Последний хартрум - Женя Юркина

Для господина Армеля лютены по-прежнему были рабами, что он подтверждал далее: – Подчеркиваю, мне важны не просто здания, а отлаженная система с рабочей силой, чтобы…

– Хватит, – не выдержав, выпалил Риз. – Выброси их! Все до единого!

– Прямо в окно? – пораженно переспросила Флори. – А если их кто-то прочитает?

– То узнают имена стервятников.

Спорить она не стала и, открыв окно, вышвырнула ворох бумаги. Поток ветра подхватил листы и унес их прочь. Вслед за ними та же участь постигла разноцветные конверты. Флори безжалостно избавилась от последнего запечатанного письма, сама не желая знать, какая мерзость скрывается в нем.

После прочитанного осталось неприятное послевкусие, чем-то напомнившее желе из водорослей. Она сникла и отвернулась к окну, хотя горный пейзаж не мог отвлечь от дурных мыслей.

Когда автомобиль, набрав скорость, нырнул в тоннель, Флори вдруг осознала, что дорога ей незнакома. Если вначале они и впрямь направлялись к дому Ризердайна, то теперь планы изменились. И всему виной проклятые письма. Слова принадлежали другим, но, озвученные голосом Флори, будто делали ее пособницей, отчего она чувствовала себя виноватой.

За тоннелем начинался крутой виток дороги, нисходящий к побережью. Дома здесь встречались редко, разбросанные среди густой листвы и травы, отвоевавших кусок суши. Вначале была видна лишь узкая полоска песка между кромкой воды и зарослями, но после спуска по склону все вокруг стало зеленым. Затененная улица под сенью громадных деревьев тянулась вдоль живых изгородей и каменных заборов. У одного из таких автомобиль остановился.

– Зачем мы здесь? – спросила Флори.

– Хочу показать тебе кое-что.

За оградой из ракушечника скрывался уютный дом. Риз по-хозяйски открыл его ключом, спрятанным под садовым камнем, и поманил Флори за собой.

– Попробуешь определить: безлюдь это или нет?

Она обошла каждый угол и с уверенностью заявила, что это не безлюдь. В ответ Риз неоднозначно хмыкнул, что могло в равной степени обозначать и подтверждение ее слов, и насмешку над глупой ошибкой.

– Почему ты так решила? – спросил он, не торопясь раскрывать все карты.

– Дом молчит. Здесь никто не живет, хотя иногда ночует. Пахнет мятой, шалфеем и вереском. Ими обычно набивают подушки. – Она кивнула на круглые льняные «плюшки», небрежно брошенные на диване в гостиной. – Дом стоит на побережье и защищен деревьями лишь с одной стороны. Летом здесь приятная прохлада, но зимой наверняка дуют холодные ветра. – Она медленно прошла к окну и, отодвинув соломенные занавески, выглянула на улицу. Широкая веранда срослась с пирсом, уходящим в море. – Думаю, это жилище твоей матушки.

– Бываю здесь иногда, чтобы отвлечься от работы.

Ризердайн довольно улыбнулся и распахнул стеклянные двери. Вместе с потоком ветра внутрь ворвался мягкий рокот волн. До чего капризны столичные жители, подумала Флори, раз дом у моря может им претить. Поживи они на улице Опаленных с видом на трущобы, научились бы ценить то, что им щедро предлагает Делмар.

Она молча последовала за Ризом, который не остался в прохладной тени деревьев, а направился по дощатому настилу прямо под палящее солнце. Чем дальше они уходили, тем громче становился голос моря.

Свежий бриз трепал просторные рукава ее рубашки. Раздуваясь и опадая, они напоминали паруса. Распущенные волосы Флори пришлось подвязать лентой, чтобы не падали на лицо. Пока она воевала с ветром, Риз остановился у края пирса и оперся на деревянные перила.

– Море меня успокаивает, – сказал он.

– А меня – тревожит, – призналась Флори, рассеянно ковыряя ногтем трещины на выцветшей краске. Бледно-голубые чешуйки, падая в воду, навевали мысли о девах с серебряными хвостами, утянувших на дно Озерный дом. Она хотела спросить, знает ли Риз эту легенду, но передумала. Домографы не читают сказки о безлюдях.

– Правда? – искренне поразился Риз, словно услышал что-то невероятное.

– До недавнего времени я знала о море лишь по рассказам мамы, – слова слетели с губ сами собой, и Флори поразилась, услышав свой печальный голос. Теперь, чувствуя немой вопрос Риза, она была вынуждена довести мысль до конца: – Папа был слишком занят и вечно откладывал поездки. Шутил, что Лим рухнет, если он уедет.

Она замолчала и подняла голову, не позволив внезапно подступившим слезам упасть. Линия горизонта, где ультрамариновая гладь моря превращалась в небесную лазурь, дрожала от марева. Если бы пришлось объяснять, почему она плачет, слепящее солнце сошло бы за оправдание, но ей это не понадобилось. Риз на нее уже не смотрел.

– Надо же… – пробормотал он. – Мой отец говорил нечто похожее про дом: – «Да куда я уйду, на мне весь дом держится», – голос его зазвучал совсем по-другому, ворчливо, низко и, наверное, похоже на оригинал, поскольку Риз усмехнулся, а затем как бы невзначай бросил: – Мой отец был лютеном.

Пораженная внезапным откровением, Флори повернулась к Ризердайну. Отстраненный и задумчивый, он смотрел на воду как сквозь тонкое стекло, будто надеялся встретить там прошлое, о котором рассказывал. Наверное, сама память и была такой прозрачной и хрупкой, позволяя увидеть минувшее, но не дающее к нему прикоснуться. Со временем стекло мутнело, четкость воспоминаний пропадала, детали искажались, а что-то и вовсе бесследно исчезало, растворяясь и уносясь течением времени.

– В детстве я почти не знал его. Мы виделись редко. Маме приходилось скрывать меня вначале от отца, чтобы нас не увидели вместе, а затем и от окружающих. Взрослея, я все больше становился похожим на него, и мама боялась, что недоброжелатели могут донести домографу о нарушении. Отец привил мне любовь к безлюдям, а мама – ненависть к Протоколам, превращающим лютенов в рабов. С детства я мечтал лишь о том, чтобы он получил свободу. И как только у меня появились силы что-либо изменить, я сделал это.

– Ты прошел огромный путь.

– Да, – сказал Риз, вцепившись в перила. – Поэтому мне невыносима сама мысль, что безлюдей по-прежнему считают монстрами, а лютенов – рабами, которых можно купить, как товар.

Флори протяжно вздохнула, не найдя подходящих слов.

– Саймон как-то сказал мне, что изменить можно лишь то, что готово меняться. Мы не в силах управлять разумом других людей.

– Он и мне говорил это. Думает, что звучит утешающе, – невесело усмехнулся Риз, убрал руки с перил и, обнаружив на ладонях прилипшие чешуйки краски, принялся скрупулезно отколупывать их. – Саймон тот еще скептик. От затеи перевезти безлюдей он тоже меня отговаривал. Но я не послушал. Хочу, чтобы после меня что-то осталось.

– Куда это ты собрался? – нахмурилась она. Его слова звучали тревожно.

– Флори, я отлично понимаю, к чему все идет. С Лэрдом воюют только дураки и самоубийцы. Я и то и другое.

– Не говори так.

Их взгляды встретились – впервые за время, проведенное