Тайна Шерлока Холмса - Джерард Келли

— Это лишь мечты, пустые мечты, — ответил Холмс и, повернувшись к мадам ля Конт, протянул ей визитную карточку: — Если я через семь дней не получу от вас письма с парижским почтовым штемпелем, я заявлю на вас в Скотленд-Ярд.

Презрительно посмотрев на Холмса, мадам ля Конт изысканным жестом взяла его визитку и произнесла:

— Мы уедем на рассвете. И можете не волноваться, больше не вернёмся: делать нам больше нечего, кроме как мотаться через пролив в вашу вонючую Англию!

— Ведите себя скромнее, мадам, — с невозмутимым видом отозвался Холмс. — А то меня так и подмывает связаться с моим добрым другом инспектором Дешамом из французской сыскной полиции и обратиться к нему с просьбой расследовать ваши фокусы в славной доброй Франции.

— Думаете, вы такой умный и могущественный, мистер Холмс? — оскалилась мошенница. — Может, оно и так. Только вы ни за что не раскусите последний фокус. Вам никогда не удастся его понять, потому что это был не трюк. — С этими словами она в сопровождении своих помощников вышла из зала.

— Не забудьте про Жака в подвале! — крикнул им в спину Холмс.

Миссис Хадсон, Сандерсон, Тэвисток и остальные присутствующие сгрудились вокруг Холмса и робко принялись благодарить его за спасение от мошенников.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — повторял Холмс, пожимая им руки. — Случившееся будет вам всем уроком, а в чём этот урок заключается, вы и сами знаете.

Все, понурившись, кивнули.

Достаточно быстро гости начали расходиться по номерам-кельям. Взяв в руки чемодан, я попросил служанку отвести меня в Горницу скорби.

— Значит, вы не отказываетесь от своего намерения провести там ночь? — спросил Холмс.

— Разумеется нет, — ответил я с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.

— В таком случае, спокойной ночи, Уотсон. Надеюсь, вас никто не побеспокоит.

— Спокойной ночи, Холмс.

Ко мне подошла служанка с двумя подсвечниками, в которых горело по свече. Вручив один подсвечник мне, а второй держа в руке, она предложила следовать за ней и двинулась вперёд. Мы миновали несколько мрачных коридоров, освещённых свечами, и поднялись наверх по скрипучей лестнице. Переступив через порог и поднявшись по ещё одной лестнице, ещё более узкой, чем предыдущая, мы оказались в восьмиугольной комнате на вершине башни. В неверном, дрожащем свете свечей, отражавшемся в стёклах трёх окон, я разглядел кровать с балдахином и старинный туалетный комод, на котором стояли кувшин с водой и чаша. В келье имелся очаг, но огонь в нём не горел. В помещении было зябко, а ветер, казалось, выл громче, чем внизу. Служанка пожелала мне спокойной ночи и откланялась. Я почувствовал себя ужасно одиноко.

Хотя я знал, что Холмс и другие постояльцы где-то рядом, совсем неподалёку, в этой холодной келье я ощущал себя так, словно очутился на необитаемом острове. Я подошёл к окну и выглянул наружу, однако ничего не было видно. Во мраке казалось, что лесная чаща практически вплотную подступает к монастырским стенам. Луну затянуло облаками. Я поставил подсвечник на прикроватный столик и начал раздеваться, готовясь ко сну. Неожиданно кто-то поскрёбся в окно. От неожиданности у меня перехватило дыхание. Повернувшись, я обнаружил, что это лишь ветви старого дуба, скользящие по стеклу под порывами ветра. Я прыгнул в постель и, натянув одеяло до подбородка, принялся всматриваться в пляшущие на стене комнаты тени. Такое впечатление, что я снова оказался в детстве. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, охваченным страхами, у которых нет названия.

— Ладно тебе, старина, возьми себя в руки, — подбодрил я сам себя вслух. — Ты же врач, учёный! Что сказали бы твои коллеги, если бы сейчас тебя увидели? — Откинувшись на подушки, я смежил веки, но свечу задувать не стал.

Ветер стал сильнее. Я слышал, как он стонет и воет среди зубцов башни. Я никак не мог заставить себя держать глаза закрытыми. С каждым новым звуком я невольно широко распахивал их, начиная вглядываться во тьму. Я был уверен, что так пройдёт вся ночь и я не сумею уснуть, однако в конце концов всё-таки задремал. Проснулся я резко, будто меня кто-то толкнул.

Кинув взгляд на свечу, я обнаружил, что она сгорела едва ли наполовину. Ветер немного стих. Что же меня разбудило? Вдруг послышался резкий удаляющийся шорох за стенной панелью. Вот оно! Это мышь, старина, обычная мышь. Можно спать дальше. Нет, постойте. А что это там над камином? Тень там вроде гуще. Я протёр глаза. От порыва ветра пламя свечи заметалось. Заплясали и тени. Лишь одна, та самая, на которую я обратил внимание, осталась неподвижной. Я похолодел. Тень стала ещё темнее. Она начала менять форму. Теперь она напоминала Смерть — сотканную из мрака согбенную фигуру.

— Отче наш, иже еси на небесех, — попытался я прочитать молитву, но ничего не получалось — от страха у меня зуб на зуб не попадал.

Тень скользнула ко мне, и я буквально почувствовал, как волосы не только на голове, но и на всём теле встали дыбом. Душа ушла в пятки, и я едва мог дышать. В висках стучала кровь. Я уже был на грани обморока, но тут фигура остановилась, и в неверном свете свечи я увидел перед собой юную монахиню. Она смотрела на меня с такой мольбой, что я сразу понял: мне не причинят вреда. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь печального, столь скорбного лика. Фигура безмолвно протянула ко мне руки, будто бы призывая на помощь.

Я попытался обратиться к ней, но из моего горла донёсся лишь хрип. Я предпринял ещё одну попытку:

— Ты кто? Джейн Стайлс?

Призрак медленно кивнул.

— Чего тебе от меня нужно?

Привидение протянуло ко мне руку и поманило за собой длинным тонким пальцем. Развернувшись, оно поплыло к очагу. Я был в растерянности. Должен признаться, мне страшно не хотелось идти куда-то вместе с призраком, но интуиция и чувство долга, развившееся за годы врачебной практики, заставили меня всё-таки встать с постели. Какая разница, кто передо мной — бесплотный дух или живой человек, главное — нужна моя помощь!

Надев тапочки и накинув халат, я взял в руки подсвечник. Я ожидал, что призрак двинется к двери, но вместо этого он скользнул к одной из дубовых панелей рядом с очагом и указал на резное распятие. В следующее мгновение привидение шагнуло сквозь стену и пропало.

Решив, что в келье имеется потайная дверь или комната, я нажал на распятие, но ничего не произошло. Тогда я попытался сдвинуть его в сторону. Неожиданно распятие повернулось по часовой стрелке. Раздался щелчок, и дубовая панель слегка приоткрылась. Распахнув её настежь, я обнаружил за ней узкую каменную винтовую лестницу, устремлявшуюся вверх. Набравшись храбрости, я выставил вперёд руку с подсвечником и принялся подниматься, раздвигая паутину, лезшую мне в лицо. В воздухе пахло затхлостью и плесенью. Лестница привела меня в маленькую комнатушку, располагавшуюся прямо над кельей. Расстояние от пола до крытой свинцом крыши едва превышало полтора метра. В комнатушке стояли грубо сколоченная деревянная кровать, небольшой комод и стул. Всё вокруг покрывала пыль, копившаяся здесь на протяжении сотен лет, а мебель была изъедена древоточцами.

Мне доводилось слышать о подобных потайных комнатах в аббатствах и монастырях, в которых скрывались священнослужители во время гонений. Такие укрытия называли поповскими норами. И вот я оказался в одной из таких нор.

Призрак опустился на колени перед комодом и указал на самый нижний ящик, который был слегка приоткрыт. Поставив подсвечник на стул, я наклонился и взялся за ручки. Что же там внутри? Я понимал, что надо быть готовым к чему угодно. Резко и решительно я дёрнул за ручки. Сгнившая древесина легко поддалась. Передняя часть ящика отломилась, оставшись у меня в руках, и я чуть не упал. Отложив её в сторону, я принялся корпеть над комодом. Наконец мне удалось выдвинуть нижний ящик, и сразу же всё прояснилось. Там, внутри, лежал скелет младенца, завёрнутый в истлевшее тряпьё. Судя по размеру зазора в черепе, оставшегося на месте родничка, который так и не успел зарасти, ребёнку на момент смерти было месяца полтора, максимум два.

Я обернулся к Джейн. Призрак с нежностью взирал на останки. На короткий миг я будто бы проник в сознание призрака и увидел ребёнка таким, каким он когда-то был, — розовеньким, тёплым, очаровательным, мирно посапывающим в самодельной колыбельке. Инстинктивно я почувствовал, что это была девочка.

— Почему же ты ничего не сказала своим мучителям? — спросил я.

Джейн посмотрела на меня и, прикрыв рот рукой, покачала головой, показывая, что её не случайно взяли в орден сестёр-молчальниц. Несчастная послушница была немой!

И в этот момент до меня наконец дошёл весь ужас произошедшего, и я разрыдался, не стесняясь своих слёз. Я даже близко не мог представить себе муки девушки. Как же она страдала, медленно угасая от пытки, зная, что её гибель автоматически означает смерть её новорождённой дочки! Кто услышит слабеющие крики малышки, медленно умирающей от голода в потайной комнате?