Черные сны - Андрей Лабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор вздохнул, выдал короткую дробь пальцами по столешнице, встал. – Вы не думайте, Татьяна Михайловна, я не псих. Если меня навещает доктор, это ничего не значит.
Изотова продолжала возиться с чайником.
– Скажите когда Варя будет?
– К обеду сказала подойдет, у нее два ветерана на сегодня.
– Спасибо.
Егор почесал затылок. Он хотел еще спросить о чем-то, но глядя на спину Изотовой передумал. Вышел на крыльцо, промозглый ветер окатил холодом. Егор отвернулся, поднял воротник. В нерешительности он топтался на крыльце. Ему очень надо было видеть Варю. План, созревший в голове, не давал покоя. Достал из кармана телефон, повертел в руке. С минуту напряженно думал. Решив, что с девушкой поговорит позже, Егор направился в магазин. По дороге в голове возникла промежуточная комбинация, которую он собрался разыграть в квартире у Хазина. Захваченный новой идеей, он ускорил шаг.
Чтобы не терять времени, Егор затоварился в магазине сразу на обоих подопечных. Пакет Хазина отличался от стандартного Шаламовского, выпирающими плавными формами, напоминающими бутылку.
– А это вы, лекарь! Надеюсь с микстурочкой. Просим, просим. – Хазин откатился, пропуская Егора в квартиру. – Сколько лет, сколько зим? Долгай долгун. Тарантас карандас, разлюли. Проше пана. Ждали мы и подолгу, да без толку. Delirium tremens. Дрожательный бред, не обращайте, милейший, внимания. – Старик противно хихикнул. Его словно прорвало, – Edite, bibite, post mortem nulla voluptas! – Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения! Из старинной студенческой песни. Кхе-кхе, они пели так раньше. Распространенный мотив античных надписей на надгробиях, – Хазин быстро обернулся, словно проверяя, идет ли Егор следом, – и застольной утвари. – Он лихо развернул каталку на задних колесах и сграбастал со стола рюмку. – Ergo bibamus. Значится, и так, выпьем! Что же вы медлите, голубчик? – Плотоядная улыбка медленно стекала с его худой морщинистой физиономии. – Imperitia pro culpa habetur – Незнание вменяется в вину. Формула римского права, – Хазин хлопнул рюмкой по столу и засмеялся, осклабившись желтыми пеньками. – Что-то из меня сегодня хлещет. А ты бы видел себя, голубчик, сусалы, во, – он рукой оттянул вниз нижнюю челюсть и снова заскрежетал.
Егор, молча поставил пакет на стол, достал «забайкальскую» и предал старику.
– Смотри, Модест, на перегонки бежишь.
– Не ропщи, малый, – старик поудобнее перехватил бутылку и одним движением свернул ей «голову», – Leve fit, quod bene fertus onus. Груз становится легким, когда несешь его с покорностью. Овидий, “Любовные элегии”. – С протяжным бульканьем водка заструилась по узкому горлышку, перетекая в рюмку. – In vino veritas. Истина в вине. – Удерживая наполненную до краев рюмку, работая свободной рукой, развернул каталку. Задрал голову, одним глотком опорожнил посуду, выдохнул, сжался весь и замер. Только грязные волосы на затылке подрагивали.
– Утоли жажду сразу, – Егор налил, едва рюмка в дрожащей руке старика коснулась столешницы. Тот даже не успел откусить приготовленный для такого случая корнишон. Хазин, шумно втягивая носом воздух, подозрительно из-под щетки бровей посмотрел на Егора. Взял рюмку, отвернулся и все повторилось.
С кислой физиономией он развернулся и сразу закусил огурчиком. Аппетитный хруст заполнил тишину. Егор со скучающим видом осматривал грязную кухню. Когда старик вновь потянулся за бутылкой, спросил.
– Дочь фамилию мужа взяла?
– Под Мебиуса косишь? Я тебе, голубчик, уже указал, где истина. Не заставляй повторяться.
Егор секунду раздумывал, затем взялся за бутылку и уронил горлышко в рюмку.
– Вот, так вот, вот так, – приговаривал Хазин, не отрываясь взглядом от струи, жадно сглатывая, – Infelicissimum genus infortunii est fuisse felicem. Величайшее несчастье – быть счастливым в прошлом. – Хазин взял прозрачную стопку, – Nunc est bibendum – Теперь надо пить. Гораций.
– Она ведь замуж так и не вышла?
– За наше жито, нам же и набито.
– Мадест, хватит паясничать.
– У Фили были, у Фили пили, Филю же и побили.
– Ты от жалости к себе скоро в кисель превратишься.
– Я к ней оком, а она ко мне боком.
– Да ладно тебе, что трудно сказать?
Модест поднял голову и снова с подозрением посмотрел на Егора. Затем перевел взгляд на бутылку, снова на Егора, – выпьешь со мной, скажу.
– Да брось, вдруг понравится. А здесь и одному только лизнуть.
– Рюмка в шкапе.
Хазин твердой рукой взялся за бутылку.
– Ну, тогда лей полную, – сказал Егор, ставя рюмку на стол.
– Принципал не вздрючит?
– Не вздрючит. Лей.
Хазин с тихим стуком поставил бутылку. – И как теперь быть? Не отворачиваться?
– А то. Глаза в глаза.
– Боюсь не взглянется.
– Ты не бойся и болтай меньше, – Егор осторожно взял со стола стопку с «горкой». Прозрачная жидкость опасно дрожала, накатывая на края. Хазин тоже осторожно поднес рюмку к губам. Они посмотрели друг на друга. – Будем, – сказал Егор и быстро опрокинул тару. Хазин замешкался и начал пить, когда Егор одним большим глотком проглотил горькую и уже вытирал губы тылом ладони. Модест закинул голову, рот его исказился. Верхняя губа задрожала, оскаливая гнилые зубы, показались воспаленные вздутые, словно под ними нарыв десна. Они были серого цвета, усеченные, наползали на зубы. Виднелись кровоточащие язвочки. Челюсти разомкнулись, и водка пропала в дыре. Старик выдохнул, по телу пробежала дрожь, затем он весь сдулся, голова упала на грудь. Он замер.
– Гингивит, – проговорил он, не поднимая головы, – острый некротизирующий язвенный гингивит. – Хазин выпрямился в кресле-каталке, улыбнулся и поставил рюмку на стол, – начальная форма, ничего страшного. Просто, малость запущено. Я лечусь, полощу «фурацилином», что мне тебе рассказывать. Ты ведь сам мне приносишь лекарства. Как огурчик? – Он взял с края блюдца остаток корнишона и закинул в рот.
– Гут, – Егор хрустел угощением.
– Заразиться не боишься?
– Нет. Думаю, ты про свои болячки все досконально знаешь и будь она опасна, не предложил бы с тобой квасить.
– Верно. «Пародонтозом» обычно называют группу заболеваний пародонта. Гингивиты, в той же обойме. Считается, что причиной болячки является недостаточность кровоснабжения тканей десны, которое в запущенных случаях приводит к ее атрофии и, как следствие, к потере зубов. У меня уже парочка шатается. Не желаешь глянуть?
– Ты мне не зубы не того, отвечай давай.
– Фамилию тебе надо? Хазина Светлана Модестовна. Доволен? Может еще контроверза есть? Валяй, я сегодня предобрый, токма за это рюмочку сбрызни.
Егор смотрел на сметливого старика с хитрым прищуром и минуту думал. – Да, пожалуй, еще. Одну.
– Годится. Я обычно не мешаю мух с котлетами, но сегодня особый случай. Хорошо идет… Давай табачком пыхнем. Пусть меня расплющит.
– Пыхнем, – Егор достал пачку сигарет, выбил одну, угостил Модеста. Следующую – себе. Кухня наполнилась белесым дымом. Захмелевший хозяин разглагольствовал на тему жизни и смерти, коверкал язык, сыпал латынью, цитатами из писаний. Из сказанного Егор мало чего понял, вынес одно – жизнь это только до тридцати трех лет, остальное – наказание, и чем быстрее оно закончится, тем скорее кончатся муки.
Они докурили. Хазин вопросительно посмотрел на Егора. Тот понял намек