Не стой у мага на пути. Том 4 - Эрли Моури

Вестеймский залив, и с высоты похож на бескрайнее зеленое море. Ольвия, не спавшая почти всю ночь, задремала под мерные взмахи крыльев Гирхзелла. Графиня прижалась ко мне, и я сел так, чтобы ей было удобнее перенести вторую часть нашего пути.

«Темные земли, отец…» — услышал я беззвучный голос дракона, до сих пор хранившего молчание. — «Земля здесь кажется мертвой, такой же как царство нубейской богини и таким, как становится тело любого существа, когда оно расстается с душой. Мне трудно понять, зачем люди стремятся сюда. Зачем люди поклоняются Калифе, если есть более высокие и достойные боги».

«Многие люди мечтают о вечной или хотя бы долгой жизни. Мечтают о возможностях, которые им не может дать слабое человеческое тело. В погоне за этим, они преклоняют колени перед владычицей нубейской Ночи», — пояснил я, глядя вниз, на холмы и мертвую выжженную землю, над которой мы летели — лес остался позади. — «В большинстве своем, люди не верят или даже не знают, что их жизнь и без того вечна — им предстоит лишь менять тела», — продолжил я. — «Они до ужаса боятся расстаться со старым телом. Боятся настолько, что страх мнимой смерти напрочь лишает их памяти и осознания происходящего в тот великий миг, который называется Смерть. Но если побороть этот страх, если встретить неизбежное так же легко, как мы встречаем смену дня или ночи, то люди поймут, что никакие чары Калифы им не нужны, а их тела — не более чем одежды, которые следует иногда менять».

«И ты это понял, отец?», — догадался Гирхзелл.

Я не ответил. Салгор слышал часть нашей беседы, и я позволил своему ученику сменить меня в общении с драконом, сам же вглядывался вперед, в сторону гор. Там впереди, в красновато-серой дымке угадывались очертания каких-то сооружений. Наверное, это и был тот самый древний нубейский храм.

Ольвия зашевелилась, открыла глаза, приподнялась.

— Уже близко, — шепнул я ей.

— Я чувствую, — ответила она, наклонившись влево и глядя проплывавшую под нами темную, расколотую глубокими трещинами землю; красноватые камни и редкие, черные стволы мертвых деревьев.

Впереди в нескольких лигах я к своему удивлению увидел одинокого всадника. Скорее всего паломника к нубейской святыни. Странно: он ехал один. Путешествие в одиночку через эти земли опасно: по краю леса и в начале пустоши обитает огромное число хищников. Говорят, здесь же в глубоких трещинах, рассекающих землю, живут демоны и темные существа, которых нет в других частях Арленсии. Но главное, здесь живет молва, жуткие легенды, которые пугают сильнее, чем стая голодных гиен.

Ольвия тоже обратила внимание на одинокого путника. И когда мы пролетели над ним, графиня вдруг, встрепенулась и воскликнула:

— Это Яркус! Райс, смотри же — это точно Яркус! Он жив!

Тут разволновался и я. Очень может быть, что госпожа Арэнт была права: слишком этот одинокий всадник был похож на названого брата Тетивы Ночи. Я попросил Гирхзелла снизиться, и приземлиться так, чтобы оказаться поближе к отважному путнику, державшего путь в одиночку по столь опасным местам.

Дракон пролетел пару лиг вперед, заложил широкий вираж и начал снижаться, огибая скальный выступ. Черные деревья, торчавшие вдоль тропы, мешали выбрать место для посадки. Гирхзелл зацепил лапой одно из них — оно сломалось с сухим треском. Мы опустились на краю глубокой расщелины, тянувшейся вдоль тропы. Всадник, никак не ожидавший встретить в этих места дракона, да еще и с пассажирами, явно растерялся. Он пытался успокоить лошадь, а напуганное животное металось, между расселиной и скальным выступом по другую сторону тропы, так норовило пуститься в обратный путь.

Едва дракон сложил крылья, я тут же отстегнул кожаные ремни, вскочил. Хотя после посадки Гирхзелла в воздухе висело облако едкой рыжей пыли, я смог разглядеть бородача и теперь был уверен, что перед нами Яркус.

— Райс! Меня подожди! Постой, Райс! — графиня Арэнт спешила справиться с ремнями, державшими ее в сидении.

Я помог, развязал тугой узел, который сам прежде затянул. Вместе мы спустились на землю по крылу, которое услужливо подставил Гирхзелл.

— Эй, что вам надо! — еще издали раздался очень знакомый, басовитый голос. — Надеюсь, вы не ищите здесь неприятностей? Не стоит, добрые люди — места здесь поганые!

Яркус ловко покинул седло, одной рукой держа лошадь под уздцы, второй он прикрывал глаза от слепящего солнца и пытался разглядеть нас, что было не так легко сделать в пыли, поднятой Гирхзеллом. Борода явно недоумевал, что за люди летают в этих поганых местах на драконе и отчего они преградили ему путь.

— Эй, дружище! Подозреваю, в этих недобрых местах нам нужно то же самое, что и тебе! — отозвался я, поспешив к нему. — А именно: спасти Тетиву Ночи! Вырвать ее из лап тех мерзавцев! Как же я рад видеть тебя, Борода, живым!

Я подбежал к нему, видя, как огромные черные глаза Яркуса становятся все больше от изумления и даже топыриться его борода. Мы обнялись, крепко, до хруста костей, по крайней мере моих — все-таки сила брата Ионы несравнима с силой тела Райсмара Ирринда.

Яркус восклицал что-то бессвязное, отрывисто и громко воздавал хвалу эльфийским богам. Потом отодвинул меня в сторону и припал на одно колено перед госпожой Арэнт. Приветствовал ее не как графиню, а как богиню.

— Яркус! Немедленно встань! — потребовала Ольвия. — Как же я рада, что ты жив! Ты не представляешь, что теперь на моем сердце! Я не смогла тебя отговорить ехать на верную смерть, но добрые боги хранили тебя и снова свели нас вместе! Теперь мы с Райсом не допустим, чтобы мой, так сказать, муж снова попытался отнять твою жизнь! И твою сестру мы обязательно спасем! Ты же видишь, с нами теперь не только мастер Ирринд, но и отважные воины барона Лорриса и даже дракон!

— Иону спасем! Убежден, еще не поздно! — подтвердил я. — Празднества Холодной Крови начнутся завтра. И жертвоприношения состоятся точно не раньше, чем завтра. Ионэль должна быть жива. Гирхзелл чувствует, что она жива. Ты узнаешь Гирхзелла? — я повернулся, делая широкий жест в сторону дракона.

— Узнаю! Узнаю, мастер Райсмар Ирринд! — шумно выдохнув произнес Борода. — Представить не мог, что этот день станет для меня столь радостным! Это после стольких дней горя и сердечных страданий!