Игра Джеральда - Стивен Кинг

— С тобой все в порядке, Джесси? — спокойно спросил отец. — Не чувствуешь тошноты или нечто подобное?

— Нет. — Она попыталась улыбнуться, но на этот раз это ей не удалось. Джесси почувствовала, как слезинка катится по щеке, и быстро, виновато вытерла ее ребром ладони.

— Извини, — его голос дрожал, и она ужаснулась, увидев слезы в его глазах — становилось все хуже и хуже. — Я очень сожалею.

Он резко повернулся, нырнул в ванную комнату, сдернул полотенце с крючка и промокнул им лицо. Пока он проделывал все это, Джесси усиленно размышляла.

— Папа?

Он взглянул на нее поверх полотенца. Слезы исчезли из его глаз. Если бы она не видела их, то могла бы поклясться, что их там вообще никогда не было.

Вопрос застрял у нее в горле, но он должен был быть задан. Должен.

— Мы… мы должны рассказать об этом маме?

Он сделал глубокий, дрожащий вздох. Она ждала, сердце почти вырывалось из груди, а потом, когда он ответил: «Я думаю, что должны, а ты?» — сердце ушло в пятки. Джесси, покачиваясь, подошла к нему (она абсолютно не чувствовала под собой ног) и обхватила его руками.

— Пожалуйста, папа, нет! Пожалуйста, не рассказывай! Пожалуйста. Пожалуйста…

Ее голос перешел в всхлипывания, и Джесси прижала лицо к его обнаженной груди. Он обнял ее, теперь уже по-старому, как делают это отцы.

— Мне бы не хотелось, — произнес он, — потому что в последнее время между нами очень напряженные отношения, дорогая. Я был бы очень удивлен, если бы ты не догадывалась об этом. А подобное случившемуся могло бы только ухудшить ситуацию. Твоя мать не была в последнее время очень… ну, очень любящей, что ли, и в этом главная проблема. У мужчины есть… определенная потребность. Ты поймешь это, когда…

— Но если она узнает, то скажет, что это моя вина!

— О, нет, я так не думаю, — ответил Том. Но тон был удивленным, уверенным… и показался Джесси настолько же убийственным, как смертный приговор.

— Не-е-т… я уверен, я вполне уверен, что она…

Джесси взглянула на него покрасневшими от слез глазами.

— Пожалуйста, не рассказывай, папа! Пожалуйста!

Он поцеловал ее в бровь.

— Но, Джесси… я должен. Мы должны.

— Почему, почему, папа?

— Потому, что…

22

Джесси немного подвинулась, звякнули цепи; наручники ударились о столбики кровати. Через восточное окно в комнату лился свет.

— Потому, что ты не умеешь хранить секреты, — глухо произнес Том. — Потому, что если это все равно выйдет наружу, Джесси, то для нас обоих будет лучше, если это обнаружится сейчас, чем через неделю или месяц, или год. Даже через десять лет.

Он отлично манипулировал ею — сначала извинения, потом слезы, а теперь вот фокус: он переложил свои проблемы на нее. Он не успокоился, пока она не поклялась хранить эту тайну до гробовой доски.

Джесси помнила, как обещала ему что-то сквозь поток горячих, испуганных слез. Наконец, он перестал качать головой, продолжая смотреть прищуренными глазами в дальний конец комнаты и плотно сжав губы — она видела это в зеркале, казалось, что он знал, что она видит.

— Ты никогда никому не должна рассказывать об этом, — в конце концов произнес он. Джесси помнила то полуобморочное состояние облегчения, которое она испытала при этих словах. То, что он говорил, было менее значительно, чем его тон. Джесси уже слышала этот тон сотни раз до этого и знала, что ее мать приходит в бешенство из-за того, что чаще всего такой тон достается Джесси, а не самой Сэлли.

«Я меняю свое решение, — говорил он. — Я делаю это против своего желания, но я меняю его; я перехожу на твою сторону».

— Да, — согласилась Джесси. Голос ее дрожал, и она с трудом удерживала слезы. — Я не расскажу, папа, никогда.

— Не только твоей матери, — сказал он, — вообще никому. Никогда. Это очень огромная ответственность для маленькой девочки, Сорванец. Тебя могут провоцировать на это. Например, ты будешь выполнять домашнее задание вместе с Каролиной Кляйн или Тэмми Хо, и одна из них поделится с тобой своим секретом, возможно, ты тоже захочешь рассказать…

— Им? Никогда-никогда-никогда!

И по ее лицу он должен был заметить, что она говорит правду: мысль, что Каролина или Тэмми узнают, что отец трахался с ней, наполняла Джесси ужасом. Удовлетворенный таким ходом событий, он подобрался к тому, что теперь казалось главным интересом.

— Или твоей сестре. — Он отстранил Джесси от себя и внимательно посмотрел ей в лицо.

— Видишь ли, может прийти время, когда ты захочешь рассказать ей…

— Папочка, нет, я никогда…

Он осторожно встряхнул ее.

— Помолчи и позволь мне закончить, Сорванец. Вы близки с ней, я знаю это, и я знаю, что иногда у девочек возникает потребность поделиться тем, о чем они бы никогда раньше не рассказывали. Если ты почувствуешь потребность поделиться с Мэдди, сможешь ли ты удержаться?

— Да!

Отчаявшись убедить его, она разрыдалась. Конечно, скорее всего, она рассказала бы Мэдди — если в мире и был человек, с которым она могла поделиться таким ошеломляющим секретом, то это была ее старшая сестра… кроме одного. Мэдди и Сэлли так же были близки одна другой по духу, как Том и Джесси, и если Джесси когда-нибудь расскажет сестре о том, что произошло на террасе, то один против ста, что мать узнает об этом еще до захода солнца.

Подумав об этом, Джееси поняла, что она вполне сможет противостоять подобному искушению.

— Ты действительно уверена в этом? — все еще сомневаясь, спросил Том.

— Да! Конечно!

Он опять покачал головой с сожалением, и это опять испугало Джесси.

— Просто мне кажется, что лучше всего рассказать об этом прямо сейчас, Сорванец. Мы проглотим эту горькую пилюлю. Я думаю, что она не убьет нас…

Однако Джесси снова вспомнила гнев матери, когда папа просил ее позволить Джесси не ездить на гору Вашингтон… но гнев — это было еще не все. Она не хотела думать об этом, но сейчас не могла отказать себе в этой роскоши. В голосе ее матери звучали ревность и нечто близкое к ненависти. Моментальное, но поразительно ясное видение посетило Джесси, когда она стояла рядом с отцом в спальне, пытаясь убедить его: вдвоем с отцом они бредут по дорогам, как Ганс и Гретель, бездомные, колеся по Америке…

…и, конечно, ночуя в одной постели, засыпая рядом.

Затем Джесси разрыдалась, истерично всхлипывая, умоляя его не рассказывать, обещая, что она будет очень хорошей девочкой, если он не расскажет. Он не мешал ей плакать, пока не почувствовал, что наступил подходящий момент, а потом сказал: