Аврора Флойд - Мэри Брэддон

Может быть, он надеялся встретить свою племянницу в парке. Слуга сказал ему, что ее не было в доме. Она не могла отойти далеко, потому что у ней обедали гости; она не могла оставить их. Вероятно, она гуляла по парку с кем-нибудь из гостей.

Тени деревьев сделались темнее на траве, когда капитан Проддер приблизился к лесу; но время было летнее, когда между двадцатью четырьмя часами трудно было найти один положительно темный час; и хотя деревенские часы пробили половину десятого, когда моряк вошел в лес, он мог различить очерки двух фигур, подходивших к нему с другого конца длинной аркады, которая вела к рогатке.

Это были мужчина и женщина. Женщина в светлом платье, блиставшем в темноте, мужчина шел, опираясь на палку, и, очевидно, хромал.

«Не это ли моя племянница и один из ее гостей? — думал капитан, — может быть. Я отойду в сторону и дам им пройти».

Сэмюэль Проддер отошел под тень деревьев слева по той аллее, по которой приближались две фигуры, и терпеливо ждал, пока они подошли близко к нему, чтобы рассмотреть лицо женщины. Эта женщина была мистрисс Меллиш. Она шла по левую сторону мужчины и, следовательно, была ближе к капитану. Она не смотрела на своего спутника как бы от презрения к нему, хотя она говорила с ним в эту минуту. Ее лицо, гордое, бледное и презрительное, виднелось моряку при мерцающем сиянии новой луны. Низкая пунцовая линия за черными стволами отдаленной группы деревьев обозначала последний след солнца яркой полосой, походившей на кровь.

Капитан Проддер смотрел с любовью и изумлением на прелестное лицо, обращенное к нему. Он видел черные глаза с их мрачной глубиною, мрачной от гнева и презрения, и блеск бриллиантов, сиявших сквозь черное кружево на ее надменной голове. Он видел ее, и сердце его обдал холод при виде ее бледной красоты при таинственном лунном сиянии.

«Может быть, это привидение моей сестры, — думал он, подходящее ко мне в этом тихом месте, трудно поверить, чтобы это была плоть и кровь».

Может быть, он подошел бы и заговорил со своей племянницей, если бы его не удержали слова Авроры, когда она проходила мимо него — слова, мучительно сжавшие его сердце, потому что они выражали гнев, горечь, несогласие и несчастье.

— Да, я ненавижу вас, — говорила она звучным голосом, резко раздававшимся в лесу, — ненавижу вас! ненавижу! ненавижу!

Она повторяла жестокую фразу, как будто находила удовольствие произносить ее.

— Каких других слов ожидаете вы от меня? — сказала она с тихим насмешливым хохотом, в котором слышалось глубокое горе. — Разве вы заставили меня любить вас, или уважать, или только терпеть?

Голос ее возвышался с каждым быстрым вопросом, и кончился истерическими рыданиями, но не слезами.

— Я ненавижу вас! Я считаю вас первою причиною каждой горести, испытанной мною, каждой слезы, пролитой мною, каждого унижения, выдержанного мною, каждой бессонной ночи, каждого утомительного дня, каждого отчаянного часа, которые проводила я. Мало этого — я считаю вас первою причиною несчастья моего отца. Да, повторяю опять: я ненавижу вас, ваше присутствие отравляет мой дом, ваша ненавистная тень преследует меня во сне — нет, не во сне, потому что как могу я спать, зная, что вы близко.

Коньерс, очевидно, уставший ходить, прислонился к стволу дерева послушать конца этой вспышки, дерзко смотря на говорившую. Но гнев Авроры дошел до той степени, в которой всякое сознание внешних предметов исчезает в совершенном эгоизме гнева и ненависти. Аврора не видела надменно равнодушного выражения в его лице; ее глаза смотрели прямо в темную глубину, из которой капитан Проддер смотрел на единственную дочь своей сестры. Ее тревожные руки крутили бахрому косынки.

Видали ли вы когда-нибудь женщину, рассерженную таким образом? Такой гнев — безумие — короткое, слава Богу — изливающееся резкими и жестокими словами, раздиранием кружев или лент. К счастью для мужчин, что мы умеем произносить очень жестокие угрозы, не имея намерения сдержать их.

— Если вы намерены еще долго разглагольствовать таким образом, — спокойно сказал мистер Коньерс, — может быть, вы позволите мне закурить сигару?

Аврора не обратила внимания на его спокойную дерзость, но капитан Проддер невольно сжал кулак и сделал один шаг из своего убежища, и листья зашумели под его ногами.

— Это что такое! — воскликнул Коньерс.

— Может быть, моя собака, — отвечала Аврора, — она со мной здесь где-то.

— Черт ее побери! — пробормотал Коньерс, держа во рту незажженную сигару.

Он потер спичкой о ствол дерева, и фосфорный свет осветил его красивое лицо.

«Негодяй!» — подумал капитан Проддер, — бездушный красавец! Что такое между моей племянницей и им? Это не муж ее, конечно, потому что он не похож на джентльмена. Но если он не муж ей, кто же он?»

Моряк почесал голову в недоумении. Он почти отупел от гневных слов Авроры, и он имел только одно смутное чувство, что какие-то неприятности окружают его племянницу.

— Если бы я знал, что он чем-нибудь обидел ее, — пробормотал он, — я так его отпотчивал бы, что друзья его не узнали бы его красивого лица.

Коньерс бросил спичку и закурил свою сигару. Он не трудился вынимать ее изо рта, когда обращался к Авроре, но говорил сквозь зубы и курил с промежутками.

— Может быть, когда вы… успокоитесь… немножко… — сказал он, — вы будете так добры и приступите к делу. Что я должен делать?

— Вы сами это знаете, — отвечала Аврора.

— Вы хотите, чтобы я уехал отсюда?

— Да, навсегда.

— И взять то, что вы мне даете и оставаться довольным?

— Да.

— А если я откажу?

Она круто повернулась к нему, когда он сделал этот вопрос, и молча поглядела на него несколько минут.

— А если я откажу? — повторил он, все куря.

— Берегитесь! — вскричала она сквозь сжатые зубы, — вот и все. Берегитесь!

— Что, вы, вероятно, убьете меня?

— Нет, — отвечала Аврора, — я расскажу все и получу ту свободу, которую мне следовало искать два года тому назад.

— Да, конечно! — сказал Коньерс, — как это будет приятно для мистера Меллиша и для нашего бедного папа и как обрадуются этому газеты! Мне очень хотелось бы испытать вас и посмотреть, решитесь ли вы на это, миледи.

Аврора топнула ногою и разорвала кружева, отбросив лоскутки, но не отвечала ничего.

— Вам хотелось бы пронзить меня кинжалом, или застрелить меня, или задушить вот здесь, где я стою? — спросил с насмешкой берейтор.

— Да, хотелось бы! — вскричала Аврора.

Она отбросила голову назад с презрительным движением, говоря эти слова.

— Зачем мне терять время на разговоры с вами? — сказала она. — Самые жестокие мои слова не могут ранить такую натуру как ваша. Мое презрение так же мало огорчает вас, как огорчило бы вон тех противных тварей, которые ползают на краю пруда.

Берейтор вынул сигару изо рта и стряхнул пепел мизинцем.

— Нет, — сказал он с презрительным смехом, — у меня не такая тонкая кожа. Я привык к подобным вещам. Но не лучше ли, как я заметил вам сейчас, оставить этот разговор и перейти к делу. Таким образом оно у нас подвинется не скоро.

При этом капитан Проддер, очень желавший задушить собеседника своей племянницы, подошел очень близко к говорившему и наткнулся шляпой о нижние ветви дерева, под которым он находился.

На этот раз нельзя было ошибиться, насчет шелеста листьев. Коньерс вздрогнул и подвинулся к тому месту, где стоял капитан Проддер.

— Кто-то нас подслушивает — сказал он, — теперь я в этом уверен — может быть, это Гэргрэвиз, Верно, он, он такой подлец.

Коньерс прислонился к тому самому дереву, за которым стоял моряк, и своею палкою ударил по кустарникам, но ему не удалось попасть на ноги подслушивающего.

— Если этот дурак шпионит за мною, свирепо вскричал Коньерс, — уж лучше не попадайся он мне, а то я заставлю его помнить это.

— Ведь я вам сказала, что моя собака бегает здесь, — презрительно отвечала Аврора.

Тихий шелест травы с другой стороны аллеи послышался, когда мистрисс Меллиш говорила эти слова.

— Вот ваша собака, — сказал Коньерс, — а это человек. Пойдемте дальше и кончим же наше дело. Уже одиннадцатый час.

Коньерс был прав: на церковных часах пробило десять часов за пять минут перед тем, но Аврора не слыхала, прислушиваясь к сердитым голосам, бушевавшим в ее груди. Она вздрогнула и оглянулась на темноту леса, на луну, не проливавшую света, на таинственные тропинки и на пруд в лесу.

Коньерс отошел подальше, Аврора пошла рядом с ним, но настолько поодаль, насколько позволяла травянистая тропинка. Они скрылись с глаз прежде чем капитан успел выйти из остолбенения и сообразиться с мыслями.

— Мне следовало приколотить его, — пробормотал он наконец. — Муж он ей или нет. Я и сделал бы это, — прибавил капитан решительно, — если бы племянница моя сама не была такая энергичная. Побегу к своему извозчику и скажу ему, чтобы он подождал подольше. А мне не хочется отходить еще от моей племянницы и этого молодца с хромой ногой.