Тени возвращаются - Линн Флевелинг

Спал он крепко и видел во сне, что дверь распахнулась, и снаружи стоял Серегил со своей кривой усмешкой и махал рукой, чтобы Алек поторопился. Он проснулся, почти не сомневаясь, что наяву увидит распахнутую дверь, но каково же было его разочарование, когда это оказалось всего лишь сном! Он понятия не имел, сколько прошло времени, но подноса уже не было. Его горло и рот горели от жажды, и он был весьма рад обнаружить кувшин свежей воды возле своей кровати. Он сделал несколько маленьких глотков, прислушиваясь к ощущениям в животе, и лишь затем большими и жадными глотками осушил половину кувшина.

Почувствовав себя немного лучше, он осторожно поднялся с кровати и огляделся, поискав что-нибудь, что могло бы помочь ему выбраться из этой жалкой комнатенки. Кровать была, конечно же, привязана, и веревки слишком толсты, чтобы справиться с ними без ножа. Он отчаянно подергал кроватную раму, затем остановился, и сердце его пропустило удар: ложка. Неужели и она приснилась? Он стал быстро шарить по краю матраца, ища место, где распорол шов, и наконец нашел его. Со вздохом облегчения он нащупал сквозь грубую ткань жесткий контур ложки.

— Благодарю, Светозарный! — прошептал он, пока оставляя ложку на месте. Кроме неё, у него был туалетный ковш с крышкой и кувшин для воды. Дальнейшие поиски ничего не дали. Он воспользовался ковшом, а затем вернулся в кровать и занялся ложкой, пробуя разломить ее вдоль на осколки, которые можно было бы пустить в дело.

Звук повернувшегося в замке ключа застал его за этим занятием и здорово напугал. Он же даже не слышал шагов за дверью! Алек едва успел затолкать ложку обратно в матрац и быстренько расправить поверху стеганое одеяло, как дверь отворилась. Он упал ничком на подушки и сделал вид, будто только просыпается.

Вошел Кенир, неся накрытый поднос.

— Ага, наконец-то проснулся.

— Уже утро? — спросил Алек.

— Утро ты давно проспал, солнце снова садится. Ты спал весь день, друг мой. Я пытался разбудить тебя, но твой сон был слишком крепок. Если ты готов, вот твой ужин.

В животе Алека, едва он учуял запах пищи, громко заурчало. Добрый кус черного хлеба был намазан расплавленным сыром, который пах так остро и вкусно. Еще имелось два яблока и кружка чая со взбитыми сливками.

Он снова набросился на еду, как голодный пес, позабыв о всяком смущении.

Кенир сидел у изголовья кровати и улыбался, наблюдая за ним.

— Я могу принести ещё. Илбан сказал, чтобы тебе дали всё, что попросишь. Но для начала тебе следует выпить всю воду в кувшине, и лишь потом просить добавки. Ты отдал слишком много крови.

— Отдал? И что теперь он сделает со мной, когда получил своего… как это оно называется?

— Рекаро. Понятия не имею. Но с того момента, как он выкопал его, он заперся с ним в своей комнате, и даже не ел и не ложился спать. Как бы ни было, он кажется, в совершенном восторге от него, хоть оно и без крыльев.

— Крыльев? Ах да, он говорил что-то такое, — Алек потер глаза: — Все это похоже на дивный сон.

— Это не сон, Алек. Ну ладно, давай-ка поднос, я принесу тебе добавку.

— Не надо, я пока сыт, — Алек откинулся назад и уронил руку, прикрывая глаза.

Интересно, не следует ли поблагодарить Кенира за то, что оставил ложку? А что, если это простая оплошность? Он не был уверен, что хотел это знать наверняка.

— Раз он получил от меня то, что хотел, как ты думаешь, не продаст ли он меня теперь кому-то другому?

Эта мысль не давала ему покоя с того самомго момента, как он очнулся.

— О нет, не думаю. Ты слишком ценный экземпляр. На самом деле, это совсем неплохо. Тебе повезло, что твой первый же хозяин оказался столь добр. Радуйся этому.

"Ни за что", — подумал Алек, но не испытывал сейчас желания спорить с Кениром.

Они поговорили еще немного, потом Кенир пожелал ему спокойной ночи и быстро чмокнул его в лоб. Прежде, чем Алек успел среагировать, он уже выскочил за дверь. Покачав головой, Алек снова поднялся с кровати. Его всё ещё шатало, но он слишком хорошо отдохнул, чтобы снова спать. Немного покружив по комнате, он угомонился и взял в руки книгу, пока не угас светильник, и лишь после этого закрыл глаза.

Он и вправду уснул, и ему снова снился Серегил, явившийся, чтобы вызволить его.

— Ты всегда находишь меня, — сказал он, бросаясь в объятья возлюбленного.

— Не всегда, тали. И когда мне это не удается, ты заботишься о себе сам, — прошептал Серегил ему в ухо.

Внезапный крик разорвал воздух вокруг них. Серегил исчез, а вместо него стоял отец Алека, истерзанный и истекающий кровью, как в тот самый день, когда асенгайский палач прикончил его.

— Отец! — закричал вновь ставший пятнадцатилетним Алек.

Ещё один вопль заставил его проснуться и замереть, вытянувшись стрункой в кровати. Крик раздавался в мастерской наверху. Испугавшись и не зная, что и думать, Алек не смог сдержать дрожи, когда снова услышал крик — высокий, больше похожий на визг, вроде того, какой издает раненый кролик. Но тут он понял, что это никакой не кролик: это оно, то самое бледное существо кричит там потому, что его мучает Ихакобин!

Он откинулся на подушки, и его сердце под ноющей раной бешено заколотилось. "Это не человек. Это монстр. Мерзость. Мне нет до этого дела." Крики становились всё более громкими и ужасными, и он заткнул уши подушкой и свернулся калачиком, пытаясь не дать овладеть собой ужасу и жалости из-за этих звуков, выворачивавших наизнанку его сердце.

Каким бы чудовищем ни было то существо, но слышать столько страдания в его криках было невыносимо! И какой ещё монстр мог заставить его издавать подобные звуки?

Постепенно крики стихли, превратившись в детский плач, приглушенный низким, бесстрастным голосом Ихакобина. Всё закончилось? Молю тебя, Дална, чтобы всё это закончилось! Но новый крик выбросил Алека из кровати. Он подлетел к двери и принялся отчаянно колотить в неё кулаками:

— Прекрати мучить его, ты ублюдок! Оставь его в покое!

Словно в ответ на его просьбу, крики действительно прекратились. Алек медленно сполз по запертой двери и уткнул голову в колени, не в силах унять дрожь. Так и сидел он там, на холодном каменном полу, чувствуя себя более несчастным и беспомощным, чем когда-либо. С тех самых пор, как он слушал, как умирает его отец…

— Нет, — прошептал он горестно: — это не человек. Это на самом деле даже не…

Но шепот оракула снова вкрадчиво прозвучал в его сознании: "Ребенок, которого не родит ни одна женщина…"

Он стиснул кулаками виски, и затряс головой:

— Нет! Нет, нет, нет!

Наверху воцарилась тишина, но он не сдвинулся с места, напрягая весь слух, чтоб услышать хоть что-то. Теперь он расслышал приближающиеся шаги и то, как в замок вставили ключ. Он отполз подальше, и дверь распахнулась.