Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд - Клайв Баркер

Тем временем глаза Стива привыкали к темноте.

Он находился внутри круглого колодца или вертикального тоннеля футов двадцати в диаметре. Что это, воздуховод какой-то подземной фабрики? Стив постарался вспомнить, было ли что-либо похожее в районе Пилгрим-стрит, но не смог. Он словно попал в никуда.

Никуда, нигде.

Не на чем было сфокусировать взгляд: ни углов, ни отверстия или трещины в этих стенах не было.

Хуже того, лежал он на решетке поверх колодца, во тьме казавшегося бездонным. От бесконечного пространства его отделяли лишь тонкие прутья и цепь на левой ноге.

Он воочию представил себя между темным бескрайним небом вверху и бездонным мраком внизу. Воздух в шахте был теплым, спертым и таким сухим, что навернувшиеся на глазах слезы тут же испарились. Справившись со слезами, он попытался позвать на помощь, но крик растворился в темноте.

Охрипнув от бесполезного крика, он откинулся навзничь поверх решетки. Что, если у этого колодца совсем нет дна? Какая чушь: дно есть у любого колодца, любой шахты.

— Нет ничего бесконечного, — сказал он вслух.

И тем не менее… Если он вдруг свалится в эту черную разверстую пасть, то будет падать, падать, падать и не видеть приближающегося конца. Пока не разобьется.

Усилием воли он попытался отогнать кошмарную картину. Ничего не получилось.

Увидит ли он яркую вспышку, когда его череп расколется о дно колодца? В момент, когда его тело превратится в груду мяса и раздробленных костей, придет ли к нему понимание смысла жизни и смерти?

Нет, Куэйд не посмеет, подумал он.

— Не посмеет! — забился его хриплый крик о стены колодца. — Он не посмеет меня убить!

И снова мертвая, удушающая тишина, как будто его вопль и не рвался из кромешной тьмы.

И тут его пронзила еще более жуткая мысль. Что, если Куэйд задался целью довести эксперимент до предела и поместил его в эту круглую преисподнюю навсегда, чтобы никто его не нашел и он никогда отсюда не выбрался?

Довести эксперимент до предела… Смерть была пределом. Была ли смерть в действительности целью Куэйда? Желал ли он понаблюдать, как умирает человек; как жертву постепенно охватывает страх смерти, первопричина всякого страха? Сартр писал, что никому не дано познать собственную смерть. А чужую смерть? Можно посмотреть, как разум обреченного выделывает невероятные трюки, чтобы спрятаться от горькой истины. Не здесь ли ключ к познанию великой тайны — природы смерти, ее сути? Тот, кто проникнет в эту тайну, подготовит себя к собственной смерти… Как он говорил пойти навстречу зверю, отыскать его и приласкать? Что ж, наблюдение за предсмертным ужасом другого человека — самый простой и разумный путь дотронуться до зверя.

«Да, — подумал он. — Куэйд может убить меня от страха; из-за его собственного ужаса».

Стив испытал, невеселое удовлетворение от этой мысли. Ведь Куэйд, горе-экспериментатор, одержим чужими страхами, потому что сам скован глубоко запрятанным ужасом.

Вот откуда его неуемная страсть к исследованиям того, как страх терзает других. Он пытается избавиться от собственных терзаний.

За размышлениями прошло несколько часов. В кромешной тьме разум Стива сделался стремительно-подвижным, как ртуть, но не поддающимся контролю. Он потерял способность выстраивать длинную цепочку стройных аргументов. Мысли его походили на стайку юрких и скользких рыбок, беспорядочно снующих туда-сюда. Он пытался ухватить одну из них, но она тут же ускользала.

Однако он нашел точку опоры: это необходимость обвести Куэйда вокруг пальца, переиграть его. Тогда, может быть, у Стива появится шанс на спасение. Нужно проявить выдержку, собрать волю в кулак, взять Куэйда измором, чтобы тот потерял интерес к объекту наблюдений.

На фотографиях, сделанных в те несколько часов, Стивен лежал на решетке с закрытыми глазами и хмурым лицом. Как ни удивительно, время от времени его губы трогала легкая улыбка. На большинстве снимков невозможно определить, спал он или бодрствовал, задумался или видит сон.

Куэйд терпеливо ждал.

Наконец он заметил, что глазные яблоки под веками Стива слегка подрагивают — верный признак сна. Пришло время нанести подопытному визит.

Проснувшись, Стивен обнаружил рядом с собой две плошки: одна с водой, вторая — с горячей несоленой овсяной кашей. Он поел и напился, испытывая чувство благодарности.

Пока он ел, у него возникли два странных ощущения. Во-первых, звуки как-то особенно гулко отдавались в голове. Во-вторых, некая конструкция туго сжимала его виски.

На снимках видно, как он неуклюже ощупывает собственную голову. На ней было намертво закреплено что-то вроде конской сбруи с двумя зажинами, закупорившими слуховые каналы так, чтобы ни звука не проникало в уши Стивена.

Фотографии отобразили его изумление. Его гнев. Его ужас.

Стив оглох.

Теперь он слышал лишь шум внутри головы, лязг зубов, глотательные звуки — и все это отдавалось в ушах пушечной канонадой.

Слезы навернулись на глазах. Он двинул каблуком по металлической решетке, но не различил ничего. Из его горла вырвался вопль ужаса и отчаяния. Он кричал, пока не почувствовал во рту вкус крови, но и собственного крика не услышал.

Стивен запаниковал.

Серия последовательно сделанных фотоснимков иллюстрирует возникновение, развитие и кульминацию панического страха К лицу прилила кровь, глаза расширились, рот оскалился в неправдоподобной гримасе.

Он напоминал до смерти перепуганную обезьяну.

Стивен погрузился в океан знакомых с детства ощущений: дрожь в руках и ногах, липкий пот, тошнота, головокружение. В отчаянии он схватил кувшин с водой и вылил себе на лицо: ледяная вода мгновенно остудила разгоряченный мозг. Он откинулся спиной на решетку, заставляя себя дышать глубоко и ровно.

— Успокойся, расслабься, остынь, — произнес он вслух. — Ты спокоен, спокоен, спокоен.

Своего голоса он не слышал — только звуки от движения языка во рту и слизи в носовой полости. Но теперь он воспринимал на слух то, что в нормальном состоянии человек уловить не способен: работу мозга, проносящиеся в нем мысли.

Эти звуки напоминали шелест ненастроенного радиоприемника или же легкий шум, возникающий в ушах у больного перед операцией, когда подан наркоз.

Нервная дрожь не прекратилась. От малейшего движения наручники впивались в запястья, однако боли Стив не чувствовал.

На фотографиях документально запечатлена эволюция поведения подопытного: отчаянная борьба с паническим ужасом, попытки отогнать воспоминания детства, слезы отчаяния, окровавленные запястья.