ шныряли между группами. Грузно спускался Саламатовъ позади своей Надины, въ легкой ваточной шинели съ бобрами. Лицо у него было сонное и хмурое. Видно было, что онъ страшно проскучалъ въ ложѣ и даже, по всей вѣроятности, вздремнулъ.

На лѣсенкѣ, ведущей изъ креселъ въ сѣни, его остановилъ сзади Малявскій въ коротенькомъ пальто съ куньимъ воротникомъ.

— На два слова, — шепнулъ онъ ему.

Саламатовъ обернулся и отвелъ его къ лампѣ.

— Что такое? — нѣсколько даже тревожно спросилъ онъ.

— Ипполитъ Иванычъ проситъ къ Огюсту.

— Съ женскимъ?

— Съ женскимъ. А вы развѣ одни явитесь?

— И холостой.

— Boris! — раздалось изъ дверей въ сѣни.

— Жена зоветъ. И явлюсь черезъ полчаса.

— Въ красную комнату.

— Bon!

Саламатовъ скатился шаромъ въ сѣни и заботливо сталъ закутывать жену; Малявскій взялъ другимъ ходомъ, чтобы не идти мимо ихъ. Въ темномъ углу сѣней, у послѣдней вѣшалки, его ждала женская фигура, въ салопѣ съ капюшономъ, закутанная плотно въ платокъ.

— Ѣдемъ, — сказалъ онъ ей громко.

Они вышли молча на улицу и молча-же прошли тротуаромъ до угла Итальянской.

— Извощикъ! — крикнулъ Малявскііі: — на Мойку, двугривенный.

— Погодите, — остановила его Зинаида Алексѣевна.

— Что еще?

— Право, мнѣ не хочется…

— Ну, ужь это просто капризы. Извольте садиться.

Онъ взялъ ее за руку, отстегнулъ полость саней и почти насильно посадилъ ее. Она повиновалась; но внутренно ей было почти пріятно, что съ ней такъ обращались. Если ей что нравилось въ Малявскомъ, такъ это именно его рѣзкость.

— Я васъ познакомлю, — заговорилъ Малявскііі, когда сани тронулись: — съ двумя занимательными петербуржцами. Вы до сихъ поръ прохлаждались все съ мелюзгой, со студентами, нимало не интересными; тутъ вы увидите настоящихъ людей дѣла.

— Но какъ они на меня посмотрятъ?

— Ахъ, Боже мои, да скажите на милость, зачѣмъ вы себя выдаете за самостоятельную особу? Вы хуже всякой уѣздной барышни.

— Я хочу жить, но не опошливать своихъ впечатлѣній.

— Все это фразы, выписанныя изъ книжекъ. Хотите жить, такъ и берите жизнь такъ, какъ она представляется вамъ. Противно сдѣлается, удалитесь въ дебри… Однако, какъ стало разбирать, разговаривать неудобно.

Онъ поднялъ воротникъ пальто и уткнулъ носъ въ cache-nez.

Зинаиду Алексѣевну это не разсердило. Ей хотѣлось взглянуть на людей, которыхъ Малявскій рекомендовалъ такъ сочувственно. Никакихъ сюпризовъ она не боялась: въ ней жила напускная смѣлость дѣвушки, уберегшей себя отъ послѣдняго, роковаго шага.

Сани ползли по-черепашыі, а ночь стояла лунная. Первый снѣгъ только-что окрѣпъ и слегка взвизгивалъ подъ полозьями. Зинаида Алексѣевна взглядывала на широкую скатерть Невскаго и на линію газовыхъ рожковъ. Ее подмывало куда-нибудь улетѣть, подальше отъ Петербурга, гдѣ жизнь не будетъ такъ разорвана на кусочки, гдѣ не нужно будетъ чего-то все искать и