Вчера - Олег Зоин

Два других важнейших дела жизни, постройка дома и разведение сада, в условиях победившего всех нас социализма, увы, практически неосуществимы…

Имя Семён выбрал сам. Просто по каким–то подспудным необъяснимым соображениям оно ему всегда нравилось. И нравится до сих пор. Мама Анна Николаевна одобрила Сенькин выбор имени. Маня тоже не возражала.

В середине года прошел очень громкий судебный процесс, в котором фигурировал очень уважаемый Сенькой и мамой Гольдман. Оказалось, что Абрам Моисеевич вступил в преступный сговор с главным инженером Днепропетровского лакокрасочного завода, и они стали гнать через магазин Гольдмана краску с большой примесью песка. А на Большом Базаре машину любой краски распродавали за полчаса. Её буквально сметали, так как дефицит на стройматериалы был жуткий.

Через недельку следующим рейсом Гольдман привозил главинжу предыдущие накладные, которые менялись на другие, с заниженным количеством. Например, вместо восьми тонн (машина с прицепом) накладные переоформлялись на пять тонн (машина без прицепа). Вырученные деньги партнеры делили. Так они работали несколько лет. Семён улыбнулся, вспомнив, как Гольдман тактично отговорил его заработать на шкафах. Он Сеньку уберег от затягивания воровством.

Поймался Гольдман элементарно. На полпути между Днепропетровском и Запорожьем есть забегаловка, кафешко, называемое шоферюгами «У тещи». Гольдман любил там попить чайку. Он не обратил внимания на то, что в автохозяйстве ему часто дают разные машины, а шофер все время один и тот же. А разгадка была в том, что когда Гольдман уходил в кафишко попить чайку и поесть вареничков со сметанкой, то шофер всегда отказывался, оставаясь в машине. Там он вынимал из папки Гольдмана фальшивые накладные и перефотографировал их. Через четверть часа они продолжали путь, болтая о том, о сем.

Так продолжалось более года. Благодаря аккуратной работе шофера — Павлика Морозова, преступники были изобличены. Главинж получил вышку, а Гольдман пятнадцать лет. Сенькина мама искренне плакала, когда его посадили.

Папа часто писал длинные, умные письма. Видно было, что ему там очень непросто, да и тоска по Родине животина кусючая.

В маленькой комнатке коммуналки четверым надо было очень исхитряться, чтобы просто разместиться на ночь, не говоря уже о нормальной жизни.

Семён стал крепко попивать, часто домой буквально приползал. А почему? Да просто работа попалась такая провокационная. Неправедные деньжата сами прыгали в карман.

Уже несколько месяцев Семён продолжал работать на гормолзаводе экспедитором. Работа непыльная, с приключениями. Экспедиторы–грузчики для ночного развоза молока по магазинам города всегда были в дефиците, и устроиться на такую работу даже с приговором Серпов было нетрудно…

Работали через день по 12 часов. Официально с 8 вечера до 8 утра. Постоянный шофёр Коля заезжал обычно перед сменой за Сенькой и Андрюхой — старшим экспедитором. И добравшись до гормолзавода, машина становилась в очередь под погрузку. Если не удавалось приехать пораньше, до начала смены, то обычно загрузка затягивалась часа на два–три, а то и до нуля часов.

На бортовой «ГАЗ‑53» загружали по 35–38 фляг (бидонов) молока, 7–8 фляг сметаны и ящиков 10–15 кефира и ряженки в бутылках. Один из экипажа, обычно Сенька как младший по званию, трясся наверху, чертыхаясь на негостеприимных алюминиевых флягах–бидонах. Там, конечно, приходилось как–то устраиваться, чтобы задница не оказалась в синяках. Набрасывали несколько листов картона, пару старых фуфаек–телогреек, зимой помогал дебелый вохровский полушубок. Благодаря тому, что борта машины были наращены досками, то ни выпасть из кузова, ни растерять «диван» не получилось бы.

Затем уверенно выезжали за заводской шлагбаум и растворялись в темноте ночи. Закреплённые за экипажем 7–8 магазинчиков на окраине можно было объехать и обслужить вообще–то часа за три. Но жизнь диктовала иные обычаи.

Так в чём состояла хохма? Подъехав к одному из закреплённых магазинов, бойцы молочного фронта согласно заявке оставляли под ответственность сторожа пять–семь фляг молока, флягу сметаны и два–три ящика ряжанки–кефира, а в обмен забирали оставленные девочками молочного отдела пустые фляги и уматывали в ночной мрак. Попетляв для уверенности, что нет никакого «хвоста», в переулках окраинных посёлков, машина подъезжала к какой–нибудь укромной водоразборной колонке, благо их до черта располагалось на пересечениях малоосвещённых крепко спящих улочек. Быстро, как в шпионском фильме, набирали в пустые фляги воды, оставив зачем–то одну пустой. и отъезжали на несколько километров за город, тихонько съезжая с дороги в подходящую лесопосадку. Для порядка обходили местность в радиусе метров сто, убеждаясь, что под деревьями нет легковушек с разомлевшими любовными парочками, случайные свидетели кому нужны?

И когда всё складывалось благополучно, начиналось самое главное в ночной операции. Трио взбиралось в кузов. Андрей доставал из кучи тряпок в своей рабочей корзине мерную литровую алюминиевую ёмкость на длинной алюминиевой же ручке и самострочную холщёвую торбу с чистыми тряпками из ветхих простыней. В той же торбе Андрюха возил и товарные бирки на сметану и молоко, хапнутые, сколько ухватила рука, пока он заговаривал зубы девочке из ОТК гормолзавода. На бирках из непромокаемой клеенчатой ткани уже стояли лиловые штампы ОТК и висели свинцовые пломбочки на прочных льняных нитках.

Теперь начиналось само действо. В пустой бидон из любого полного отбиралось шесть литров молока, а на его место вливалось шесть литров замечательной водопроводной воды. Затем отбиралось шесть литров из следующего полного и так далее. В результате первого этапа получалось 5–6 фляг молока как бы из ничего.

Аналогично из 5–6 бидонов стандартной 30-процентной сметаны получался один бидон «левой». Правда, сметану разводили не водой, а молоком.

— Сенька, внимательно вешай бирки, не перепутай сметану с молоком! — Тихонько инструктировал коллегу Андрей, рационально расставляя бидоны в кузове.

— Всё! Абгемахт! Заводи! — Негромко скомандовал он Кольке, забираясь, наконец, в тепло кабины. Сенька плотнее запахнул полушубок, устраиваясь на бидонах. Теперь экипаж может приступить к основной работе — развозу молочных продуктов.

Идёт рутина — подъезжают к магазинчику, сгружают по заявке несколько бидонов молока, один–два сметаны и сколько надо ящиков фасованной продукции. В условленное место или сторожу оставляется накладная на товар. «Левую» сметану и молочко оставляют у одного–двух магазинов, где работают дружественные девочки, имеющие свою долю с ночного гешефта.

Утром, в семь, после того, как «свои» девочки появились на работе, машина молочников снова тормознула у нужного магазина и в укромной подсобке произошёл расчёт за «левый» товар. Там же отоварили бутылку водяры и колбасно–сырную закусь.

— Андрюха! Сколько сегодня? — Лениво спрашивает Сенька.

— Неплохо! Как вчера — 96 рэ.

— Тогда погнали за город, а то уже восьмой час…

Коля гнал пустой грузовик на приличных скоростях, так что вскоре машина уже осторожно съезжала с шоссе в гостепримную лесополосу.

Пока Коля возился под замком зажигания, подсоединяя к спидометру самодельную «крутилку» на батарейках, включал её и под комариное жужжание приспособухи для подкрутки спидометра нарезал колбаску и сыр, готовя «завтрак», Андрей вынул несколько грязных купюр, в основном десяток, пятёрок и трёшек, и начал делить добычу.

— Так, хлопцы, слушай доклад верховного главнокомандующего. 96 минус 11 на закусь. Теперь выдаю премию. Мне и Коле по тридцатнику, Сеньке, как молодому бойцу, 25. Возражений не будет? Добрэ!

Сенька сунул мятые банковские и кредитные билеты в нагрудный карман пиджака. Надо же! 25!

При месячном заработке в 120–130 рублей, иметь по 25 в день… Ого–го! Помножим на 22 рабочих дня. Не хватает воображения представить. А уж водила Колька, так просто Ротшильд — подкрутка километража на спидометре давала возможность списать намного больше бензина, загнав который нужным людям Николай получал ну оччень серьёзные башли!..

Понятно, что завтрак на траве в лесопосадке после нелёгкой колготной ночи приводил к тому, что Андрей и Сенька, оприходовав бутылку тёплой водяры, соответственно теряли спортивную форму, и их часто развозило в косую линеечку.

Днями «Индустриальное Запорожье» напечатало заметку в рубрике «Родимые пятна». Там описывалось, как в одном из гастрономов в центре города бдительная старушка раскрыла крупное хищение социалистической собственности. Написано было примерно следующее.

Придя утром в продмаг и честно отстояв очередь, бабулька привычно подала продавщице полулитровую баночку и попросила отвесить, сколько поместится, сметанки.