Твоими глазами - Питер Хёг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
*
Первые дни мы ничего с этим не делали, мы просто осознавали это, убеждались в этом.
На третий день мы начали действовать. Мы помешали Рикарду Львиное Сердце разбить себе голову.
Отец Лизы придумывал для всех вокруг забавные имена. Симона он называл Симеон Столпник, Лизу — Бриндиза, меня — Пётр Великий, а мальчика Бриана — Бриан де Буагильбер.
Мы не знали, откуда все эти имена, они возникали как-то сами собой. Рикард был один из мальчиков в нашем детском саду. Папа Лизы называл его Рикард Львиное Сердце.
Рикард вполне мог бы оказаться в Клубе неспящих детей. Если бы не был таким соней. Он мог заснуть где угодно, мне случилось видеть, как однажды, когда мы гуляли в парке Сёнермаркен, он в своём комбинезончике улёгся спать в большой сугроб, заснул и спал там, пока его не нашли и не разбудили воспитательницы.
Рикард всегда и во всём доходил до самой границы дозволенного, а потом делал ещё один шаг. Он перелез через изгородь и колючую проволоку и спустился к самому железнодорожному полотну, когда сотрудники зоопарка ловили там барсука. Однажды Рикард забрался на ограду моста над железной дорогой, когда нас вели на прогулку в Южную гавань. А там он как-то раз залез на гору угля и успел подняться почти на самый верх, когда его хватились,
Именно из-за Рикарда в детском саду завели правило, что во время прогулки все дети должны держаться за верёвку.
Через три для после открытия настоящего мира Рикард смастерил в игровой комнате американские горки, спускавшиеся с верхней перекладины шведской стенки к самой дальней стене.
Мы не видели, как он это делал, никто не видел, Рикарду всегда удавалось устраивать всё незаметно для окружающих.
Закончив свою конструкцию, он позвал нас.
Он забрался по шведской стенке под самый потолок, намереваясь торжественно открыть свой аттракцион.
Мы втроём — Симон, Лиза и я — увидели это одновременно. Что через пару мгновений он съедет головой вперёд, ударится о батарею и пробьёт себе череп.
Батареи тогда выглядели не так, как сейчас. Выступающие рёбра представляли гораздо большую опасность. К тому же тогда их не прятали под подоконник.
Заговорила с Рикардом Лиза. Он сидел на верхней перекладине шведской стенки.
— Рикард, — сказала она. — Ты можешь разбить себе голову.
Это было то, что мы видели. То, что мы видели, скрывалось за словом «можешь». В будущем нельзя быть уверенным полностью. Оно не вполне определено. Сегодня, наверное, сказали бы, что то или иное событие может случиться с определённой вероятностью.
Но у нас не было таких слов. Так что Лиза сказала: «Ты можешь разбить себе голову».
Он не понял её. Конечно же, он её не понял. Поэтому он разжал руки и полетел на встречу с поставленной вертикально скамьёй, которая представляла собой первую часть горок.
Мы отреагировали одновременно — Лиза, Симон и я.
Мы отреагировали в настоящем мире.
Лиза накинула на батарею ковёр. А мы с Симоном затормозили полёт Рикарда и спихнули его на пол.
Минуту он сидел на полу, глядя на нас.
Временно он потерял дар речи. Наш поступок был ему непонятен. Мы не хотели разозлить его, он это понимал. Не собирались над ним подшутить. Или испортить ему игру.
Причина нашего поступка находилась за пределами этой действительности. Поэтому он его и не понял. Поэтому он и потерял дар речи.
Тут в комнату вошла воспитательница, которую приняли в детский сад на место фрёкен Кристиансен. Она что-то заподозрила. Каким-то образом она почувствовала, что стала свидетелем чего-то необъяснимого.
Растерявшись, она даже не отругала Рикарда. Она только сделала ему замечание. Потом отправила нас в другую комнату и разобрала всю его конструкцию.
Выходя из комнаты, мы с Симоном увидели фрёкен Йонну.
Ничего странного в этом не было, мы часто её видели. Она работала в детском саду каждый день, наверное, потому что нас было так много, и мы всё время таскали на подошвах землю и песок с улицы, и всё время надо было мыть туалеты. Странно было не то, что мы её увидели. Странно было то, как она на нас смотрела.
Когда мы выходили из комнаты, она стояла и выжимала в ведро тряпку.
Вдруг она остановилась и посмотрела на нас.
Лиза, Симон и я, мы поняли, что она тоже видит настоящий мир.
Не могу сказать, как мы это поняли. Но если ты видишь настоящий мир, ты опознаёшь человека, который тоже его видит.
Она видела то же, что и мы, в этом была первая странность.
Вторая заключалась в её беспокойстве. Она очень обеспокоилась, мы это заметили.
Это было непонятно. Ведь мы только что спасли Рикарда. Он не разбил себе голову, его не увезли в больницу и ему не пришлось ничего зашивать.
Рикарда уже не раз возили в травматологический пункт и накладывали швы, над одной бровью у него остался длинный шрам — он рассёк её, когда полез по водосточной трубе к окнам ясельной группы, ухватился за жёлоб, тот оторвался, и Рикард полетел вниз. Но теперь-то мы спасли его.
Прошло три недели, и нам стало понятно её тогдашнее беспокойство.
В течение этих трёх недель мы жили и совершали какие-то поступки в настоящем мире.
Мы заранее знали, что моя мама приедет за мной на велосипеде и в багажной корзинке будут груши, что Лиза задержит свою маму в раздевалке до приезда моей мамы с грушами, и мы втроём съедим всю корзинку.
Мы заранее знали, что через несколько дней все дети в ясельной группе заболеют ветрянкой, и у Марии сыпи будет меньше, чем у других, но она будет на лице, и останутся рубцы, которые так никогда и не исчезнут. Мы не знали, что делать с этим знанием, оно подавляло нас, оно затрагивало многих, многих детей и взрослых, так что мы молчали, и все дети заразились ветрянкой, а у Лизы три пузырька у уголков глаз навсегда превратились в шрамы.
Мы знали, что через два дня мы отправимся в парк Сёнермаркен и что маленькая девочка, недавно появившаяся в детском саду, спрячется у большого фонтана перед дворцом Фредериксберг, и что воспитательницы ошибутся, пересчитывая нас, и потеряют её. Мы сказали об этом фрёкен Грове, мы сказали: «Когда мы будем в Сёнермаркене, и вы обнаружите,
