Первый удар (сборник) - Сергей Анисимов

Я не стану анализировать здесь особенности тактики, которой руководствовались в Ютландском сражении адмиралы фон Ингеноль и Джеллико, вице-адмиралы фон Хиппер и Битти, Шмидт и Джеррам, Шеер и Старди. При всей важности именно тактических решений, противники в этом бою как стоили друг друга, так и были почти равны друг другу по силам. Дело было в стратегии – и в итоговых результатах этого боя. В стратегии – потому что решительный успех в генеральном морском сражении, равный Саламину, Трафальгару, Цусиме или Сражению за восточную оконечность, позволил бы победившей стороне переломить ход войны, обрушившись на врага полной мощью никем с этого момента не оспариваемой морской блокады. Со всеми ее результатами – потому что именно они, в отсутствие решительной победы, способной быть присужденной европейской общественностью любой из сражавшихся сторон, стали последней каплей, наконец-то загасивший пожар Великой войны…

Вторым тяжелым ударом для британского флота стала, как известно, гибель четырех британских линейных крейсеров почти со всеми экипажами – против одного германского додредноута и двух линейных крейсеров, большая часть экипажей которых была спасена эсминцами. Напомню, что затонувший всего в двух десятках миль от маяка Хорнс-Риф германский линейный крейсер «Зейдлиц» был поднят несколько месяцев спустя, хотя так и не вступил в строй до конца боевых действий. В результате условное «подведение счета» показывало, что Большой Флот потерял 11 дредноутов – против двух (а фактически – одного), потерянного Флотом Открытого Моря. Даже учитывая потери флотов прочих государств военных союзов – то есть погибший в самом конце войны в собственной базе русский дредноут «Императрица Мария», этот «нелепый» (да, лучше слова не придумаешь) результат являлся для Большого Флота абсолютно неприемлемым. Пусть Британия по-прежнему вводила в строй значительно больше вымпелов, чем задыхающаяся под бременем военных расходов и инфляции Германия. Пусть набеги их собственных легких сил на германское побережье были зачастую весьма болезненны… Соотношение потерь дредноутов равное 11:2 (да хоть и 11:3) было в любом случае настолько страшным, что вера британцев в возможность своего линейного флота добиться победы в решительном сражении растаяла окончательно.

Постройка флота стоила Великобритании и доминионам не меньших жертв, чем Германии, – а следующая возможность встретиться с врагом в момент, сочтенный удачным, могла представиться только через год или полтора: то есть через такой же промежуток времени, который прошел между сражениями при Доггер-Банке и Ютландским. Закончившаяся катастрофой для Британии и Франции Дарданелльская десантная операция 1915 года, очередные бесполезные битвы на Восточном и Западном фронтах с очередными сотнями тысяч погибших с обеих сторон: то, что это не могло больше продолжаться, понимали уже все. Ни одна из воюющих держав, за исключением разве что, Российской Империи с ее неограниченными людскими и материальными ресурсами, не выдержала бы подобного дольше, чем еще несколько месяцев. И именно это в конце концов обеспечило успех Кильских переговоров.

– Ты веришь в происходящее?

Лейтенант покачал головой, все так же не отрываясь глядя на невозможную, нереальную картину: броненосный крейсер «Минотавр» во всей своей красе – в гавани Киля. Башни развернуты по-походному, на кормовом флагштоке бессильной тряпкой обвис британский боевой флаг – стоит нехарактерное для конца октября безветрие. В двухстах метрах за крейсером, на том же малом ходу в гавань входит французский линкор, с его карикатурным расположением труб. За ним русский – он значительно дальше, почти не видный за частоколом покрытых бескозырками голов. Но все равно можно было заметить, что этот был красив: идеальными, законченными пропорциями. Лучше француза – хотя, пожалуй, хуже англичанина. За русским – итальянец, его Клаус-Рихард не опознал, хотя список представительских кораблей перечитывал не далее чем позавчера.

– На… кра… ул!!!

Заливисто взвизгнули боцманские дудки, оркестр флагманского «Байерна» начал исполнять «Боже, спаси короля», через секунду в унисон ему ударили тарелки оркестров остальных линейных кораблей. Геометрически ровный строй германских моряков стоял не шевелясь по бортам кораблей – заслуженных ветеранов Флота Открытого моря и совсем новых, только что вступивших в строй. На берегу в таком же неправдоподобном молчании застыл строй гардемаринов, отделяющих от моря колышущуюся толпу гражданских. В воздухе повисла последняя пронзительная нота, и через секунду промозглый осенний воздух разодрал первый выстрел протокольного салюта.

Лейтенант Аугсбург взял под козырек, и секунду спустя это было с идеальной четкостью повторено всей командой эсминца, уловившего его движение краешками глаз. Все, до последнего человека, не отрываясь смотрели прямо на англичанина, оркестр которого с последним выстрелом салютной пушки начал исполнять германский гимн. И точно так же, все одновременно, они вздрогнули, когда установленная под мостиком салютная 47-миллиметровка «Минотавра» выплюнула первый звонкий хлопок. Через минуту крейсер заволокло белым, остро пахнущим дымом, из которого был виден только полубак: гася скорость, «Минотавр» шел вперед уже без машин, по инерции. Лязг якорной цепи в клюзах был четко различим в наступившей внезапно полной тишине, – и к этому моменту сквозь дым начали проявляться ряды британских моряков на палубе.

– Боже… – потрясенно выдохнул рядом гардемарин, сглотнув так громко, что Клаус-Рихард моргнул. Ему и самому было трудно дышать, высохший язык царапал небо, как терка. Неужели это все правда?..

Оркестр доигрывал французский гимн, удивительно чужой в этой гавани. Потом снова обмен салютами, потом сценарий повторяется для подошедшего точно к нужной минуте русского линкора. Между «Минотавром» и остальными «гостями» остался достаточно большой участок чистой воды: линкоры неповоротливы, а использование буксиров заняло бы слишком много времени и могло испортить все впечатление от торжественности церемонии.

Десять минут, потом еще десять. Разумеется, октябрь никак нельзя было назвать жарким – но ветер так и не поднялся, и Клаус-Рихард обливался потом в своем отглаженном кителе. Пуговицы начищены до блеска, накладки на ножнах кортика отполированы, фуражка давит на голову с тяжестью, большей, чем тяжесть стального шлема у пехотинцев.

– Почему у англичан крейсер? У остальных линкоры, а у них…