Портальеро. Круг второй (СИ) - Артемьев Юрий

Идти пришлось не долго. Вот он — широкий проспект имени Мира. Непонятно только вот какого. В русском языке трудно понять, когда говорят слово «мир». Может имеют в виду весь шарик со всеми его морями, океанами, материками и людьми, населяющими Землю. Или это просто отсутствие войны. Вот у англов всё просто. Есть «world», а есть «peace». А по-русски и то, и другое будет просто «мир».

Первый же таксист согласился меня покатать по Москве за чирик в час. До кучи, я пообещал ему в придачу ещё и счётчик оплатить, если он не будет задавать мне лишних вопросов. Водила щёлкнул таксометром, и погасив зелёный огонёк, мы покатили вперёд. Дав червонец вперёд, чтобы таксист не подозревал меня в том, что я уйду не расплатившись, я назвал первый адрес. Специально выбрал совершенно нейтральное и совсем не нужное мне место. Мне надо было, чтобы таксист понял. Что если я куда-то ухожу, то обязательно вернусь, чтобы добавить ему ещё денег. А дела пассажира, если они даже и не слишком понятные, это таксиста не касается. Совсем уж криминалом я заниматься у него на глазах не собирался, а всё остальное… Счётчик тикает, клиент платит…

В одном из пустых дворов, где-то на Таганке, я вышел, и направился в давно известный мне подъезд. Подъезд был тихий и проходной. Я о нём узнал в своём прошлом будущем. Одного моего знакомого там кинули на бабки. Пока он ждал их у входа в подъезд, мошенники ушли через двор и скрылись, на поджидающей их машине. В более поздние времена такого почти не осталось. На подъездах появились металлические двери, а запасные выходы перекрыли. Да и почти во всех дворах появились шлагбаумы, чтобы абы кто не заезжал куда попало. Но сейчас времена были ещё не те, и как говорится: «Заходи кто хочет и делай что хочешь».

Ну а мне нужно было сейчас тихое место для того, чтобы приготовить одежду для Машки. Когда нас менты приняли, на ней был вполне себе модный по нынешним временам джинсовый костюм из варёнки. Но как она одета сейчас, я понятия не имею. Помнится, что в летний период в камерах довольно-таки жарковато. И те, кто там сидят, могут находиться, как бы так выразиться, совсем налегке. Не знаю, как в женских камерах, но у парней так и было. Так что если я застану её там в полном неглиже, то лучше будет сразу её переодеть. Ладно. Это уже детали. Отобрав набор одежды и обуви, я сложил всё в один пакет. Так будет удобнее, когда это всё нам будет нужно.

Таксист спокойно ждал меня на том же месте, не проявляя никакой нервозности. Ну ещё бы. Червонец я ему вперёд уже заплатил. А на счётчике даже и трёшника ещё не натикало.

Я решил, что подъезжать прямо к СИЗО не стоит. Тем более, что для моих манёвров это и не требовалось. Сперва хотел подъехать с набережной Яузы, да и постоять в большом доме, что как бы прикрывает тюремные постройки от глаз людских, но потом вспомнил, что там вроде бы давали квартиры сотрудникам. А лишние внимательные глаза мне не нужны. Так что, я остановился на более интересном варианте.

— Шеф! Давай на Электрозаводскую. А там я покажу.

Хорошо по Москве ночью кататься. Можно ехать и с ветерком. Камер на всех столбах ещё не скоро понавешают. А с редкими гаишниками пока ещё можно легко договориться за очень небольшие и смешные деньги. Но на всякий случай, я сказал таксисту, чтобы он особо не гнал.

Все попытки водителя поговорить со мной, я обломал. Не сболтнуть бы чего лишнего. Таксисты — народ внимательный. Отболтался тем, что очень устал, и большую часть пути делал вид, что дремал, следя за дорогой вполглаза. Зато я был не против, чтобы он включил музыку. Думал, что он врубит радио, но парень воткнул в магнитолу кассету, и зазвучали знакомые аккорды Виктора Цоя. Я был не против. Я сам любил песни группы «Кино». Не все, конечно, но многие. Слушая про группу крови и пачку сигарет, я чуть было не заснул на самом деле. Разбудил меня голос таксиста:

— А где на Электрозаводской?

Знать бы ещё где… Я объяснил, что был тут всего лишь пару раз, и дом моей девушки надо будет немного ещё и поискать. Таксист был не против.

Я нашёл более-менее уютный тихий дворик недалеко от Злектрозавода.

— Здесь подожди!

Отдал водителю ещё один червонец, я углубился во двор пятиэтажки. А таксисту пояснил, что здесь живёт знакомая девушка…

Была у меня мысль присесть на лавочку во дворе, а потом уже полететь в сторону сизо. Здесь напрямки и километра не будет. Этого расстояния мне вполне хватит.

Но двор не был таким уж спокойным. Окна в доме горели. Люди ходили… Вернувшись в машину, я решил. Что лучше будет действовать оттуда.

— Блин. Эти девчонки не могут собраться быстро. — пояснил я парню. — Сказала, что скоро придёт. А это «скоро» у них может быть и полчаса…

Водитель согласился со мной и попытался рассказать мне какую-то похожую историю из своей жизни. Но я прервал его разговорчивость, вручив ему ещё один червонец.

— Шеф! Я вздремну тут у тебя на заднем диванчике. Устал сегодня не по-детски. Музыку можешь не выключать. Она мне не помешает.

Устроившись поудобнее на заднем сиденье, я покинул своё тело и полетел в сторону Матросской Тишины.

Планировка мне была знакома. Бывал я и тут в своём прошлом будущем времени. Но я был на «Малом спецу», а мне сейчас нужны была «больничка». Примерно я представлял, где это находится, но только очень приблизительно. Поэтому мне пришлось полетать по коридорам, минуя всякие железные двери с решётками. Несмотря на позднюю ночь, тюрьма жила своей жизнью. Снаружи по стенам были протянуты всякие верёвки, которые двигаясь туда-сюда, доставляли из хаты в хату малявы и грузы. Но мне не было до этого никакого дела. У меня была только одна конкретная цель: «Найти Машу и забрать её отсюда».

Ночь 21 августа. 1990 год.

СССР. Москва. Матросская Тишина.

Больничный корпус. Камера № 4.

Интерлюдия.

Слова оперативника Ирина восприняла очень серьёзно. Сидеть ни за что много лет её совсем не хотелось. Она не понимала даже за что её вообще посадили. На неё напал с ножом пьяный мужчина. Она защищалась… Она даже отняла у него нож…

Да. Надо было не тыкать его этим ножом, а просто врезать ему посильнее, да и уйти куда подальше. Но в тот момент её взяла такая злость. Что она не могла уже остановиться. А менты на все её слова, только ухмылялись… Они мужики, и им, скорее всего, было больше жалко того парня, который пострадал из-за несговорчивости этой страшной дуры… В их глазах явственно читалось это. «Ну, дала бы ты ему. Тебе, что, жалко? От тебя же не убудет, дура!»

Это в камере ей уже объяснили девчонки. Дура и есть. Надо было свалить оттуда по-тихому и всех делов.

Сперва её приняли нормально. А что? Она девка крепкая, и сразу видно, что сильная. Мужика почти завалила. Против ножа с голыми руками вышла и не проиграла… Здесь таких уважают. Но потом…

А потом к ним в камеру посадили эту рыжую. Почему её сюда посадили, на больничку, а не отправили сразу в женское Сизо? А кто ж его знает. Может, из-за того, что она молчит всё время и ни с кем не разговаривает. Под дурочку косит, наверное… А может это была такая милицейская задумка.

Но в первый же день на эту мелкую наехала Клава. Клава была в авторитете. Матёрая уже уголовница. Кражи и грабежи. Не первая ходка. И чёрт дёрнул тогда Ирину вписаться за эту малявку. Видимо привитое с детства чувство справедливости и желание эту справедливость отстаивать. Сперва она просто сказала, чтобы здоровенная баба отстала от мелкой рыжей девчонки. А потом… А потом Клавку унесли без сознания с пробитой башкой. И больше после этого она в четвёртую камеру не вернулась. Зато Ирину вызвал к себе опер и стал требовать, чтобы она «разговорила» ту самую рыжую пигалицу. Все эти ментовские игры были противны Ире. Но и сидеть долго в тюрьме она тоже не имела никакого желания. Оперативник, или как тут его называли «кум», обещал ей, что и с сокамерницей дело уладит, и по её приговору поможет, чтобы она отделалась условным сроком. Почему-то Ирина не до конца ему верила. Хотя… Она ему совсем не верила. Потому что посте того, что с ней произошло, она вообще никому не верила.