Памятник Дюку(Повести) - Воинов Александр Исаевич

— Ну, Миша!.. — проговорил он. — Будь осторожен! Я хочу выпить на твоей свадьбе!..

Он быстро шагнул влево и исчез во тьме. Миша подождал, пока стихнут его шаги, глубоко вдохнул свежий морской воздух, как пловец перед прыжком с вышки, и, перейдя дорогу, перелез через груду старых железных труб.

Какое счастье, что он так хорошо изучил порт! Несколько раз Миша оказывался в двух шагах от патрулей, его спасали невидимые тропинки между почти непроходимыми завалами разбитых ящиков и проржавевших, брошенных станков.

Федорова Миша разыскал в деревянной дежурке на краю причала. Зимой в этой будке отогревались часовые, а поближе к лету в нее обычно сбрасывали всякий хлам. Деревянный стол, стоявший возле разбитого окошка, никогда не просыхал от пролитого на него вина.

Еще накануне Миша договорился с Федоровым о том, что тот будет каждый вечер ожидать его прихода. После вечерней поверки обычно в казарме никто солдат не проверяет, а в последние дни уже и о вечерних поверках забыли. Но, честно говоря, Миша не очень-то верил, что у этого худощавого парня с черными, быстрыми глазами хватит выдержки и желания выполнить их уговор.

Миша тихо подошел к будке и осторожно заглянул в окно. Ему показалось, что там никого нет. Но притаившийся во тьме человек услышал его шаги и шевельнулся.

Миша уловил это тихое движение внутри будки. Кто же там: друг или враг? Теперь выиграет тот, у кого больше выдержки. У Миши, конечно, еще есть возможность уйти, но где гарантия, что ему не выстрелят в спину?

И тут произошло то, чего он меньше всего мог ожидать. Оглушительное чихание потрясло тонкие стенки будки.

— Сергей, это ты? — тихо спросил Миша.

— Я, — отозвался голос из темноты. — Вот холера, испугал меня до смерти!..

Через минуту они уже вместе пробирались вдоль причала. Миша держал в руках длинный кусок тонкой железной трубы с загнутым концом, которую Федоров отыскал в ворохе лома, а в кармане у него лежал острый армейский нож.

— Ты иди на одиннадцатый причал, — тихо сказал Миша.

— Зачем?

— Как — зачем? Провода резать!

— А я уже обрезал! — сказал Федоров. — Ты загони палку поглубже, поддень ею провод, вытяни его кверху. И — р-раз! Как голову курице! Только не забудь потом загнуть концы в разные стороны, чтобы под землей опять контакт не получился.

«Наловчился! — подумал Миша. — И так все ему просто! Без подготовки и без переживаний».

Они подошли к повороту; в случае внезапного появления патруля отсюда сразу же можно незаметно скрыться.

— Давай тут! — предложил Миша. — Как раз отсюда провод идет на двадцатый причал.

Палка бесшумно вошла в рыхлую землю, как ложка в густой мед. Но провода Миша сумел подцепить только на третий раз. Быстрыми, почти судорожными движениями полоснул по ним ножом, но они оказались слишком толстыми. Наконец голый провод лопнул, Миша быстро загнул концы в разные стороны; со вторым пришлось повозиться. Еще два конца загнуты под острым углом.

— Теперь назад пихай! — услышал он наставительный шепот Сергея. Ну и нервы же у этого парня!

Миша палкой вмял обрывки проводов поглубже к земле и притоптал ее.

— А теперь разрыхли! Не то увидят утром, где затоптано, и начнут проверять!

Нет, этот Федоров явно решил открыть здесь курсы по подготовке специалистов!.. Миша несколько раз шаркнул палкой по верхнему слою земли.

Обратно они возвращались уже проверенным путем. Федоров покорно лез за Мишей через груды лома, но ему все время не везло: то ногу ушиб, то схватился за острый выступ и сорвал кожу на ладонях. Где-то посреди изнурительного пути он чертыхнулся и решительно сказал, что будет до казармы добираться сам и что уже приглядел себе местечко, где отсидится, дожидаясь, когда немцы уйдут из Одессы.

Они простились. И Миша уже в одиночку проделал остальную часть пути гораздо быстрее, избегнув опасных встреч.

Ткачевич уже ждал его. Когда Миша ввалился к нему в кабинет, он радостно улыбнулся.

— Ну как, напереживался? Наверное, килограммов десять потерял?

— За пять ручаюсь! — Миша присел к столу. — Дайте, что ли, закурить.

Ткачевич протянул сигареты и взглянул на его руки.

— Чем ты резал?

— Палкой и ножом, — ответил Миша.

— Куда все дел?

— Палку бросил. А нож Федоров забрал.

— Он с тобой вместе резал?..

— Нет, на одиннадцатом причале успел до меня порезать.

Миша пошел к умывальнику и тщательно вымыл руки, заботясь о том, чтобы под ногтями не осталось земли. Великое дело — осторожность и предусмотрительность!

Когда он вернулся, Ткачевич сидел, устало откинувшись к спинке стула и, придвинув к себе план порта, внимательно его разглядывал.

— Маловато мы сделали порезов! — проговорил он. — Но цели все-таки, думаю, достигли!.. Черта с два у них теперь что-нибудь получится!..

— Кроме нас, тоже кто-то сейчас режет! — сказал Миша.

— Наверняка!.. Утром сходим, посмотрим, что у нас получилось.

Они переночевали в порту: Ткачевич на диване, а Миша на столе, подложив под голову папки с делами.

Утром Ткачевич едва растолкал Мишу.

— Ну-ка, быстренько слезай со своей королевской постели! — сказал он, безжалостно вытаскивая папки из-под его головы. — Прогуляйся-ка по берегу! А потом к Лене… Она, наверно, места себе не находит.

Ощущая ломоту во всем теле, Миша соскочил со стола и охнул: затекшая шея не разгибалась.

— Ступай! Ступай!.. — торопил его Ткачевич. — Физическая зарядка тебе полезна.

Миша вылез, взглянул на железные тросы, по которым пробирался ночью, и встряхнул головой, словно сбрасывая остатки сна… И как только он умудрился в полной тьме проделать весь этот путь? Заставь его сейчас повторить при солнечном свете, он бы глаза зажмурил от страха.

Он пошел берегом к двадцатому причалу, пристально вглядываясь в землю, не осталось ли где канавки. Ни малейшего признака!.. Даже самый острый взгляд не обнаружит, что здесь кто-то взрыхлял землю…

Час спустя Миша уже был у Лены. Он подробно рассказал о событиях минувшей ночи. Надя тут же передала об этом радиограмму.

У всех троих настроение было приподнятое. Словно они долго вместе поднимались в гору, помогая и поддерживая друг друга, и наконец-то увидели перед собой ее вершину.

Штаб запросил их, сколько в городе немецких войск. И целый день до комендантского часа девушки бегали по самым отдаленным окраинам города. Войск, предназначенных для обороны города, еще не было. В Татарке и Дальнике они насчитали около трех батальонов немцев и там же обнаружили небольшую румынскую часть. Кроме того, им удалось выяснить, что основные штабы выехали в сторону Овидиополя. Строительство дотов и дзотов уже прекратилось, а многие из построенных были заброшены.

В общем, им удалось установить, что город почти очищен от войск. Единственным местом, где их еще можно увидеть, был порт!

Едва девушки вернулись домой, они тут же связались со штабом.

— Требуй, чтобы скорее бомбили порт! — говорила Лена Наде. — Пусть не теряют времени!..

Если бы Лена могла, она бы сама взялась за ключ, — так не терпелось ей передать в штаб все, что она сейчас переживала. Но Надя признавала только краткие радиограммы, она тщательно выжимала из текста все эмоции.

В штабе проявляли беспокойство о судьбе девушек, требовали их тщательной конспирации, приказывали не подвергать себя опасности. Предлагали Мише, если это необходимо, перейти на нелегальное положение. По тому, как усилилось звучание станции в эфире, Надя определила, что рация штаба уже вплотную придвинулась к Одессе.

Восьмого апреля в Румынию ушли корабли с немцами: теплоход «Альба», пароходы «Романия» и «Герцог Карл». В самую последнюю минуту, когда «Гейзерих» заканчивал погрузку, в порт вошли шесть «тигров».

Петри даже за голову схватился. Куда их грузить? Лишь с большим трудом удалось найти для них железную баржу.

Вечером Петри приказал всем покинуть порт. В него вошел отряд немцев, на рукаве у каждого была нашита пластинка в форме щита с надписью «Крым — Кубань». Они считали себя избранными среди избранных, гордились своей преданностью фюреру и тем, что русские, как они утверждали, в плен их не брали, а расстреливали на месте. Это как бы возвышало их над другими солдатами.