Игра Джеральда - Стивен Кинг

Вспоминая, Джесси увидела Сэлли Махо такой, какой частенько видела ее в детстве: щеки горят от раздражения, губы плотно сжаты, руки уперты в бока.

— И ты верила в это, — озабоченно произнесла Джесси. — Разве не так, сучка?

«Нечестно, — возразила часть ее ума. — Нечестно, Джесси!»

Но это было честно, и Джесси знала это. Сэлли была далеко не идеальной матерью, особенно в те годы, когда семейная жизнь с Томом стала пробуксовывать, как старенький автомобиль с неисправным мотором. В ее поведении в эти годы была какая-то паранойя и даже неразумность. По каким-то причинам ее тирады и подозрения чаще всего доставались Виллу, но иногда она пугала и своих дочерей.

Эта темная сторона теперь забылась. Письма, получаемые Джесси из Аризоны, были банальными, утомляющими ее записками старенькой леди, вспоминающей об их детстве, как о мирном, счастливом времени. Очевидно, она забыла, как кричала что есть мочи, когда Мэдди забыла завернуть использованный тампон в туалетную бумагу, прежде чем выкинуть его в мусорное вёдро, что убьет ее, или как в воскресное утро без причины, которую Джесси так никогда и не узнала, ворвалась к ней в спальню и швырнула в Джесси пару туфель на шпильках, а затем вылетела, как фурия.

Иногда, когда она получала письма или открытки от матери: «Здесь все хорошо, милая, Мэдди пишет добросовестно, у меня улучшился аппетит с тех пор, как похолодало». — Джесси чувствовала настойчивую потребность схватить трубку телефона, позвонить матери и крикнуть:

«Неужели ты все забыла, мама? Неужели ты забыла тот день, когда швыряла в меня туфли и разбила мою любимую вазу, а я плакала, потому что думала, что он в конце концов раскололся и рассказал тебе, хотя со дня солнечного затмения прошло уже три года? Разве ты забыла, как часто пугала нас своими криками и слезами?»

«Это нечестно, Джесси. Нечестно и немилосердно».

— Может быть, это и нечестно, но это правда.

Если бы она знала, что случилось в тот день…

Ее мама могла и не прийти и не сказать прямо об этом, но — но она бы поверила, что это была вина Джесси, и она действительно подумала бы, что это было сознательным соблазнением со стороны Джесси. А от скрипящего колеса не так уж далеко и до Лолиты,[14] ведь так? А знание того, что нечто сексуальное произошло между ее дочерью и мужем, вполне возможно, заставило бы ее перестать думать об уходе из семьи и действительно сделать это.

«Поверить в это? Ты знала, что она поверит».

В этот раз голос благопристойности не стал надоедать своими возражениями, и неожиданное озарение снизошло на Джесси: ее отец прекрасно понимал то, на осознание чего Джесси понадобилось почти тридцать лет. Он знал действительную расстановку сил точно так же, как знал об акустическом эффекте гостиной-столовой в их доме у озера.

Ее отец использовал ее разным образом, а не только так, как в тот день.

Джесси ожидала потока отрицательных эмоций от этого печального открытия; в конце концов, она была использована в своей игре мужчиной, чьим главным делом было любить и защищать ее. Но ничего не нахлынуло на нее. Возможно, частично из-за того, что эндорфин все еще продолжал действовать в ее крови, но у нее появилась мысль, которая еще больше успокоила ее: «Не важно, насколько это было грязным делом, в конце концов ей удалось выбраться из него». Ее основными эмоциями было удивление, что она так долго могла сохранять эту тайну, и сильное смущение. Сколько выборов, прямо или косвенно, было сделано ею под влиянием того, что случилось в последние минуты, проведенные ею на папиных коленях, пока она разглядывала огромное темное пятно на небе через два или три слоя закопченного стекла? И было ли ее теперешнее состояние результатом того, что случилось в день солнечного затмения?

«О, это уже слишком, — подумала Джесси. — Если бы он изнасиловал меня, тогда другое дело. Но то, что случилось в тот день на террасе, было просто еще одним несчастным случаем, к тому же не настолько серьезным, как этот — если ты хочешь понять, что такое серьезный несчастный случай, Джесс, проанализируй ситуацию, в которой ты оказалась теперь. Я с таким же успехом могу обвинить старенькую миссис Жилетт, ударившую меня по руке, когда мне было всего четыре года. Или свое поведение на вечеринке Вилла. Или грехи из моих прошлых жизней, которые все еще нуждаются в искуплении. И потом то, что он сделал со мной на террасе, не идет ни в какое сравнение с тем, что он сделал со мной в спальне».

И эту часть не нужно было видеть во сне; она была здесь, отчетливая и доступная.

21

Когда Джесси оглянулась и увидела отца, стоявшего в дверях спальни, ее первым инстинктивным движением было скрестить руки на груди. Затем она увидела печальное и виноватое выражение его лица и опустила руки вниз, хотя чувствовала, что ее щеки начинают гореть, а лицо становится уродливо-красным, что было ее версией девичьей краски стыда. Ей нечего было показывать (почти нечего), но она чувствовала себя более голой, чем была, и испытывала такое смущение, что могла поклясться, что ее кожа почти шипела. Она подумала: «Надеюсь, что остальные вернутся пораньше. А вдруг она войдет прямо сейчас и увидит меня без рубашки?»

Смущение переросло в стыд, а стыд в ужас, и когда она натянула на себя блузку и начала застегивать ее, то испытала еще одно чувство, скрывавшееся за этими. Это была злость, которая почти не отличалась от гнева, испытанного ею годы спустя, когда она поняла, что Джеральд знает, что она говорит серьезно, но делает вид, что не понимает этого. Она злилась потому, что не заслуживала того, чтобы испытывать стыд или страх. Все-таки это он был взрослым, он оставил это пахнущее пятно на ее трусиках, именно он должен был стыдиться. Но все было наоборот.

К тому времени, когда ее блузка была застегнута и заправлена в шорты, злость ушла, или — что то же самое — спряталась внутрь. Она думала только о том, что в любой момент может вернуться мама. Неважно, что теперь она была полностью одета. То, что случилось нечто нехорошее, было написано на их лицах. Джесси видела это на его лице и ощущала на своем.

— С тобой все в порядке, Джесси? — спокойно спросил отец. — Не чувствуешь тошноты или нечто подобное?

— Нет. — Она попыталась улыбнуться, но на этот раз это ей не удалось. Джесси почувствовала, как слезинка катится по щеке, и быстро, виновато вытерла ее ребром ладони.