Внук Бояна - Розанов Сергей Константинович

— Слава! Слава великая! — кричали воины по всей горе, и крик их разносился далеко-далеко, по степи как раскаты грома..

Но вот померкла заря. На потемневшем небе золотой стрелой мелькнула звезда, потом другая, потом еще одна и еще...

Начинался летний звездопад.

Послесловие

Судьба древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве» уникальна. Не много найдется во всей мировой литературе произведений, которые вызывали бы к себе столь длительный и пристальный интерес. Игореву песнь издают и переиздают. Создана огромная поэтическая библиотека вариаций на тему «Слова». Литература, посвященная художественному памятнику двенадцатого века, так велика, что ее невозможно прочесть в течение одной жизни. О поэме, многократно переведенной на множество европейских и восточных языков, спорят ученые в самых различных странах мира. Только в последние десятилетия появились исследования, трактующие «Слово», не только у наших славянских соседей, но и в США, Австралии, Англии, Франции, Италии...

Поэма влечет к себе людей с неодолимой силой, как загадочный магнит. Продолжает триумфальное шествие по сценам мира -опера Бородина «Князь Игорь», являясь сама по себе величайшим созданием русской художественной культуры. С оперой Бородина в свою очередь связано имя гениального Федора Шаляпина. Необозрима изобразительная Игориана: в ее создание внесли свой вклад такие выдающиеся художники, как Николай Рерих, Виктор Васнецов, Владимир Фаворский. Бессмертна графика палехского мастера Ивана Голикова, переписавшего — по совету Максима Горького — от руки все произведение, создавшего иллюстрации, которые остаются и сегодня шедеврами.

Можно даже сказать, что вся отечественная филологическая школа росла, укреплялась, осваивала новые и новые сферы на протяжении почти двух столетий вместе с постижением Игоревой песни. В последние десятилетия споры о «Слове» носят такой универсальный характер, что участие в них принимают знатоки самых различных областей — от лингвистов и историков до биологов, географов, оружейников, орнаменталистов, археологов, климатологов. Несколько раз — от времен Пушкина до наших дней — предпринимались яростные, хотя и безуспешные попытки доказать, что «Слово» — не самостоятельное произведение, а литературный подлог. Делалось это по разным причинам. Среди скептиков мы видим и просто заблуждавшихся людей, и злобных недругов, начисто отрицающих самостоятельность художественной культуры Древней Руси.

«Слово» родилось в борьбе со Степью. Можно даже сказать, что Неизвестный Автор, живший в двенадцатом столетии, обратившийся к своим современникам с призывом проявить единство и затворить Полю ворота, сделал гениальную попытку спасти народ от иноземного ига. Лаконичное произведение вместило в себя картины, показывающие пагубность междоусобной княжеской борьбы, романтизированные воспоминания о победоносных походах я сечах, картины родной природы и живые характеры людей, которых мы не можем не полюбить, — они стоят перед нами во плоти.

Долгое время считали, что Игорева песня одинока. В пушкинские времена даже представлялось, что «Слово о полку Игореве» возвышается уединенным памятником в пустыне нашей древней словесности». Теперь мы знаем, что это не так. От Киева до Новгорода, от Дуная и Днепра до Волги гремели устные сказания о богатырях и битвах. В теремах и избах рассказывались сказки# передавались исторические предания, пелись песни — существовал огромный материк дописьменной словесности. К концу столетия уже бытовала и богатая письменная традиция. В тихих монастырских кельях усердно переписывались летописи и жития, имена Нестора-летописца, Илариона, Владимира Мономаха, Кирилла Туровского многое говорили уму и сердцу своих современников. «Слово» — вместе с народным эпосом, летописными преданиями, хрониками, ораторской речью — литературный памятник державы, раскинувшейся от Балтийского моря до Черного, между Западом и Востоком, выполнявшей роль щита между Европой и Азией.

Киев, Чернигов, Новгород, Владимир-Залесский поражали иноземцев мощью и великолепием городских ансамблей. Немногое сохранилось до наших дней, но и то, что уцелело в огне пожарищ и набегов, говорит о величии, народа и. государства, создавших на окраине Европы, под северным небом необычайно высокую культуру. Гардарикией —страной городов — называют Русь скандинавские источники. Поражают всеевропейские связи — родственные и дружеские — Киевского княжеского двора. «Слово» надо увидеть не только в окружении произведений славянской письменности, но и среди других творений средневекового мира, переживавшего золотой эпический век. На протяжении столетия были созданы «Песнь о Сиде» в Испании, «Песнь, о Роланде» во Франции, «Нибелунги» в Германии, а на далекой окраине средиземноморского бассейна, в рано христианизированной Грузии Шота Руставели сложил вдохновенную поэму «Витязь в тигровой шкуре».

Создатель «Слова» — ярчайшая звезда на русском литературном небосклоне двенадцатого века. Загадка его личности волнует нас — читателей и исследователей — постоянно. Стремление увидеть лицо, желание разглядеть хотя бы отдаленные очертания Великого Неизвестного существуют постоянно. Но что можно сказать о том, о ком мы ровным счетом ничего не знаем, чье имя исчезло в веках? Есть ли смысл строить догадки о человеке, даты рождения и смерти которого, нам неведомы, как и названия мест, где он жил, творил, действовал, любил, был похоронен? Стоит ли воображать себе того, чья тень незаметно растворилась в сумерках эпох? Имени нет, биография забыта — след остался. Глубокий, своеобразный, неповторимый.

«Слово о полку Игореве», несмотря, на лаконизм, по охвату жизни времени не уступает «Евгению Онегину» и «Войне и миру». «Слово» вместило в себя не только весь двенадцатый век, но и всю домонгольскую Русь — с ее блистательной историей и трагической будущностью, могуществом и слабостью, шумными городами и бескрайними степями, с христианством и язычеством, славами и плачами, с победными походами и опустошительными набегами кочевников, -с оратаями и князьями, дружеским согласием и удельным»: спорами, с колокольным звоном и пророческим волхвованием, с замышлениями вещего Бояна и эпической и поучительно-книжной речью его ученика-соперника... И разве, сообщая об известном ему, пересказывая далекие исторические эпизоды, бросая остроумные политические замечания о современном положении, восхваляя одних и порицая других, — не рассказывает нам автор «Слова» о самом себе? Опираясь на текст поэмы, мы, конечно, можем. сопоставляя с новейшими произведениями, говорить о среде, породившей Игореву песнь, и одновременно личности автора, несшей отпечаток тех, кто ее окружал.

Читая и перечитывая «Слово», мы можем шаг за шагом уяснить, что любил и почитал автор, что ненавидел, чему радовался, что представлялось ему горем. ,Мы можем узнать даже такие подробности, которые на первый взгляд почти невозможно выяснить. У каждого художника, например, есть свой любимый цвет. Любуясь творением Андрея Рублева, мы не можем не обратить внимания на сочетание голубого с золотистым. Цвет небес в сочетании с цветом спелой ржи и породили цветовую гамму гениального древнерусского изографа. Обратим внимание на то, какие достаются награды любимому, наихрабрейшему герою Игоревой песни после тяжелой схватки: «Червень стяг, бела хоругвь, червлена челка, сребрено стружие хроброму Святославовичу». Краски поют, переливаются золотом, искрятся оттенками, как на мерцающих мозаиках Софии Киевской. Говорят ли что-нибудь эти подробности о поэте? Несомненно. Но они скажут нам еще больше, если мы вспомним исторические подробности. Не будем также забывать, что в Средние века цвет не был элементом одного только украшательства, что он говорил не только глазу, но и разуму. Цвет был знаком, опознавательной приметой, по которой даже неграмотный узнавал персонаж, воспроизведенный на фреске. В словесном искусстве не было такой обязательности, но ‘писатели чутко чувствовали колорит и любили напоминать о нем читателям. Игорева песня и сегодня воспринимается нами и в цветовом контексте, который отличается богатством, разнообразием красок и их переливами, оттенками, переходами.