Бунин. Жизнеописание - Александр Ба­бо­ре­ко

Мария Павловна Чехова звала в Крым, но по нездоровью от поездки пришлось отказаться. 11 сентября он вернулся в Москву.

Зиму 1911/12 года Бунин предполагал провести в Италии, на Капри. По совету врачей ему было необходимо «жить зимой в теплых странах», — как писал он Н. С. Клестову 6/19 декабря 1911 года, это давало ему «возможность работать и кое-как быть здоровым» [525].

Вместе с Верой Николаевной и Н. А. Пушешниковым он выехал из Москвы вечером 19 октября 1911 года. Иван Алексеевич говорил Пушешникову, «что никогда не чувствует себя так хорошо, как в те минуты, когда ему предстоит большая дорога» [526].

На следующий день прибыли в Петербург, остановились в гостинице «Северная». Бунин побывал в издательствах «Шиповник» и «Жизнь и знание», в редакции «Русского богатства».

Он говорил, что «ни в одном журнале нет такой серой и скучной беллетристики, как в „Русском богатстве“ [527]. И этот серый тон — результат того, что журналу придана „слишком определенная политическая народническая физиономия“» [528].

Двадцать первого октября уехали из Петербурга в Берлин. Здесь задержались только до следующего дня и отправились дальше, проезжали Виттенберг, Галле, Тюрингию. Осматривали Нюрнберг, где остановились тоже на один день. Бунина восхитила старинная архитектура этого города, особенно знаменитая Lorenzokirche, обошли ее кругом, разглядывали «портал ее, со слоистой аркой двери… с узорно кружевным фронтоном» [529], башню.

Он говорил, сидя в трактире XV века, где подавалось пиво в кружках и кубках, из которых когда-то пили знаменитые уроженцы Нюрнберга — Дюрер, Г. Сакс, В. Фогельвейде, — что ему хотелось бы провести здесь зиму, он мог бы хорошо писать. «Я так люблю эти готические соборы, с их порталами, цветными стеклами и органом! Мы бы ходили слушать мессы в Себальдускирхе, Баха, Палестрину… Какое это было бы наслаждение! Я потому и хотел перевести „Золотую легенду“ Лонгфелло, что там действие происходит в средние века…Когда я слышу только „Stabat Mater Dolorosa“, „Dies irae“[530] или арию Страделлы, то прихожу в содрогание. Я становлюсь фанатиком, изувером. Мне кажется, что я своими собственными руками мог бы жечь еретиков. Эх, пропала жизнь! А каких можно было бы корней наворочать!.. И сколько в мире чудесных вещей, о которых мы не имеем ни малейшего понятия, сколько изумительных созданий литературы и музыки, о которых мы никогда не слыхали и не услышим и не узнаем, будучи заняты чтением пошлейших рассказов и стишков! Мне хочется волосы рвать от отчаяния!» [531]

Им овладевал ужас: «Ничего не охватишь, ничего не узнаешь, а хочется жить бесконечно — так много интересного, поэтического!» [532]

Двадцать пятого октября 1911 года Бунин и Вера Николаевна прибыли в Швейцарию, в Люцерн, остановились в отеле дю Ляк. Осмотрели большой белый дом — отель, описанный Толстым в рассказе «Люцерн».

Бунин сообщал Юлию Алексеевичу из Люцерна 26 октября: «В Берлине пробыли день, в Нюрнберге вечер и ночь — очарованы! Сюда придрали вчера!» [533]

На следующий день ночью приехали в Гешенен; оттуда — в Италию. В Генуе ездили осматривать пароходы в порту, что очень любил Бунин.

Тридцатого октября (12 ноября) Бунин писал Юлию Алексеевичу:

«В Люцерне пробыли сутки. Затем ночевали в Гешенене, затем — прямо до Генуи: на озерах туман, ливень. В Генуе ночевали и во Флоренцию. Здесь почти двое суток. Сейчас едем на Капри» [534].

Первого ноября прибыли на Капри. Об этом Бунин писал Юлию Алексеевичу 2 ноября:

«Вчера приехали на Капри. Нынче дивная погода. Устроились в отеле» [535].

В отеле «Квисисана» — лучшем на Капри — заняли три комнаты, на третьем этаже, «выходящие окнами в сад и на море, с пестрыми, песочного цвета, коврами на каменных кафельных полах, хорошей мебелью и висячим маленьким балконом». Направо от отеля «Квисисана» шла дорога Via Tragara — к морю, к «трем скалам, возвышающимся в некотором отдалении от берега, в море» [536].

Шестого ноября Бунин писал брату с Капри: «Милый Юлий… На Капри мы уже шестой день, устроились сравнительно дешево и очень, очень уютно, приятно… С „Шиповника“, отсрочившего мне присылку „Суходола“ до 15 января, нечего и требовать до этого дня… А что до Красноперого (прозвище А. М. Горького. — А. Б.), то необходимость ходить к нему выбивает из интимной тихой жизни, при которой я только и могу работать, мучиться тем, что совершенно не о чем говорить, а говорить надо, имитировать дружбу, которой нету, — все это так тревожит меня, как я и не ожидал. Да и скверно мы встретились: чувствовало мое сердце, что энтузиазму этой „дружбы“ приходит конец, — так оно и оказалось, никогда еще не встречались мы с ним на Капри так сухо и фальшиво, как теперь!» [537]

Девятнадцатого ноября (2 декабря) Бунин писал Е. И. Буковецкому: «Живем мы отлично, отель в очень уютном теплом месте, комфорт хоть бы и не Италии впору. У нас подряд три комнаты, все сообщаются — целая квартира, и все окна на юг, и чуть не весь день двери на балконы открыты, слепит солнце, пахнет из сада цветами, гигантским треугольником синеет море… Изредка бываем у Горького — он все за работой, да и мы очень много сидим: Вера и племянник переводят, я правил прежние рассказы — то есть сокращал, выкидывал молодые пошлости и глупости — для нового, дополненного издания первого тома» [538].

На Капри Бунин много писал, по его выражению, жил в «адской работе» [539], «строчил все время, как черт — правил я свои рассказы для издания, Хлюп (прозвище Н. А. Пушешникова. — А. Б.) переводит, Вера тоже. Бываем изредка у Горького. Стало, — не сглазить, — легче» [540].

Горький писал Е. П. Пешковой 14/27 декабря: «Живет здесь Бунин и превосходно пишет прозу» [541].

Вера Николаевна сообщала Ю. А. Бунину 12/25 декабря 1911 года: «Работаем, насколько хватает времени. — Стали брать у учителя уроки итальянского языка. Я делаю успехи…

Теперь Ян усиленно редактирует Диккенса» [542].

В заметках для автобиографии Бунин указал даты написанных на Капри рассказов: 28–30 ноября — «Сверчок», в конце ноября — «Хорошая жизнь», в середине декабря — «Смерть», в конце декабря закончил «Веселый двор», начатый в Глотове. Все это он читал у Горького. «Хорошая жизнь», по словам Веры Николаевны, у «Горького имела большой успех» [543].