Игра Джеральда - Стивен Кинг

Капля едкого пота попала в левый глаз. Она стряхнула ее резким движением головы и продолжала двигать ногами, имитируя движения велосипедиста. Покалывание продолжало нарастать, расширяясь вверх и вниз от локтей, и минут через пять после того, как она заняла свое теперешнее положение, последовала первая судорога. Это было как удар большим ножом мясника. Джесси откинула голову назад и содрогнулась. Когда она затаила дыхание, чтобы закричать повторно, ударила вторая судорога. Эта была намного сильнее. Ощущение было таким, будто кто-то обвил колючей проволокой ее левое плечо, а потом затянул потуже. Джесси взвыла, руки сжались в кулаки с такой силой, что два ногтя на пальцах сломались, обнажив мякоть, и пальцы начали кровоточить. Глаза в коричневых углублениях припухших век были плотно сжаты, но слезы все же просачивались из-под век и струились по щекам, смешиваясь с потом.

«Продолжай двигать ногами, малышка, не останавливайся».

— Не называй меня малышкой! — выкрикнула Джесси.

Бродячая собака с наступлением утра снова приблизилась к заднему крыльцу, и при звуках голоса Джесси ее голова вздернулась вверх. На морде застыло почти комичное выражение удивления.

— Не называй меня так! Ты, сука! Ненавижу, су…

Еще одна судорога пронзила левый бицепс, дойдя до самого локтя, и ее слова растворились в продолжительном агонизирующем вопле. Но она не переставала перебирать ногами. Неизвестно, какие силы позволяли Джесси делать это.

20

Когда ужасные судороги прошли — по крайней мере, Джесси надеялась на это — она вздохнула и откинулась на перекладины из красного дерева, образовывавшие изголовье кровати, глаза ее были закрыты, а дыхание постепенно успокаивалось. Скачущее галопом, оно перешло на рысь и, наконец, на ходьбу. Несмотря на жажду, Джесси чувствовала себя удивительно хорошо. Ей казалось, что частично причина была в старой шутке с подтекстом; «Как здорово чувствовать себя, когда прекращаешь заниматься спортом». Только последние пять лет она забросила свои занятия (ну, ладно, может быть, почти десять), и она сразу же распознала то чувство, вызываемое притоком эндорфина. Абсурд, учитывая данные обстоятельства, но все равно хорошо.

«Может быть, и не настолько абсурдно, Джесс. Возможно, даже полезно. Этот эндорфин прочищает мозг, что является одной из причин, почему люди работают лучше после физических упражнений».

И ее ум был чист. Приступ ужасающей паники отступил, как отступает дым от заводских труб при порывах сильного ветра. Джесси чувствовала себя более чем способной к разумному мышлению; она чувствовала себя вполне в своем уме. Джесси никогда бы не поверила, что это возможно, эта безустанная способность мозга к адаптации и почти животное стремление к выживанию казались ей несколько странными.

«Из-за всего этого я дома не выпила свой утренний кофе», — подумала Джесси.

Воспоминание о кофе — черном, в ее любимой чашке с голубыми цветочками, заставило Джесси облизнуться. Она также задумалась о программе «Сегодня». Если ее биологические часы не ошибались, «Сегодня» как раз выходила в эфир. Мужчины и женщины по всей Америке, в подавляющем большинстве не прикованные, сидели за кухонными столиками, пили сок или кофе, ели бутерброды и яичницу (а возможно, какую-нибудь кашу, которая, по утверждениям медиков, благотворно действует одновременно на сердце и кишечник). Они смотрели передачу, которую ведут Брайан Гамбел и Кати Корик совместно с Джо Гараджиола. А немного позднее они выслушают Вильямса Скотта с его пожеланиями счастливого дня. Там будут гости. Кто-то расскажет об основном налоге, кто-то покажет зрителям, как они должны уберечь тапочки от своих любимых собачек, кто-то расскажет о новом кинофильме, снятом им, и никто из них не догадывается, что в западной части штата Мэн произошло несчастье: одна из их наиболее лояльных зрительниц не смогла включить телевизор в это утро потому, что прикована наручниками к кровати в двадцати футах от ее голого, истерзанного собакой, облепленного мухами мужа.

Джесси повернула голову направо и взглянула на стакан, бездумно поставленный Джеральдом на его половину полки незадолго до начала всей этой трагикомедии. Пять лет назад, отметила Джесси, стакана, возможно, здесь не было бы, но с тех пор как вечернее потребление Джеральдом виски увеличилось, основной жидкостью, выпиваемой им за день, стала вода, иногда он пил минеральную воду или чай со льдом. Для Джеральда «проблема питья» была не только эвфемизмом, но и проблемой в буквальном смысле.

«Ладно, — мрачно подумала Джесси, — если у него были проблемы с питьем, то сейчас это мне как раз на руку».

Стакан стоял именно там, где она поставила его; если ночной посетитель не был просто сном («Не глупи, конечно же, это был сон,» — нервно вставила Образцовая Женушка), то он не испытывал жажды.

«Мне нужно добраться до этого стакана, — подумала Джесси. — К тому же мне нужно быть очень осторожной на тот случай, если возникнут судороги. Вопросы есть?»

Вопросов не было, к тому же теперь добраться до стакана было намного легче; теперь уже не нужно было прилагать таких неимоверных усилий, чтобы наклонить полку. Джесси открыла для себя еще один плюс, когда взяла в руку самодельную соломинку. Высохнув, карточка свернулась в трубочку сама. Теперь эта странная геометрическая конструкция работала более эффективно, чем прошлой ночью. Добраться до остатков воды было намного легче, чем до стакана, и, прислушиваясь к звукам, производимым ею, когда она наклонилась всосать последние капли воды с помощью соломинки, Джесси подумала, что она намного меньше пролила бы воды на покрывало, если бы знала, что сможет «заготовить» такую соломинку. Однако теперь уже поздно, и не стоит плакать из-за пролитой воды.

Несколько глотков только разбудили ее жажду, но ей придется жить с этим. Джесси поставила стакан на полку, а потом рассмеялась над собой. Привычка — это жестокий маленький зверек. Даже в такой жуткой ситуации. Она рисковала испытать боль судороги, ставя пустой стакан на полку, вместо того чтобы просто швырнуть его на пол. И почему? Потому, что чистота — залог здоровья, вот почему. Это была одна из тех вещей, которым Сэлли Махо учила ее с детства, это маленькое скрипящее колесико, которому постоянно не хватало смазки и которое никак не могло мирно уживаться с другими — ее малышка, которая готова была почти на все, включая обольщение собственного отца, лишь бы быть уверенной, что все идет так, как ей того хочется.