Столыпин. На пути к великой России - Дмитрий Струков

Приезд генерала Сахарова фактически перевел губернию на военное положение. Присутствие армии подействовало устрашающе. «С прибытием достаточного количества войск, – сообщал в конце октября Столыпин в Главный штаб, – движение удается подавлять без жертв»[566].

В декабре 1905 г. воодушевленные московским восстанием саратовские революционеры предприняли свою попытку восстания. Столыпин действовал решительно и бескомпромиссно, предостерегая население: «…всякие дерзновенные попытки нарушить порядок будут подавлены силой, дома, из которых раздадутся выстрелы по войскам, будут разрушены артиллерией»[567]. Это предупреждение позволило избежать массового кровопролития. 16 декабря 1905 г. Столыпин дал войскам приказ разогнать митинг, грозивший перерасти в социальный взрыв. Убито было 8 человек, но с революцией в губернском городе было покончено[568].

Еще раньше подобный устрашающий метод использовал градоначальник Петербурга Д.Ф. Трепов, разославший в войска в октябре 1905 г. телеграмму: «Патронов не жалеть». И хотя тогда огнестрельное оружие не применялось, распоряжение градоначальника оказало необходимый психологический эффект: кровопролитие удалось предотвратить. Эту меру впоследствии одобрил и сам государь. «Только это остановило движение или революцию, – писал тогда царь матери. – …Трепов предупредил жителей объявлением, что всякий беспорядок будет беспощадно подавлен – и, конечно, все поверили этому»[569].

К моменту назначения Столыпина министром внутренних дел революция прошла уже самую опасную фазу. Государь по своей инициативе предпринял серию энергичных мер по восстановлению порядка в военной и гражданской среде. Накануне решающих декабрьских сражений с революционерами Николай II проводит смотры верных ему войск, принимает парады, лично обращается к полкам с приветственными речами, вместе с супругой и маленьким наследником приходит в офицерские собрания[570].

Благодаря личному вмешательству государя элитные части армии были не только удержаны от революции, но стали ударной силой в ее разгроме. Когда в Москве началось вооруженное восстание, царь перебрасывает туда свой личный спецназ – Семеновский гвардейский полк. Государь понимал, что бездействие власти вызовет море крови в Первопрестольной: 8 тысячам активистов революционных партий еще до прихода армии противостояли правые и черносотенные организации, насчитывавшие в своих рядах не менее 12 тысяч москвичей[571]. Все это грозило вылиться в кровавую бойню мирного населения столицы. С целью не допустить такой развязки в Москву и были введены войска, которые подавили мятеж. Число погибших исчислялось сотнями, но иного пути спасти страну от гражданской войны не было. Что же касается самих революционеров, то один из их лидеров большевик В.Ульянов (Ленин) признавался в преждевременности выступления, характеризуя его как бланкистское и заговорщическое. Большинство московских рабочих не только не поддержали восстание, но многие оказывали помощь войскам в поимке боевиков.

Разгром мятежа в Москве стал переломом в борьбе самодержавия с революцией. В течение следующего года государство с боями отвоевывало у революции захваченные рубежи. При слабости центральной власти и огромных масштабах империи, естественно, ни о каком триумфальном шествии монархии говорить не приходилось. Особенно тяжелая ситуация возникла на русском Востоке, где революционером удалось захватить важнейшее звено российской государственности – Транссибирскую магистраль. Железная дорога от Урала до Дальнего Востока оказалась в руках стачечных комитетов. Движение поездов было прервано. Возникший транзитный тромб отрезал маньчжурской армии путь возвращения домой. В армии, точнее в ее запасных частях, расположенных вдоль железнодорожной линии, началось революционное брожение, которым воспользовались революционеры, чтобы установить советскую власть в сибирских городах.

Командование маньчжурской армии, вопреки требованиям царя навести порядок на магистрали, действовало нерешительно. Тогда государь нашел лучшего исполнителя. Герой Русско-турецкой войны 62-летний генерал А.Н. Меллер-Закомельский принял поручение очистить от революционеров великий сибирский путь и с отрядом всего 200 гвардейцев (варшавский спецназ) выехал из Москвы на экстренном поезде. Меллер-Закомельский действовал круто, порой и жестоко: распустившихся солдат прикладами выгоняли из офицерских купе, двух агитаторов выбросили из поезда на полном ходу. Двух-трех таких фактов, разнесенных телеграфом, было достаточно, чтобы восстановить в армии порядок[572]. Многотысячные революционные части и контролируемые повстанцами сибирские города сдавались без боя. Только на одной из станций гвардейцам пришлось открыть огонь на поражение в ответ на встречные выстрелы. В бою погибло 19 человек, 70 ранено. После этого попыток сопротивления уже не было[573].

В комментарии к этим силовым действиям власти уместно вспомнить высказывание П.А. Столыпина перед II Государственной думой. «Государство может, государство обязано, – убеждал он депутатов 13 марта 1907 г., – когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Это было, это есть, это будет всегда и неизменно. Этот принцип в природе человека, он в природе самого государства. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя ядом. Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете. Этот порядок признается всеми государствами… Это, господа, состояние необходимой обороны»[574].

Заняв пост министра внутренних дел, Столыпин надеялся поначалу вывести страну из смуты законными средствами. Центр тяжести был направлен на более тесную работу правительства с губернаторами; в отдельных случаях губернатор, чья губерния вышла из-под административного контроля, отстранялся от должности. Получив назначение на пост председателя правительства с сохранением в должности министра внутренних дел, Столыпин продолжает проводить намеченную линию. «Раньше одни губернаторы, желавшие казаться либеральными, – говорил Столыпин в интервью корреспонденту английской газеты Tribune, – не пользовались этим правом (роспуска митингов, нарушающих общественную безопасность. – Д.С. ) … а другие, желавшие отличиться, наоборот, склонны были совсем почти не допускать митингов. Теперь же я распоряжусь, чтобы они не стыдились своего права, но не пользовались им без прямой нужды. Власть до сих пор впадала в противоречия. Она не сознавала своей силы и потому или прибегала к репрессиям, или отпускала вожжи. Но она не обнаружила своей творческой силы. А в творчестве именно и кроется залог успеха»[575].