Аврора Флойд - Мэри Брэддон

Он указал на небольшие часы в углу комнаты.

— О! Он вышел в половине восьмого? — сказал констебль, — и вы не видали его с тех пор?

— Нет. Он сказал мне, что он воротится поздно и чтобы я не дожидался его. Он разругал меня вчера, зачем я его дожидался. Но разве что-нибудь случилось? — опять спросил Стив.

Мистер Дорк не удостоил отвечать на этот вопрос; он прямо пошел к двери, отворил ее и сделал знак тем, кто стоял на лунном сиянии и терпеливо ждал его зова.

— Можете внести его, — сказал он.

Они внесли свою страшную ношу в приятную сельскую комнатку — в ту комнатку, в которой мистер Джэмс Коньерс сидел, курил и пил несколько часов тому назад.

Мистер Мортон, доктор из Меслингэма, деревни, ближайшей к парку, приехал, когда тело вносили, и приказал разложить тюфяки на два стола, поставленные вместе, в нижней комнате, и на них положить труп берейтора.

Джон Меллиш, Сэмюэль Проддер и мистер Лофтгауз не вошли в коттедж. Полковник Мэддисон, слуги, констебль, доктор — все собрались около тела.

— Он умер уже час с четвертью, — сказал доктор, осмотрев тело. — Он был застрелен в спину; пуля не прошла в сердце, потому что в таком случае не было бы пролития крови. Он дышал после выстрела, но смерть была почти скоропостижна.

Прежде чем доктор сказал это, он помогал констеблю снять сюртук и жилет с покойника. Грудь была вся покрыта кровью, вытекшей из губ покойника.

Мистер Дорк обязан был осмотреть одежду, в надежде найти какую-нибудь улику, которая могла бы послужить ключом к открытию таинственной смерти берейтора. Он вывернул карманы сюртука и жилета; в одном лежала пригоршня полупенсов, пара шиллингов, монета в четыре пенни и заржавленный ключ; в другом — сверток табаку, завернутый в старой газете, сломанная трубка. В одном из карманов жилета Дорк нашел серебряные часы покойника с лентой, запачканной кровью, и с дешевой позолоченной печатью. Между всеми этими вещами не было ничего такого, что могло бы набросить хоть какой-нибудь свет на эту тайну.

Полковник Мэддисон пожал плечами, когда констебль выкладывал эти вещи из карманов берейтора на столик, стоявший на конце комнаты.

— Здесь ничего нет такого, что могло бы разъяснить это дело, — сказал он. — Но для меня оно довольно ясно. Этот человек был здесь вновь, а браконьеры и бродяги привыкли поступать, как хотят, в Меллишском Парке и им не понравилось вмешательство этого бедняжки. Ему захотелось разыграть роль тирана и его возненавидели — вот все, что я могу сказать.

Полковник Мэддисон, вспомнив об индийцах, был такого мнения, что, если человека возненавидел кто-нибудь, то этот кто-нибудь и убивал его. Такова была простая теория воина. Высказав свое мнение о смерти берейтора, он вышел из коттеджа и хотел отправиться домой с Джоном Меллишем и выпить еще бутылку того знаменитого портвейна, который отец хозяина поставил в погреб двадцать лет тому назад.

Констебль стоял около свечи, все еще держа в руках жилет. Он выворачивал запачканный кровью жилет наизнанку, потому что почувствовал что-то толстое, походившее на сложенную бумагу, только не мог разобрать где. Вдруг у него вырвалось восклицание удивления, потому что он разрешил затруднение. Бумага была зашита между подкладкой и материей. Он увидал это, рассмотрев шов, который был зашит грубыми стежками и разными нитками. Он распорол и вынул бумагу, которая так была запачкана кровью, что мистер Дорк никак не мог ее разобрать.

«Я покажу ее коронеру, — подумал он. — Наверно, он разберет тут что-нибудь».

Констебль положил документ в кожаный бумажник таких размеров, что один вид его мог бы поразить ужасом сельских нарушителей порядка.

Деревенский доктор исполнил свою обязанность и приготовился выйти из этой тесной комнатки, где еще оставались слуги, как будто не находили сил оторваться от страшной фигуры покойника, которую мистер Мортон закрыл одеялом, снятым с кровати из верхних комнат.

Стив смотрел довольно спокойно на эту печальную сцену, рассматривая лица небольшого собрания, украдкою бросая взгляд то на одного, то на другого из-под своих косматых бровей. Его свирепое лицо, всегда болезненно бледное, казалось в этот вечер еще бледнее обыкновенного. Никто на него не глядел, никто не обращал на него внимания. После первых вопросов до той минуты, когда берейтора оставили одного в коттедже, никто с ним не говорил. Умерший был единственным повелителем этой печальной сцены; на него смотрели с ужасом; о нем говорили со сдержанным шепотом. Все их вопросы, предположения, намеки относились к нему, к нему одному.

Это следует заметить в физиологии каждого убийства — до следствия коронера единственный предмет общественного любопытства — убитый; после же следствия прилив чувств переворачивается: убитый похоронен и забыт, а предполагаемый убийца становится героем людского болезненного воображения.

Джон Меллиш заглянул в дверь коттеджа и спросил:

— Нашли вы что-нибудь, Дорк?

— Ничего особенного, сэр.

— Ничего, что набрасывает какой-нибудь свет на это дело?

— Ничего.

— Вы отправляетесь домой, я полагаю?

— Да, сэр; я должен теперь воротиться домой, если вы оставите здесь кого-нибудь караулить…

— Да-да, — сказал Джон, — один из слуг останется здесь.

— Очень хорошо, сэр. Я запишу имена свидетелей, которых будут допрашивать на следствии, и завтра рано утром съезжу к коронеру[9].

— Свидетели… Да, конечно, кто вам нужен?

Дорк колебался с минуту и тер свой подбородок.

— Да вот этот человек — Гэргрэвиз, кажется, вы его назвали, — сказал он вдруг. — Он нам понадобится: он, кажется, последний видел покойника живым; потом нам нужен будет джентльмен, нашедший тело; молодой человек, бывший с ним, когда он услыхал выстрел; джентльмен, нашедший тело, нужнее всех, и я тотчас поговорю с ним.

Джон Меллиш обернулся, ожидая увидеть мистера Проддера на том месте, где он стоял некоторое время перед тем. Джон очень хорошо помнил, что он видел фигуру моряка, стоявшую позади него на лунном сиянии, но, в странном замешательстве своих мыслей, он не мог именно вспомнить, когда он в последний раз видел моряка. Это могло быть только пять минут тому назад, это могло быть четверть часа. Понятия Джона о времени уничтожились ужасом катастрофы, обозначившей эту ночь красным клеймом убийства. Джону казалось, будто он стоял несколько часов в маленьком саду коттеджа с Реджинальдом Лофтгаузом и прислушивался к говору голосов в многолюдной комнате и ждал конца печального дела.

Дорк осмотрелся при лунном сиянии вокруг, с изумлением приметив исчезновение Сэмюэля Проддера.

— Куда он исчез? — воскликнул констебль, — он должен явиться к коронеру. Что скажет мистер Гейуард на то, что я позволил ему ускользнуть?

— Он был здесь четверть часа тому назад, стало быть, не мог уйти далеко, — заметил Лофтгауз. — Знает здесь кто-нибудь, где он?

Нет, этого никто не знал. Он явился так таинственно, как будто выскочил из-под земли, внес ужас и замешательство своим ужасным известием.

Вдруг кто-то вспомнил, что его провожал Билль Джэрвис, кучер из гостиницы Реиндира, и что он приказал этому молодому человеку подъехать к северным воротам и ждать его там.

Констебль побежал к воротам, но ни лошади, ни гига, ни молодого человека не было и следов. Сэмюэль Проддер, очевидно, воспользовался суматохой и уехал в гиге.

— Я скажу вам, что я сделаю, сэр, — обратился Уильям Дорк к мистеру Меллишу. — Если вы мне дадите лошадь и кабриолет, я проеду в Донкэстер и посмотрю, нельзя ли найти этого человека в гостинице Реиндира. Он должен быть свидетелем при следствии.

Джон Меллиш согласился на это. Он оставил одного конюха караулить тело вместе со Стивеном Гэргрэвизом и, пожелав доктору спокойной ночи, медленно пошел домой со своими друзьями. На церковных часах пробило двенадцать, когда три джентльмена вышли из леса в железную калитку на луг.

— Нам лучше не говорить дамам всех подробностей, — сказал Джон Меллиш, подходя к дому, где огни еще горели в передней и в гостиной. — Мы только разволнуем их.

— Конечно, конечно, мой милый, — согласился полковник. — Моя бедная Мэгги всегда расплачется, когда услышит что-нибудь подобное, а Лофтгауз — настоящий ребенок в этих случаях, — прибавил воин, презрительно смотря на своего зятя, который не сказал ни слова во всю прогулку домой.

Джон Меллиш думал очень мало о странном исчезновении капитана Проддера. Может быть, этому человеку не хотелось явиться свидетелем и он уехал. Это было довольно естественно: он даже не знал его имени, он знал его только как вестника ужасного известия, которое потрясло его до глубины души. Что Коньерс — этот человек из всех других, к которому он чувствовал отвращение — погиб таинственно от неизвестной руки, было таким странным и ужасным происшествием, что это лишило Джона на время всякой способности думать, всякой способности рассуждать. Кто убил этого человека — этого нищего берейтора? Кто мог иметь причину к подобному поступку? Кто?