Громкое дело - Лиза Марклунд

Дама вернулась назад с пожилой женщиной.

– Что у нас здесь за проблема? – спросила та.

– Нам гарантировали регистрацию на весь путь до Найроби, – ответила Анника, – но явно возникло какое-то недоразумение. Поэтому хорошо, если бы мы смогли разобраться с ним сразу же.

Пожилая женщина улыбнулась:

– К сожалению, ситуация такова, что…

Томас с опухшими губами и с перекошенным от страданий лицом обращался к ней с информационного табло, визгливый голос похитителя пробивался откуда-то со стороны ленты с багажом. Стон Халениуса взмыл вверх и растаял под потолком.

Она наклонилась над стойкой, и, когда заговорила, казалось, ее уста дышали огнем.

– Сейчас, – потребовала она. – Немедленно.

Пожилая женщина наклонилась над монитором и ввела несколько команд, потянулась к принтеру и положила перед Анникой два временных посадочных талона.

– Вот, – сказала она, – все в порядке.

Андерс Шюман с облегчением перевел дух, прочитав сообщение Шведского телеграфного бюро.

«Черт, мы оказались правы», – подумал он.

Переговоры об аресте Густава Холмеруда, естественно, проводились за закрытыми дверями, поэтому осталось неизвестным, почему конкретно его отправили за решетку, однако решение суда говорило само за себя. Его же подозревали в двух убийствах, и, судя по всему, для этого сейчас имелись серьезные основания.

«Вероятно, речь идет о Лене Андерссон и Налине Барзани», – подумал Шюман и потянулся к трубке внутреннего телефона.

– Патрик? Ты можешь зайти ко мне на минуту?

Шеф новостей легкой походкой пересек редакцию со своей вечной шариковой ручкой в кулаке.

– У них явно на него что-то есть, – сказал он, рывком открыв стеклянную дверь и приземлившись на стул для посетителей. – Сейчас мы на коне!

– И чего же мы не знаем? – спросил Шюман.

Расплывчатое описание внешности и данные оператора мобильной сети могли дать почву для подозрений, но уж точно не для ареста.

Патрик пожевал свою ручку.

– Расследованием руководит комиссар К., поэтому Берит и карты в руки.

Все знали, что Берит Хамрин и комиссара К. из Государственной криминальной полиции связывали хорошие и близкие отношения, но никто, кроме самого Шюмана и, возможно, Анники Бенгтзон, и понятия не имел, насколько действительно хорошими и близкими они были в недавнем прошлом. Роман Берит с этим полицейским продолжался несколько лет. И ей явно удалось сохранить деловые контакты со своим бывшим любовником, поскольку он продолжал давать ей данные, которыми делился мало с кем другим.

Сам Шюман оказался в курсе их истории по той простой причине, что спросил ее напрямую, хотел выяснить, откуда у нее такая эксклюзивная информация из полиции, и Берит ответила ему без толики смущения: она трахается с их комиссаром в одной из полицейских конспиративных квартир каждый вторник в пять пополудни. Правда, Шюман не знал наверняка, завязала ли она сейчас с этим.

– Скорее всего, у них есть что-то по-настоящему стоящее, – предположил он. – Какая-то серьезная улика, свидетели, орудие убийства или его признание. И меня интересует, о чем идет речь.

Патрик Нильссон посмотрел в сторону редакции.

– Здорово, – сказал он, – что мы хорошо подготовились.

Он скосился на главного редактора, Шюман вздрогнул, как от укола в спину.

– О чем ты? – спросил он.

Патрик несколько раз щелкнул ручкой.

– Собственно, все благодаря Аннике Бенгтзон, – объяснил он. – Она сказала это единственно с целью подразнить меня, можешь мне поверить. У меня ведь и мысли не возникло, что из вывороченного корня в Шерхольмене можно что-то выжать, а она подкинула их мне, всех мертвых женщин, и заявила, что мы, пожалуй, пропустили серийного убийцу, и я посадил Берит и Мичник на это…

Шюман наклонился вперед через письменный стол. То, что Патрика Нильссона порой мучили угрызения совести, стало неожиданностью для него, но выглядело хорошим признаком.

– Нет повода посыпать голову пеплом, – сказал главный редактор. – От нас не требуется быть глашатаями некой абсолютной истины. Общество подвержено постоянным изменениям, а наше дело – отслеживать их, мы наблюдаем и описываем. Положение вещей меняется изо дня в день, и, когда это случается, наша задача – информировать людей о сути происходящего.

Патрик легко поднялся.

– Выясни причину ареста, – сказал Шюман.

Как только шеф новостей закрыл за собой дверь, он достал конверт, адресованный председателю правления Херману Веннергрену, сделал два глубоких вдоха, а потом вызвал по внутренней связи помощника, ведающего общими вопросами.

– Мне надо доставить письмо правлению, в ваших рядах найдется парень, готовый заняться этим?

Он посмотрел в календарь и обвел кружком сегодняшнее число, 30 ноября.

Согласно личному контракту, Шюман должен был отработать шесть месяцев начиная с даты подачи заявления, а значит, мог закончить свою работу здесь в последний день мая следующего года.

Посыльный не заставил себя долго ждать, очень скоро в его кабинет с шумом влетел незнакомый ему парнишка и взвесил конверт на руке.

Примут ли они его отставку? Или будут уговаривать остаться, поднимут ему зарплату и пенсионную страховку, примутся превозносить его заслуги до небес и молить не уходить. Он протянул конверт посыльному:

– Не надо нестись сломя голову, но его должны получить сегодня.

– Я сразу этим займусь, – сказал парень.

Самолет действительно припарковался очень далеко от здания аэропорта, возможно, в паре десятков километров от терминала. И сначала им пришлось ждать первого автобуса, чтобы он доставил их к нему, а потом второго, поскольку первый оказался переполнен, а затем они еще четверть часа ехали на нем.

Когда они наконец добрались до терминала 2В, у Анники случился приступ туннельного зрения. Она не видела вокруг ни людей, ни каменные стены, ни кафе с круассанами, а только большое информационное табло, где напротив рейса до Найроби мигала надпись Final Call[28]. Халениус рванул вперед как сумасшедший, и она с трудом поспевала за ним. Они мчались по коридорам и эскалаторам мимо залов вылета, чье обозначение в виде комбинации букв и цифр на вид не подчинялось никакой логике, и достигли 2F, когда на информационном табло уже красовалась надпись Gate Closed[29] для ночного рейса «Кенийских авиалиний» до Найроби. Очередь на контроль безопасности была очень длинной, и они пролетели мимо нее, почти не касаясь ногами пола. Анника сказала что-то своим «огнедышащим» голосом, и ее попросили предъявить для проверки сумочку, из которой потом забрали зубную пасту. Они добрались до своих ворот как раз в тот момент, когда пожилая женщина из персонала запирала стеклянную дверь, и упросили ее впустить их на борт самолета, несмотря на опоздание.

– Здесь всегда так, – сказал Халениус и опустился в свое место 36L. – Всегда так в этом чертовом аэропорту.

Анника не ответила, она ударилась коленями о кресло перед ней, и они начали болеть уже через пять секунд. Халениус сидел очень близко к ней, их локти касались на узких подлокотниках, ей казалось, что она чувствует его запах. На экране на сиденье впереди нее стояло:

KARIBU!

Welcome on board!

А рядом с текстом находились лев и две львицы и логотип «Кенийских авиалиний» с их слоганом «The pride of Africa»[30].

Картинка поменялась. Сейчас весь экран заполнял текст

UMBALI WA MWISHO WA SAFARI 4039 MAILI.

Потом на нем появилась карта мира с самолетом размером с Западную Европу. И маршрут их рейса, обозначенный на ней штриховой линией, по дуге уходил вниз к квадрату на краю Африки. Полет должен был продолжаться восемь часов и десять минут.

Она посмотрела в окно. Мужчина в наушниках и толстой куртке поливал крылья лайнера специальной жидкостью. Ей стало интересно, приходилось ли ему бывать в Африке.

Все места в самолете были заняты. И из-за спертого воздуха в салоне уже сейчас было трудно дышать.

Анника зажмурилась и закрыла уши руками. Двигатели начали набирать обороты, и самолет пошел на взлет. Она чувствовала, как вибрации его металлической обшивки передаются ее телу.

Колени Халениуса сталкивались с ее коленями.

Двенадцать часов назад она лежала в своей постели на Ангегатан вместе с ним с ощущением, что все было слишком рано или слишком поздно.

День 9

Четверг 1 декабря

Время от времени она просыпалась с затекшей шеей и слюной в уголке рта. И каждый раз смотрела на сидевшего рядом с ней Халениуса, иногда он спал с полуоткрытым ртом, порой, не отрываясь, смотрел фильм на маленьком мониторе перед собой в крошечных наушниках, едва торчавших из ушных проходов.

В четыре двадцать утра (по кенийскому времени) ее тело отказалось расслабиться снова, и она воспользовалась системой развлечений авиалайнера. Выбрала себе фильм с молодой Джулией Робертс. Однако через каждые пятнадцать секунд картинка начинала дрожать, звук пропадал и помехи заполняли весь экран. И всегда, когда это случалось, она теряла нить, потом Джулия появлялась в новом обличье и говорила вещи, которые она не понимала. Через десять минут она сдалась и взамен стала смотреть картину со стареющим Адамом Сэндлером. История повторилась. Анника отказалась от своей затеи.