Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века - Лекха Вильевна Жукова

и вышли навстречу крестному ходу. Царь с Алексеем вошли в храм и присутствовали на многолюдной всенощной службе. Отношение к иконе было настолько серьезным, что Николай II тщательно фиксирует ее передвижения в дневнике, записывая название образа полностью: «28-го мая. Суббота. Сегодня прибыла чудотворная икона Владимирской Божией Матери и в шестом часу была торжественно перенесена в штабную церковь, после чего был отслужен краткий молебен и всенощная. <…> 30-го мая. Около 10 часов пошел с Алексеем в церковь; обедня кончилась, и икона Владимирской Божией Матери была вынесена на площадку против моего дома, и здесь был отслужен молебен. Затем все начали прикладываться. Когда мой доклад окончился – икону понесли на станцию – она посетит войска Западного фронта»[684]. Наследника же, как показалось Г. И. Шавельскому, гораздо больше заинтересовали прибывшие с иконой протопресвитер Любимов и протодиакон Розов: «И при встрече иконы, и при богослужениях в следующие дни он буквально не сводил глаз с этих великанов, поразивших его и своим ростом, и своей тучностью»[685].

Позже Владимирская икона Божией Матери была доставлена на Западный фронт, а «2-го июня все чины IV армии с генералом А. Ф. Рагозой во главе»[686] прощались с иконой, которая затем оставалась в Ставке в храме Пресвятой Троицы до апреля 1917 г., когда по приказу генерала Алексеева была возвращена в Москву.

В Ставке хранились и другие иконы, в том числе и «Явление Пресвятой Богородицы преподобному Сергию Радонежскому»[687].

Икону торжественно, с музыкой, встречали на вокзале великий князь Николай Николаевич и духовенство. Протопресвитер вошел в вагон, принял образ и осенил им народ, после чего к иконе приложились великий князь и старшие чины штаба. Крестным ходом икона была перенесена в церковь, где состоялся молебен.

Вообще надо отметить, что в Ставке была устроена превосходная церковь, иконостас которой составляли «образа, кресты и прочие священные подношения, направляемые в Ставку великому князю Николаю Николаевичу в большом количестве. Здесь имеются ценные иконы, но есть и простые образки от крестьян и солдат»[688], читаем мы в мартовском 1915 г. номере «Летописи войны». Журнал как бы подчеркивает молитвенную связь между государем, главнокомандующим и армией.

Надо отметить, что и государь, и великие князья не пропускали ни одной службы в церкви и с огромным пиететом относились к иконам. Тем удивительнее выглядит история с Песчанской – иконой, которой как будто бы пренебрегли. Однако на самом деле виновником неловкой ситуации был о. протопресвитер.

Отношение Г. И. Шавельского к иконам на фронте заслуживает особенного внимания. В своих воспоминаниях он неоднократно обращается к этой теме, причем взгляды его на этот вопрос в некотором смысле определяются его политической позицией. Испытывая неприязнь к Жевахову, он утверждает, что вся история с Песчанской для князя была не более чем способом обратить на себя внимание государя[689]. Привоз иконы в Ставку становится также следствием мистических настроений императрицы: «Разные же сновидцы и предсказатели <…> то и дело сообщали ей чрез ее приближенных или ей непосредственно – о своих вещих снах и видениях, которые иногда сводились к тому, что следует лишь в Ставку или на фронт привезти такую-то чудотворную икону, и тотчас Господь пошлет армии победу. Императрица принимала такие вещания к сердцу и просила государя распорядиться о доставлении той или иной чудотворной иконы в Ставку»[690]. Свое положение Г. И. Шавельский называет «щекотливым»: «Отнюдь не отрицая благодатной силы, осеняющей св. иконы, я все же не мог не сознавать, что рекомендуемый способ достижения победы нельзя признать верным и даже безопасным. <…> Чтобы помощь Божия пришла к нам, мы должны были заслужить ее, а для этого, конечно, недостаточно было привезти в Ставку ту или другую икону. Злоупотребления и даже неосторожность в этой области, не принося пользы военному делу, могли подрывать и убивать веру. Но меня могли не понять и за выражение несочувствия желанию царицы легко обвинить в неверии»[691].

В то же время в одной из брошюр, изданных с ведома протопресвитера[692], содержался рассказ о привидевшемся протопресвитеру во сне черном кресте и иконе на могиле Сергия Радонежского (накануне переноса иконы в Ставку).

Иногда в комментариях о. протопресвитера проскальзывает заметное раздражение: «Очень часто, бывало <…> представляли за “величайшие святыни” старые иконы и такие же предметы из церковной утвари. И все это нужно было не только принять и поставить в <…> храмах на видном месте, но и непременно доложить об этом их величествам, так как это были: или “величайшие святыни”, или редчайшие по своему художественному замыслу и драгоценнейшие вещи. <…> По уверению сих господ, иконы имели обычно в своем формуляре или необыкновенные чудеса, которые уже совершились, но почему-то не записаны в историю, или эти чудеса имеют тут совершиться, если с верой будут прибегать к их заступничеству, о чем такому-то благочестивому старцу или старице был сон. Церковные предметы вели свою родословную чуть ли не от св. Ольги, бабушки Владимира Красного Солнышка. О всех этих достоинствах представляемого они имеют всеподданнейше их императорским величествам лично доложить. <…> Было таких сотни, и некоторым удавалось “доложить” на орден, чин, должность или повышение в ней, смотря по тому, как об этом информированы их величества Анной Александровной Вырубовой. <…> Отказ в докладе обыкновенно формулировался ими как измена государю окружавших его лиц, за что постигнут царя и Родину величайшие бедствия»[693].

Надо отметить, что Г. И. Шавельскому действительно приходилось непросто. Если с навязчивыми дарителями-карьеристами еще можно было справиться, то как быть с чудесами?..

Одна из самых удивительных икон Первой мировой войны – Августовская икона Божией Матери. Этот образ посвящен чудесному явлению Богородицы русским воинам в начале Первой мировой войны.

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1914 г. близ города Мариамполя Сувалкской губернии солдатам обоза 2-го разряда кирасирской бригады была явлена Богородица в необычном сиянии с Богомладенцем Иисусом Христом, сидящим на Ее левой руке. Правая рука Ее была отведена как бы в благословение русского воинства или как указание пути на Запад и предвещание скорой победы России.

В сентябре 1914 г. произошло сражение под Августовом, в котором русские одержали победу над немецко-австрийскими войсками. В газетах сразу же появилось известие о явлении Богородицы под Мариамполем, которое связали с победой под Августовом, что, очевидно, послужило причиной наименования образа Августовским. Одна из первых газет, поместивших краткую заметку о чудесном явлении («Чудо»), – «Биржевые ведомости» в № 14395 от 25 сентября