Кукловод - Андрей Троицкий

Трехкомнатная квартира окнами не на Бутырскую улицу, а в тихий двор, оказалась вполне приличной, чистой, с хорошей мебелью и ванной джакузи. Дунаев, давно привыкший быстро осваиваться в чужих жилищах, помылся с дороги, поскреб подбородок бритвой, натер щеки лосьоном, причесался. Глянув на свое отражение в зеркале, решил, что помолодел лет на пять, а то и на все десять.

Если бы не косой красноватый шрам на виске, пара похабных лагерных наколок на груди, которых старик стыдился, он бы выглядел и вовсе молодцом. Ладно, шрамы и наколки настоящего мужчину не портят. Напротив, даже украшают. Надев новый халат, и войлочные тапочки, которые повсюду возил с собой в портфеле, Дунаев вышел из ванной. Влил в себя стопку коньяку, закусил лимончиком.

Что ж, теперь можно поговорить о деле. Дунаев развалился на диване.

– Абдурахим сказал: Гецман непорядочный человек. Он не мужчина, если не умеет держать своего слова, не выполняет обязательств, – он откашлялся в сухонький кулачок. – А если человек так себя ведет. Нужно поступить с ним соответственно… Нужно его немного того…

Он не закончил фразу. Но молчание старика было красноречивее любых слов. Всеволод Яковлевич Дунаев в совершенстве владел искусством недомолвок. Тут и дурак догадается, как поступают с людьми, которые не отвечают за свои слова, не выполняют обязательств. Ашуров почесал лоб, сам додумал то, что не сказал Дунаев. Выждав минуту, старик снова открыл рот. Он никогда не задавал вопросов, если заранее не знал ответы.

– Абдурахим велел спросить вот что. Вы готовы сами выполнить эту работу или… Потребуется помощь? Дополнительные люди?

Вопрос риторический. Разумеется, Рахим Ашуров готов к такому повороту событий. О Гецмане он знает все или почти все. Распорядок дня, увлечения, слабости, сильные стороны характера, привычки. Знает адрес его любовницы, личной секретарши и зубного врача. Так уж положено, если затеваешь с человеком большой бизнес, узнай его как можно лучше. Иначе тебя поимеют.

– Люди у меня есть, – ответил Ашуров. – Люди – не проблема. Стволы тоже есть. Короче, все готово.

Дунаев заулыбался, обнажив голубые фарфоровые коронки. Улыбался старик редко.

– Вот и прекрасно. Значит, осложнений не будет?

– Думаю, нет. Подобраться к Гецману довольно легко. Сейчас он не пользуется услугами телохранителей. И вообще, у него хорошее настроение. Гецман может забеспокоиться, принять меры для защиты только через пару дней. Если не найдутся его грузовики.

– Если у него хорошее настроение, надо его испортить, – пошутил Дунаев. – Осечки точно не будет?

Ашуров помотал головой. Разумеется, все пройдет гладко. Он никогда не поднялся бы до бригадира, если бы не умел предугадывать желания своих работодателей.

– И еще один момент. Абдурахим велел мне привести какой-нибудь сувенирчик. Не крупно габаритный. Мелочь какую-нибудь. В знак того, что все кончено. Понимаешь, о чем речь?

– Понимаю, – улыбнулся Ашуров. – У Гецмана есть именные швейцарские часы, золотые. Сойдет?

– Пожалуй, – кивнул Дунаев.

– А Уманский, у него…

Дунаев не дал договорить.

– У него татуировка на правом плече. Орел на фоне горы. Я думаю, это как раз то, что надо. Татуировка. Абдурахиму нравятся такие штучки.

– Я все понял.

Что ж, судьбы Гецмана решена. Деньги он, как и всякий человек, любит трепетно. А на своих партнеров таджиков смотрит свысока, относится к ним презрительно, как к тупым недоразвитым чуркам, навозным жукам. Это презрение, плохо скрываемое Гецманом, сквозит в каждом его жесте, в каждом движении, в каждом взгляде. Когда два дня назад они ужинали в ресторане «Оливия» Гецман стеснялся своего спутника, косился на серый костюмчик Ашурова брезгливо, так смотрят на дохлого таракана. Пришить такого паршивого заносчивого сноба – просто удовольствие.

Дунаев вытянул из пачки сигарету, Ашуров поднес огонька.

– Теперь о сроках, – пыхнул дымом старик. – Обратно я вылетаю через два дня на третий. Шестьсот тридцать вторым рейсом. Значит, все надо закруглить максимум к завтрашнему вечеру. Чтобы у меня еще день остался в запасе. Времени мало.

– Я управлюсь, – ответил Ашуров.

Но один вопрос остается: почему Абдурахим решил применить эту крайнюю меру? Существует единственный ответ. Абдурахим ждал груз, но тот не прибыл к месту назначения вовремя. Абдурахим не любит ждать. Сам врать любит и умеет, но не терпит чужой лжи.

Если сделка представляется сомнительной, он откажется от нее, не раздумывая ни секунды. Вероятно, Абдурахим нашел других партнеров. Возможно, более выгодные условия реализации дури. А на Гецмане поставил жирный крест. Как бы то ни было, не дело Рахима, задумываться о таких вещах. Он бригадир исполнителей. И свое дело знает.

– Пора бы перекусить, – сказал Дунаев.

– Сделаем, – ответил Ашуров.

Дунаев не любил бывать в людных местах. Ашуров снял трубку, набрал телефон хорошего ресторана и заказал один обед на дом. Затем он попросил разрешения идти, встал и откланялся.

Ашуров не любил срочные задания. Но у каждого минуса, если покопаться, найдутся свои плюсы. Срочную работу можно выполнить грязно, то есть положить лишних людей. Тех, кто случайно подставится под пули, окажется рядом с мишенью. Можно пролить невинную кровь, никто потом не упрекнет исполнителя за эту грязь. Дело-то срочное.

Вторую половину рабочего дня Гецман томился от безделья в своем кабинете. Деловая встреча с Уманским, назначенная на час дня сорвалась. Точнее Уманский позвонил, спросил, нет ли известий. А когда услышал, что ни хороших, ни плохих новостей не поступало, задумался. Сказал, что плохо себя чувствует, приехать не сможет. Гецман, всегда доверявший собственной интуиции, насторожился. Уманский что-то темнит.

– Вот же говно какое, – сказал Гецман.

Он вскочил с кресла, долго мерил шагами комнату. После разговора с Уманским предчувствие неосознанной опасности вдруг набежало на душу и больше не уходило.

– Если я сдохну, то этим сукам тошно будет, – вслух объявил Гецман. – Ой, как тошно.

Гецман снял телефонную трубку, набрал номер Виталия Михайловича Пичкина, своего адвоката. Когда тот взял трубку, Гецман попросил адвоката о срочной встрече.

– Через час смогу подъехать, – ответил Пичкин.

В ожидании адвоката Гецман начал действовать. Достал тонкую стопку белой бумаги, ручку и принялся за дело. Аккуратным разборчивым почерком исписал три страницы, а когда закончил, задумался, как озаглавить свой опус. Коротко и ясно, «заявление». В правом верхнем углу первой страницы Гецман написал: «Начальнику ГУВД города Москвы». Он перечитал написанное и убедился, что бумага составлена толково, доходчиво.

«Возможно, когда вы будете читать эти строки, меня, их автора, уже не будет в живых. Опасаясь за свою жизнь, решил сообщить вам следующее. Меня, Гецмана Якова Семеновича, помимо моей воли втянули в крупное преступление. Суть замысла его организаторов такова: обмен крупной партии оружия, патронов, зарядов для гранатометов и взрывчатых веществ на героин. Я не стараюсь себя выгородить, но прошу учесть, что преступники по сути не оставили мне выбора. Если бы я отказался участвовать в деле, то был бы уничтожен».

Далее Гецман сдал две ключевые фигуры, стоящие у самых истоков операции: столичный бизнесмен и общественный деятель Уманский Роман Маркович и некто Абдурахим Кундышабаев, таджикский уголовный авторитет. Гецман помянул известные ему второстепенные фигуры, в частности, «Посла» Дунаева и московского бригадира таджиков Рахмона Ашурова, еще несколько человек, известных ему «быков».

На второй и третьей странице своего послания Гецман раскрыл механизм обмена оружия на наркотики. И закончил заявление словами: «В содеянном искренне раскаиваюсь. В доказательство изложенного выше прилагаю к настоящему заявлению кассеты с записями моих разговоров с Уманским Р.М. и Ашуровым Р.Д».

Гецман вернулся к сейфу, достал компактный магнитофон и четыре аудио кассеты, сел за стол, надел наушники. Надо бы вспомнить, как заваривалась каша, которую он сегодня расхлебывает.

Свои разговоры с Уманским и другими людьми Гецман записывал на всякий случай. Уж, конечно, не для ментов писал. Просто рассудил, что в жизни случается всякое. Лишняя страховка не помешает. И вот дожил…

Он нажал кнопку, услышал в наушниках голос Уманского.

– Я сказал, что героин афганский. Ну, это не совсем так. С боями проводить караваны через границу, терять людей… Хотя, жизнь человеческая там стоит недорого… Хуже, что пропадает сам товар, большие партии. Никому это не нужно. Поэтому в последнее время центры производства героина переносят из Афганистана в Таджикистан. Качество товара остается тем же. То есть стабильно высоким, а затраты на производство снижаются.

– Все равно мы рискуем, – отвечает Гецман. – Наркотический рынок Москвы и Питера под колпаком ментов.