Я жду тебя - Рангея Рагхав

Они сошлись на том, что Нарешу запретят посещать дом Чанды, а Сукхрам строго поговорит с ней.

Мой друг встал и, заканчивая разговор, произнес:

— Мне больше нечего сказать. Надеюсь, ты меня понял.

Сукхрам молча слушал. Он покорно склонил голову. Я видел, что на лице его боролись противоречивые чувства, однако смущение и робость взяли верх: он не произнес ни слова и повернулся, чтобы уйти. Я окликнул его и попытался расспрашивать, но он промолчал и перевел разговор на мое здоровье, поинтересовался, не тревожит ли меня больше нога.

— Господин, я еще не получил награды, — сказал он, когда я ответил, что нога зажила.

— Получай, — сказал я и дал ему десять рупий. Сукхрам поклонился и положил деньги в карман своей куртки.

Я пошел проводить его.

Стоял зимний полдень. Светило яркое, не по-зимнему горячее солнце, но прохладный ветер отгонял зной.

Мы разговаривали; все это время Сукхрам ни словом не обмолвился о Чанде.

Остальное случилось без меня.

Сукхрам вернулся домой к вечеру. Сначала он удивился, не застав Чанду дома.

За белым дворцом в кустах Сукхрам услышал голоса. Он осторожно, на цыпочках, подошел ближе. Это место считалось опасным. Здесь обитали злые духи, водились змеи, сюда наведывались и хищные звери. Тут был и храм Ханумана, но его почитатели возвращались домой еще засветло. Около Ханумана стояли изваяния бога Шивы и его быка и другие священные статуи — средство объединения каст и народов Индии. Однажды сплотившись, они уже уничтожили ненависть человека к человеку и религиозную нетерпимость. Но это было давно. К несчастью, люди снова попали в плен обычаев, традиций и предрассудков.

Сукхрам, притаившись, стоял за кустами. Сумерки сгущались. На деревьях ним покачивались округлые, зеленые с красным плоды.

— …Сегодня приходил твой Сукхрам, — услышал он голос Нареша. — … к моему отцу, жаловаться на меня… Я ему не нравлюсь.

— Нет, неправда! — отвечала Чанда. — Он самый лучший человек в мире. У него такое доброе сердце. Он меня любит и не может причинить мне боль.

У Сукхрама тревожно билось сердце. Чанда все еще надеялась, но он знал, что ее мечтам не суждено осуществиться.

А Чанда продолжала:

— Что бы я ни просила, я не знала отказа. Другие бранят своих дочерей, он же никогда.

— Ну, наверное, мой отец вызывал его.

Сукхрам вышел из-за кустов. Ноги плохо повиновались ему. Он не хотел мешать, однако должен был это сделать.

— Ты пойдешь со мной, Чанда? — спрашивал Нареш.

— Куда?

— К матери.

— Зачем?

— Она, может быть, сжалится, увидев тебя…

— Нет, не сжалится! — громко сказал Сукхрам.

Чанда и Нареш испугались, увидев его.

— Дада, ты здесь? — застыла в удивлении Чанда. Потом ей стало стыдно, что он застал ее с Нарешем, и она закрыла лицо руками.

Но Сукхрам даже не посмотрел на нее.

— Господин! — обратился Сукхрам к Нарешу.

— Называй его по имени, дада! — перебила Чанда.

— Глупая девчонка! Помолчи! — прикрикнул на нее Сукхрам. — Я не с тобой пришел говорить. — Итак, скажи мне, ты женишься на Чанде? — спросил Сукхрам.

— Женюсь, — твердо ответил Нареш.

Сукхрам покачал головой.

— А знаешь, что будет потом? — спросил он.

— Нет.

— А я знаю. Они убьют Чанду!

— Тогда и я умру!

Сукхрам прижал к себе Нареша. Он старался сдержать слезы, но не мог.

— Нет, не губи свою жизнь, — проговорил он, отстраняя от себя юношу.

— А зачем мне жизнь без Чанды? — спросил Нареш.

— Ты еще молод и многого не понимаешь, — вздохнул Сукхрам. Ему вспомнились годы, проведенные с Пьяри.

— Идем, Чанда! — позвал Сукхрам.

Чанда нехотя последовала за ним.

— Когда придешь? — тихо спросил Нареш.

— Скоро.

Сукхрам шел впереди. Чанда плелась за ним. Она обернулась, чтобы поглядеть еще раз на Нареша.

— Ты — моя дочь, я тебя люблю, — говорил ей Сукхрам. — И не допущу, чтобы ты попала в беду…

Но она его не слушала. Чанда украдкой оборачивалась, чтобы еще и еще раз взглянуть на Нареша.

На следующий день она снова сбежала. Ускользнул от бдительного материнского ока и Нареш. Их не было до полудня.

…А вечером случилось нечто непредвиденное. У меня за окном запела птица. Я видел, как Нареш встрепенулся и направился к двери.

— Куда это ты? — спросила его мать. — Почему бы тебе не посидеть за книгой? На будущий год отошлю тебя в город. Будешь жить в доме деда, он наставит тебя на путь истинный. Там уж тебе не позволят в эдакую темень выходить из дома.

— Так было в старое время, — огрызнулся Нареш. — В городах теперь электричество.

И ушел. На улице слуги поили скот.

В саду снова засвистела птица.

Мать Нареша выглянула в окно, всматриваясь в темноту, и вдруг вскочила как ужаленная.

— Он там, в саду, вместе с натни!

Тхакур не на шутку рассердился. Этот обычно спокойный и рассудительный конгрессист, до хрипоты разглагольствовавший о справедливости и ненасилии, теперь взорвался, как пороховая бочка, в которую попала искра.

— Джоварсинх! — загремел он. — Ты спишь или сторожишь?!

— Приказывайте, кормилец, — дрожа от страха, пролепетал слуга, наскоро подвязывая дхоти.

— …Давай убежим, — говорил в это время Нареш Чанде в саду.

— Но куда?

В темноте щебетали две невинные души, беспечные в своей юности, полные радужных надежд и совершенно не знающие мир.

— Уедем куда-нибудь далеко-далеко, где будем только мы вдвоем, — говорил Нареш.

— Разве это возможно? — смеялась Чанда.

— Почему нет? Я все мечтаю уехать в такое место, где дули бы прохладные ветры, ласково светило бы солнце, где никто никого не бьет и никто никого не притесняет…

Чанда как завороженная смотрела на Нареша.

— Разве есть где-нибудь такое место? — удивилась она.

— Чанда, ты поедешь со мной? — вместо ответа спросил Нареш.

— Поеду.

— Не побоишься?

— Чего?..

В доме нарастал шум.

А потом привели Нареша. Его вели двое слуг. Он отбивался от них и кричал:

— Отпустите меня, пустите!

— Вот у нас в Аджмере и Удайпуре совсем нет натов, — говорил старый тхакур Рагхунадх… — А здесь восток, братец. Именно поэтому они ведут себя так нагло. Их бы…

Чанду держали еще двое слуг.

Их подвели к самой двери и отпустили, окружив плотным кольцом.

— Привели, госпожа, — доложила служанка.

Мать Нареша сидела на кровати. Лицо ее было мрачным и решительным. Она походила на приготовившуюся к прыжку львицу. Чанда была совершенно спокойна, даже улыбалась. Все происшедшее несколько смутило ее. Но она не чувствовала себя виноватой и стояла с гордо поднятой головой. В этот момент она выглядела особенно красивой.

— Ты захотела стать моей невесткой? — загремела тхакурани.

Чанда внимательно посмотрела на нее и почтительно поклонилась.

Глаза Чанды и матери Нареша встретились. Надвигающаяся старость усмотрела в цветущей юности дерзость и вызов. А другая?! Она пристально вглядывалась в мать своего возлюбленного и думала: «Неужели это вскормившая его мать? Эта женщина совсем забыла, что такое свобода». А свобода Чанды тяжким бременем легла на ее жизнь. Одна, молясь о бессмертии души, почитала отжившее, а другая каждый миг своей жизни хотела посвятить возлюбленному, нисколько не задумываясь, угодно это богу или нет; одна была матерью, другая — девушкой; одна была охвачена страхом, другая — бесстрашием. Обе, не отрываясь, смотрели друг на друга. Глаза матери одновременно выражали ненависть и тревогу, высокомерие и гнев. Глаза Чанды светились любовью и преданностью, чистотой первой дружбы и мольбой о счастье. Мать Нареша походила на сверкающую в небе молнию. А Чанда была похожа на распустившийся, наполненный ароматом цветок. И мать Нареша не могла вынести взгляда Чанды. Ей на мгновение показалось, что Чанда чиста и невинна и к тому же прекрасна, как утренняя заря. Она невольно поддалась ее очарованию.

Но тут вмешалась служанка.

— Не желаешь отвечать, натни? — крикнула она.

Лицо матери вновь исказилось. Добрые чувства сверкнули и погасли.

— Почему молчишь? — спросила она.

— Я стану вашей служанкой, — кротко ответила Чанда.

Тхакурани ударила Чанду по лицу.

Нареш бросился к матери и схватил ее за руку.

— Нет, нет, пусть бьет, — остановила ее Чанда.

Тхакурани трясло от негодования. Сын, которого она вскормила, посмел схватить ее за руку из-за какой-то натни! Как она теперь покажется людям на глаза?! Такое оскорбление и от своего же сына!

— Джоравар! — позвала она.

— Да, госпожа, приказывайте!

— Держи его!

Тот бросился к Нарешу и схватил его.

— Разве для этого я взрастила тебя, негодный мальчишка?! — кричала тхакурани. С кулаками она набросилась на Чанду. — С таких-то пор показываешь свой распутный нрав! Завлекаешь мальчика, низкая натни! Вот тебе! Нравится? На! Получай!.. — Тхакурани с остервенением била девушку, но та не плакала, даже не вскрикнула. Она молча сносила побои и тогда, когда ее принялись избивать служанки тхакурани. А потом Чанда упала, так и не проронив ни слезинки.