Секретная зона: Исповедь генерального конструктора - Василий Кисунько

В наследство от Павла Николаевича Куксенко ко мне перешел и уютный однокомнатный номер в двухэтажном коттедже. Здесь и телевизор, и холодильник, и ковры, и картина «Утро в лесу»… Но все это мне ни к чему, потому что «дома» я появляюсь после полуночи, чтобы накоротке отдохнуть, и даже не знаю, какие невидимые духи в мое отсутствие тщательно ухаживают за квартиркой, наводят в ней идеальный порядок.

Напротив, через лестничную площадку, - двухкомнатный номер, унаследованный от Берии-сына майором госбезопасности Панфиловым - тем самым, который задавал мне вопросы, выписанные из доноса Сталину на «антенных вредителей».

Под нашими квартирами на первом этаже - холл столовой, в которой кроме нас и нескольких наших помощников питаются немцы из спецконтингента, состоящего при отделе Панфилова. Остальные сотрудники КБ-1 питаются в поселковой столовой у проходной летно-испытательного центра.

У Панфилова ко мне подчеркнуто уважительное отношение, но это только внешне. Он изрядно надоел мне своими предложениями «посоветоваться с немцами». Со своим неполным средним образованием он ничего не смыслит в технике, но ему хочется показать перед своим начальством, что он эффективно использует знания немецких специалистов. Немцев дважды - после завтрака и после обеда - привозят в «зону» специальным автобусом, и Панфилов в своем кабинете заставляет сотрудников своего отдела докладывать немцам о работах, проводимых на станции по утвержденной мною программе, спрашивает у немцев их мнение, поручает русским записывать высказывания немцев и докладывать их мне. Панфилов на полном серьезе считает своей исключительной заслугой то, что именно возглавлявшийся им «немецкий» отдел разработал систему «АЖ», которая уже пошла в серийном производстве в виде координатных шкафов. Теперь он решил, что пора навести порядок при помощи немцев и в разработках возглавляемого мной высокочастотного отдела. Но организованные с этой целью поездки немцев в Кратово оказались скорее развлекательными, чем деловыми. По координатным блокам вопросов к немцам не было, а высокочастотная аппаратура была не по их части. За неимением серьезных дел немцы отдавали должное армянскому коньяку в гостиничной столовой, который они пили как-то по-своему, запивая уже в самом конце обед или ужин. Я угадывал, что и сами немцы сознают нелепость навязываемой им роли безответственных консультантов-всезнаек по любым вопросам. Это подтвердилось, когда однажды в воскресенье Панфилов неожиданно для меня притащил немцев в цех, где проводилась настройка распределителей, и я обсуждал с настройщиками возникшие вопросы по настройке.

- Григорий Васильевич, - с напускной важностью начал Панфилов, - проинформируйте, пожалуйста, немецких специалистов, что здесь делается, какие трудности, перспективы.

С трудом сдерживаясь, чтобы не вспылить, я ответил:

- Здесь настраиваются волноводные распределители для антенн. Трудности в том, что вот ребята уже двое суток не выходят из цеха, выбились из сил без сна, а настроить изделия во всем частотном литере не удается. Сейчас пробуем каждый литер разбить на два настроечных полулитера. А перспективы такие: если в воскресенье не закончим, придется ребятам заночевать здесь и на понедельник, и вообще - сколько потребуется.

- Каково ваше мнение, господа? - спросил Панфилов у немцев.

У господ после воскресного обеда с коньячком было отличное настроение. Они почти не слушали ни вопросов Панфилова, ни мои ответы, но на обращенный к ним вопрос на русско-немецком ответил герр Айценбергер, обращаясь прямо ко мне:

- Вместо одного литра два пол-литра - дас ист зер гут, герр доктор оберст-лейтенант!

И все же Панфилову удалось найти среди немцев «высокочастотника», с помощью которого можно убедить Павла Николаевича в необходимости поставить в волноводный тракт измеритель проходной мощности. Впрочем, Павла Николаевича не убедили, а просто взяли измором, при каждом удобном случае напоминая ему, какая это нужная вещь - измеритель мощности, на вводе которого настаивает и Расплетин, но Кисунько отказывается, упрямится. Меня об этом как-то спросил Павел Николаевич, но я ответил, что мощность магнетрона фактически контролируется через напряжение и ток магнетона: надо умножить их друг на друга и на КПД - и с высокой точностью готова мощность. Прибор, который предлагает Гроссе, будет очень грубым и будет только сбивать с толку обслуживающий персонал. Но Расплетину, видно, очень хотелось, чтобы немцы, которые «утерли нос» ему и его команде по координатным блокам, хотя бы символически приложили руку и к высокочастотной части. По принципу: приятно знать, что и у соседа сдохла корова. Измеритель мощности был сделан и введен в станцию помимо меня, показал свою непригодность, был потом выброшен из станции и заменен обычной волноводной вставкой.

Елян часто звонит мне в Кратово и строго спрашивает с меня и за московские дела, за отдел, оставленный на попечение Пивоварова. Вот и вчера мне пришлось выдержать телефонный натиск Амо Сергеевича:

- Григорий Васильевич, что это у вас за заместитель такой - Пивоваров? Захожу в опытный цех, там возле изделия хлопочут инженер и два техника, настройка не ладится, а Пивоварова нет, - он, оказывается, дома! Придется погнать за ним машину.

- Амо Сергеевич, но ведь сейчас уже два часа ночи.

- А для вас и для меня - не два часа ночи?

- Правильно, и нам пора по домам. По примеру Пивоварова. А завтра мы ему врежем как следует. Хотя мне здесь, между прочим, все равно - что на станции, что в гостинице, не то что Пивоварову.

- Я тоже при случае люблю пошутить, но всему свое время. Тормошите и Пивоварова, и всех, кого надо, из своего отдела, вызывайте к себе из Москвы, помогайте, ругайте, но изделия должны быть отправлены на антенный завод точно в срок, - жестко закончил разговор Амо Сергеевич.

Днем и ночью вертятся в кратовской «зоне», со свистом рассекая воздух, антенные роторы, в здании идет отладка и проверка аппаратуры. В антеннах уже установлены распределители новой конструкции, изготовленные в производстве КБ-1 под личным присмотром Еляна. Второй такой же комплект распределителей отправлен на антенный завод, откуда они в составе новых антенн будут отправлены в Капустин Яр. Но до этого здесь, на подмосковной станции, надо убедиться при облетах, что с новыми распределителями получаются нужные точности и дальности по самолетам и по ракетам. Для этого заходами на станцию и от станции снуют в небе неутомимые Ту-4 и Ил-28, а в их бомбоотсеках, скрючившись от тесноты и от холода, кабэвские «инженегры» включают и выключают тумблеры, что-то подкручивают в приемоотвегчиках. Другие ребята колдуют с приемоответчиками на сорокаметровой вышке, взбираются на нее и спускаются обратно по обледенелой стремянке, нагруженные аппаратурой, поеживаясь от студеного «высотного» ветра. Аппаратуру с грифом «сов. секретно» надо каждый раз перед работой тащить на вышку, а по окончании снимать с вышки, потому что вышка находится вне пристанционной охраняемой зоны. Поневоле станешь верхолазом. И еще часто приходится таскать аппаратуру на ремонт, так как ее ресурс рассчитан на время полета ракеты, а здесь ее гоняют на износ.

Но вот уже завершен весь объем испытаний с облетами станции, составлены, подписаны и отправлены по нужным адресам технические протоколы, а между тем начал вырисовываться новый «антенный скандал». Оказалось, что без согласования со мной и Заксоном зам. главного конструктора включил в ТУ на антенны проверку антенно-волноводных каналов на их неидентичность и волевым порядком установил невыполнимый для производства допуск на этот параметр. Заводы не могли уложиться в этот допуск, так как неидентичность каналов была заложена в неидентичности поставляемых заводам волноводных труб. Но самое главное - точности радиолокатора Б-200 не зависели от этого параметра, и потому включение в ТУ требований к нему было абсолютно не нужным. Оно загоняло производство в тупик, на меня и Заксона валились шишки, но Расплетин стоял на своем. Чтобы разрядить обстановку, мною была проведена серия специальных экспериментов на станции с имитацией «разноканальности» в широких пределах. Технические протоколы по этому вопросу мною были высланы в Москву главному конструктору Куксенко и в Капустин Яр его заму Расплетину, и я надеялся, что на основе этих протоколов ненужные требования в ТУ будут если не отменены, то, по крайней мере, установлены в разумных пределах. В духе этих протоколов я разрешил Заксону подписывать на заводе приемо-сдаточную документацию на антенны для капъярской станции Б-200. Для связи с Заксоном Елян добился специального разрешения на выход моего кремлевского аппарата в сеть междугородной правительственной ВЧ-связи.

Антенны были уже готовы к отправке, когда мне по «кремлевке» позвонил Елян: