Я прекрасна! - Дженис Каплан

— Часто, — улыбается Кейт.

— Насколько часто? По сравнению со среднестатистическими американцами? — Сама не знаю, зачем я добиваюсь ответа. Возможно, из вредности. — Я слышала по радио, что в ходе одного опроса выяснилось: треть пар, состоящих в браке, занимаются сексом три раза в неделю, еще треть — трижды в месяц, а еще тридцать процентов — три раза в год.

— Значит, три раза в день может принести мне премию Института Кинзи? — щурит глазки Кейт.

Из спальни выходит Оуэн.

— Это было потрясающе. — Он плюхается рядом с Кейт. Лицо у него очень довольное.

Кейт скромно опускает ресницы:

— Я рада.

— За этот проект бились еще четыре застройщика, но получил его я, — бахвалится ее возлюбленный.

Кейт толкает его локтем:

— И это все, что ты получил?!

Он улыбается, гладит ее по спине и целует.

— Ты права. Мне обломилось и кое-что еще. В том числе одна девушка…

Им удается досидеть в креслах до конца полета. Самолет приземляется, торможение проходит гладко, и мы пересаживаемся в очередной лимузин. И как богатым людям удается не толстеть, если они проходят пешком не больше трех футов?

Я жду, что Оуэн повезет нас в какой-нибудь известный ресторан. Например, в «Кей-Полз» или «Энтониз». Но, услышав эти названия, он морщится: «Это для туристов!» Вот так здорово! А мы кто? Но Оуэн решительно ведет нас в какую-то маленькую — всего на шесть столиков — забегаловку. На небольшой сцене неподражаемо импровизируют три седых джазовых музыканта. Я даже не знаю, что я ем, заказ делал Оуэн, но вкус еды божественный. На десерт нам приносят вязкую массу из белого шоколада и хлебного пудинга со взбитыми сливками и виски. Удивительно, он похож на мой знаменитый десерт, интересуюсь рецептом, и повар, польщенный, записывает его для меня на салфетке.

Мы выходим на улицу и пробираемся сквозь толпу веселых туристов. Такое впечатление, что мы оказались на Таймс-сквер в канун Нового года. Над нашими головами с красивых кованых балконов свешиваются полуодетые и абсолютно пьяные мужчины и женщины. Чтобы привлечь к себе внимание, они бросают на прохожих горсти разноцветных бус. Если это не помогает, женщины используют способ посильнее — демонстрируют обнаженную грудь. Мужчины не столь деликатны, они просто спускают шорты.

Возможно, я выпила недостаточно бурбона, чтобы по-настоящему оценить Бурбон-стрит, потому что все происходящее здесь кажется мне не более сексуальным, чем Национальная конвенция Республиканской партии. Однако похоже, Оуэну это место нравится. Он обнимает Кейт за талию, но его взгляд блуждает по сторонам. Моя подруга решает, что нам нужно по-настоящему окунуться в веселье, и ныряет в лавку, чтобы купить бусы. Я жду ее на тротуаре возле магазина и слышу, как она торгуется — хочет купить три упаковки бус за пять долларов. Оуэн стоит рядом и тоже ведет переговоры.

— Нравится? — спрашивает его крупная девица, задирая коротенькую футболку с надписью «Штат Флорида», обнажающую грудь размера приблизительно 36 Д.

— Как это может не нравиться? — отвечает Оуэн.

Вертихвостка подходит и прижимается соблазнительными бедрами к его плоской заднице. Нашего магната это не обескураживает. Он даже не отстраняется! И когда она берет его руку и кладет на свою обнаженную талию, на лице Оуэна появляется жизнерадостная улыбка.

— Ты классный, — говорит девица.

— Ты тоже, — улыбается он.

Я понимаю, что мы в Новом Орлеане. Здесь все моральные принципы следует оставлять в аэропорту или, как в нашем случае, в салоне частного самолета. Но у меня возникает неприятное ощущение, что Оуэн переходит все границы. Одно дело — наблюдать за подобной сценой, и совсем другое — с энтузиазмом в ней участвовать. Если он влюблен в мою подругу, разве он не должен любоваться ею одной?

Сияя улыбкой и размахивая над головой оранжевыми бусами, из магазина выпархивает Кейт.

— Дорогой… — зовет она. И видит: ее «дорогой» обнимается с дородной молодухой. У Кейт вытягивается лицо.

Оуэн и мисс Штат Флорида так наслаждаются обществом друг друга, что ему требуется целая минута, чтобы освободиться из ее объятий. Она смачно целует его напоследок и уходит. Оуэн провожает ее взглядом.

Кейт занимает освободившееся место.

— Тебе нравится Новый Орлеан? — непринужденно спрашивает она, стараясь, чтобы голос звучал весело.

— Ага, — отвечает он. Похоже, этот скоротечный флирт вовсе не смутил Оуэна. Мужчины никогда не усомнятся в своей непогрешимости! Вот и он даже не догадывается о том, что ему следует устыдиться. И Кейт не собирается стыдить его. Она скорее предпочтет найти оправдание такому вероломству, чем признать, что любимый разочаровал ее.

Мы идем в «Презервэйшн холл» — Оуэн хочет еще послушать джаз. Перед входом натянута лента — ведь сегодня воскресенье, но Оуэн шепчет что-то вышибале на входе, и мы тут же оказываемся внутри. Наше пребывание тут совсем недолгое — Оуэн жаждет сменить обстановку. Имы возвращаемся в лимузин, который везет нас в аэропорт.

Пока самолет набирал высоту, Оуэн успел сделать пять звонков и пролистать три бизнес-отчета. Потом встал и потянулся — ему опять нужна смена деятельности.

— Дорогая, давай немного вздремнем, — произносит он и направляется в спальню. При этом он совсем не выглядит усталым.

Моя подруга идет за Оуэном. Ее рука лежит у него на заднице. Я пытаюсь вспомнить, сколько раз они уже «дремали» сегодня. Что ж, по этому поводу могу сказать лишь одно — Кейт и Оуэн вносят посильный вклад в увеличение среднестатистических показателей сексуальной жизни американцев.

Рассказать Брэдфорду о ленче в Новом Орлеане мне так и не удается, потому что в течение трех последующих дней мы почти не видимся. Он рано уезжает и поздно возвращается, а в один из вечеров, когда мы могли бы побыть вместе, я готовлюсь к очередным съемкам. Я придумала, как преподнести новоорлеанский рецепт, и все вышло очень здорово. Но, судя по всему, на данный момент в нашем доме хороших новостей больше нет.

Брэдфорд снова спит в нашей спальне, но это ничего не меняет. Каждый из нас занимает свое постельное пространство, и в тот единственный раз, когда я нарушила границу и собиралась совершить примирительную вылазку, мой жених спал. Или притворялся, что спит.

В четверг утром я звоню в офис Брэдфорда. Мне кажется, мы могли бы устроить себе романтический ужин и забыть о той ссоре. Но секретарь даже не соединяет меня с ним.

— У босса совещание, — говорит она извиняющимся тоном, — очень важное. Я действительно не могу беспокоить его.

Я вешаю трубку и вдруг чувствую, что не на шутку встревожена. Впервые Брэдфорд распорядился, чтобы его не соединяли ни с кем, даже со мной.