Мрачный Жнец - Ларисса Йон

Габриэл пришёл в образе Джима Боба. Кроме того, он не мог допустить, чтобы кто-то на Небесах узнал, что он контактировал с Азаготом. На Небесах строгие правила относительно того, кому разрешалось с ним связываться, и ещё более строгие правила относительно того, кто мог войти в Шеул-Гра.

— Предупредить о чём?

— О Совете. Они санкционировали твоё уничтожение.

Азагот похолодел внутри. Чёрт возьми. Похолодел.

— Они что?

— Азагот, послушай…

— Милорд! — Разр бежал к ним со стороны портала. — Два ангела просят разрешения войти. Они говорят, что Хокина вызвали по делу, поэтому они принесли молоко для Райки.

— Это ловушка, — предупредил Габриэл. — Я уверен, что они что-то сделали с Хокином. Если не ответишь или откажешься, они попытаются взломать защиту портала.

Оскалившись, Азагот развернулся к Разру.

— Не отвечай. Это даст больше времени, чем отказ. Найди Сайфера. Скажи, чтобы следил за заклинанием портала. — Разр убежал, а Азагот повернулся к Габриэлу. — Что ещё они собираются делать?

— Не знаю. Они выгнали меня с собрания после того, как отключили Ривера.

— Ч то они сделали с Ривером?

— Они коллективной силой сдержали его — боялись, что он предупредит тебя.

— Но не побоялись, что ты предупредишь меня?

— Они не знают, что я связывался с тобой. — Он закрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов, прежде чем продолжить. — Но им хватило обеспокоенности предупредить меня, если я с тобой свяжусь, отвечу за тяжкое преступление.

Ошеломлённый новостью Азагот отступил на шаг. Тяжкое преступление каралось по-разному: от заключения в мучительной изоляции до казни, но самым распространённым наказанием было изгнание с Небес. Габриэл рискнул всем, чтобы предупредить Азагота, что Небеса снова его подставят.

Зазвонил его телефон, и он выхватил его из кармана. Номер был незнакомым, но, как только он ответил, узнал голос на другом конце провода.

— Ты знаешь, чего я хочу, Азагот, — сказал Молох. — Отпусти Сатану сейчас же, или Лиллиана окажется в моей постели сегодня вечером, а к утру будет мертва.

— Ублюдок, — выдохнул он. — Если тронешь её…

— О, я не собираюсь её трогать. Для этого есть раскалённые кочерги и булавы.

— Ты умрёшь в муках, — поклялся Азагот. — Ты будешь молить меня о пощаде, а я буду смеяться.

Повисла долгая напряжённая тишина, а затем Молох тихо сказал:

— Тебе следует знать, что твои ангельские приятели послали убийцу, чтобы тот расправился с Лиллианой. Просто к твоему сведению. О, и Азагот? Я только что передумал. У тебя есть время до Часа Кроноса, чтобы освободить Тёмного Лорда. — Он посмотрел на часы. Час Кроноса — три часа ночи, когда бьют часы на горе Мегиддо в Израиле, когда барьер между всеми мирами становится самым слабым, а сверхъестественные силы достигают своего пика. До этого оставалось меньше двух часов. — Если не подчинишься, Лиллиана умрёт через пару часов, а раскалённые кочерги я приберегу для твоей дочери.

Затем он повесил трубку.

В его груди, словно летняя гроза, нарастал жаркий, бешеный гнев. Внутренний зверь вибрировал от потребности в освобождении, когда он набросился на Габриэла.

— Молох сказал, что ты послал убийцу, чтобы убить Лиллиану, — прорычал он. — Это правда?

— Возможно. — Габриэл сглотнул. — Камаэль сказал, что у них был шпион внутри организации Молоха. Низкого уровня, жалкий страж падших ангелов или что-то в этом роде. Он сказал, что не может вызволить Лиллиану, но может убить. — Конечно. Если бы Лиллиана была мертва, у Молоха не было того, что могло бы повлиять на Азагота, и Небесам не пришлось бы беспокоиться о том, что он освободит С атану.

Ублюдки, изменники, лжецы, самодовольные придурки. Ярость не давала мыслить.

— Ты помог мне, — сказал он низким, хриплым голосом своего зверя, — и теперь я помогу тебе. Уходи. Уходи, пока я не передумал.

Сильное землетрясение сотрясло округу. Ангелы пытались прорваться внутрь.

С Азагота довольно. С него, чёрт возьми, довольно. Зажатый между двумя огромными армиями, он видел только один выход. Мир должен сгореть, а он держал в руке спичку.

Глава 32

Дикая ярость волнами прокатывалась по телу Азагота, когда он стоял на краю бесконечной пропасти, не сводя глаз с вращающегося хрустального куба, зависшего над пустотой. Изнутри куба не доносилось никаких звуков, но он решил, что все крики, стоны и плач звучали в первые месяцы заточения.

Он согнул пальцы с когтями, глядя на тюрьму, в которой Сатана, Король Демонов, его сын Люцифер и один предатель-архангел будут находиться ещё девять веков. Злая душа падшего ангела, породившего Люцифера, тоже была там, и её разлагающиеся останки составляли компанию остальным трём.

Прямо сейчас Азагот мог бы освободить их всех. И начать предсказанный Конец Света намного раньше. Но он вернёт Лиллиану.

Если только Молох всё равно не убил бы её или, что хуже, не спас для Сатаны.

Тёмная волна энергии поглотила его, поднимаясь из пустоты.

«Отпусти меня, и я верну тебе Лиллиану».

Голос Сатаны был эхом, окутанным болью в голове Азагота. Великолепная боль, как оргазм, который длился слишком долго. А за этим последовало узнавание, осознание уникальной энергии Сатаны… и его разума. Какой бы тёмной ни была энергия демона на Небесах, она была каплей по сравнению с океаном злобы, которым стала сейчас.

— Откуда ты знаешь о Лиллиане? С кем общался?

И как, чёрт возьми, он мог с кем-то общаться?

«Я знал, что когда-нибудь окажусь в ловушке. Думаешь, у меня не было нескольких планов на случай непредвиденных обстоятельств? Азагот. Азраэль. Послушай меня, мой старый друг. Вместе мы сможем разорвать твой контракт. Ты освободишь меня… а я освобожу тебя».

Азагот задыхался от мучительной агонии, вызванной голосом Сатаны… и его словами. Свобода. Она была у него лишь однажды в жизни, когда он изолировал себя в человеческом мире. Он был одинок, слишком чувствителен, чтобы с кем-то общаться, но был свободен от всего, включая обязательства.

«Мы воссоздадим Шеул-Гра в тени разрушенного мира людей, и это будет рай для душ. Это больше не будет местом наказания, а станет новым Эдемом, где мои демоны будут питаться душами людей, покинутых ангелами. Ты будешь управлять им без надзора с Небес и сможешь свободно приходить и уходить. — Азагот застонал. — Отпусти меня! Я дам тебе свободу жить где угодно».

— Да! Подожди, нет.

Он покачал головой, пытаясь избавиться от голоса в голове, и капли крови брызнули из носа, разлетевшись по скале.

«Лиллиана страдает, пока ты колеблешься».

— Будь ты проклят! — закричал Азагот, ненавидя себя за то, что собирался сделать с миром. — Пообещай, что не причинишь ей вреда. Пообещай, что никто не причинит