Эпоха Древних - Замиль Ахтар

class="p1">Я поднес меч к ее маленькой груди без сосков.

– Ты кто такая?

– Я джинн. – Она улыбнулась, и зубы неестественно сверкнули. – Точнее, дэв.

– Чего тебе надо?

– У Философов есть присказка: «Одно дело – легенда, а другое дело – человек». Мне просто хотелось встретиться с тем, кого зовут Базиль.

С тех пор как я начал видеть мир за покровом, время от времени меня навещали странные создания. Я научился не удивляться их виду. Но в этой женщине что-то меня тревожило, и не только то, что от нее воняло неделю гниющей на солнце рыбой.

С этими тварями надо быть осторожным, а не то сорвутся с поводка.

– Надеюсь, я соответствую твоим ожиданиям.

Я сунул меч в ножны.

– Нет. Я слышала, как ты пытался вдохновить своих воинов. И твое сердце трепетало в груди, когда ты призывал их хранить веру. Ты шарлатан, Базиль Сломленный.

Она придвинула лицо ближе, и стало заметно, что кожа у нее неровного цвета, будто у куклы.

– Мое сердце трепещет, как у любого человека. Так всегда бывает, когда мы сталкиваемся с чем-то устрашающим.

– Люди верят в сказки, как дети, и это одна из них. – Она хихикнула, и неприятно низкие тона смешались с нежными. – Вот тебе мудрая истина от того, кто прожил семьсот лет и повидал гораздо больше, чем можно вообразить: сопротивляться велению сердца можно лишь до определенного предела. В конце концов оно берет верх, ломая твою волю. Такова истина. Трус бывает храбрым один раз или два, может быть даже десять. Но рано или поздно человек со слабым сердцем сломается, и тогда вся былая храбрость пропадет даром. Так же и с сопротивлением вожделеющей тебя обольстительнице или с верой в слабого бога. Ты становишься таким, каким хочет твое сердце… если, конечно, проживешь достаточно долго.

Я позволил ей разглагольствовать и кивал в надежде, что она сочтет меня малоинтересным и уйдет.

– Хорошо, я запомню.

– Чего ты так боишься? – Ее улыбка стала такой широкой, что еще немного, и разорвется рот. – Меня? Но я лишь хочу помочь.

За помощь Падшего ангела приходится дорого платить. Однажды я уже заплатил и теперь опасался, что придется сделать это снова.

– Мне не нужна помощь.

– Ты не понимаешь, что произошло, да?

Я пожал плечами, и она снова хихикнула в своей неприятной манере.

– Задай себе вопрос, – сказала она, – почему кровавый туман до сих пор не испарился?

Я размышлял над этим.

– И почему же?

– Потому что должен остаться здесь. Как и ты.

– Я здесь не останусь. Как только решим, что делать, мы двинемся на восток.

– А ты знаешь, что лежит на востоке, папа? Там Кашан, который сокрушит вас под ногами слонов, несущих пушки. Если же вам каким-то образом удастся победить, придется иметь дело с Империей шелка, а у нее армия в миллион человек и аркебузы, стреляющие быстрее, чем…

Она быстро защелкала языком.

У меня кровь заледенела в жилах.

– Почему ты назвала меня папой?

– А, так я забыла представиться? Я твоя дочь Саурва.

Я хохотнул от нелепости этого вранья.

– У меня нет дочери по имени Саурва.

– Нет, есть. Мама рассказала, как ты позволил ей тебя соблазнить в обмен на то, что она проломит стены Костаны и позволит тебе отбить город у Сатурнусов.

Меня захлестнуло отвращение вместе со своими сестрами – печалью и совестью. Все эти чувства забурлили внутри, когда я вспомнил, как позволил этому созданию меня оседлать. По нашему летоисчислению это было одиннадцать лет назад.

– А ты думал, обойдется без последствий? – спросила Саурва. – Ангелы ведут счет всем добрым и дурным поступкам.

– Оставь меня в покое.

Левый глаз Саурвы увлажнился. По ее ледяной щеке скатилась красная капля.

– Хочешь сказать, ты не рад собственной дочери? Но ведь я единственная оставшаяся у тебя дочь.

Какая паршивая имитация печали!

– Ты мне не дочь.

Я посмотрел в ту сторону, где была дверь, хотя ее закрывал туман. Я и завязки на сандалиях едва видел. Мне хотелось сбежать от этого демона, как и от тумана.

– А знаешь, мы, дэвы, совершенно не похожи на людей. Мы не любим своих детей, а презираем их. От матери я получала лишь ненависть, ненависть, ненависть. Возможно, в этом проявляется моя человеческая частичка, но мне хочется, чтобы меня любил тот, кто породил.

Зачем ненавидеть своих детей? Какой в этом смысл? И все же… Я ненавидел это существо, кем бы оно ни было.

– Я не могу любить такую мерзость.

– Мерзость? Не понимаю. Чем я так отличаюсь от Дорана?

В груди забилась надежда.

– Где Доран? Ты знаешь?

– Конечно, знаю. Он же мой брат.

Надежда тут же сменилась ужасом.

– Ты… Ты ведь не сделала с ним ничего плохого?

– Конечно нет. В Лабиринте он в безопасности. И это не изменится… если мы с тобой договоримся.

Так вот во что она играет. Я вспомнил невозмутимость Томуса и покачал головой.

– Я не склонюсь перед Падшими ради спасения его жизни. Давай, убей его, если желаешь.

И снова этот мерзкий смех.

– Я не собираюсь убивать милого Дорана. Ни за что на свете. Он до конца времен будет принадлежать мне и моим сестрам.

Судьба хуже смерти. Как я мог обречь своего наследника на такое?

– Скажи, чего ты хочешь.

– Я хочу лишь одного – чтобы ты преуспел как Зачинатель. Кстати, ты знаешь, что это за город?

– Про́клятое место.

– Да, но здесь Врата, папа. Тебе не нужно на восток. Именно здесь и должен находиться Зачинатель. А всякую чепуху вроде «водопада на краю земли» добавил какой-то писец, чтобы приукрасить Ангельскую песнь. Нет никакого водопада. И края земли нет. Земля ведь яйцо.

– О чем ты вообще?

Она нетерпеливо вздохнула.

– Если точнее, я говорю о том, что находится под храмом Хисти.

– А что там?

– Врата! – заревела она как медведь, ничего общего с ее тонким голоском. – Ты вообще меня слушал? Что, по-твоему, ты должен сделать?

– Открыть сердца людей.

– И ты правда в это веришь? Даже после того, как переспал с моей матерью, чтобы получить ключи от Костаны, ты по-прежнему цепляешься за эти глупые суеверия? Даже после того, как подкупил патриарха, причем с помощью мальчиков, чтобы он объявил тебя Зачинателем? Как ты можешь быть таким слепым, папа?

– До сих пор меня вела только вера.

– Ничего подобного. Ты дал моей матери свое семя, чтобы перебраться через стены, ты убил врагов и сел на трон. Вот что привело тебя сюда.

Я закрыл глаза, сломившись под весом этой истины. Какой