Саламандра - Полевка

то в чем тогда проблема с этим письмом? Неужели за столько лет дружбы вы не узнали его языка? Как нам сообщил уважаемый Рийангаххр, он написал свиток непонятных слов перед самой смертью, но, возможно, ваш источник под конец жизни просто выжил из ума и написал не пойми что?

— Такая вероятность, конечно, есть, — Лир передвинул следующую фигуру, — но Элли сказал, что его прочесть сможет только другой Источник. А это значит, что все же есть шанс найти Источник, по силе такой же, каким был любимый Элли. Поверьте, я долго искал такого человека, я посвятил жизнь расшифровке этого письма, и вот, на закате моих дней я узнаю, что появился некто, называющий себя Гудвином. Элли нам обещал, что Гудвин обязательно появится, и мы ждали его появления и искали его в череде случайных людей. Такие заявления не делают просто так. Я не мог упустить возможность встретиться с ним. Я понимаю вашу обеспокоенность. Вы боитесь потерять его, и я это понимаю, но поверьте, я не претендую на него лично, я просто хочу узнать, что написано в письме.

Кирель в очередной раз хмыкнул, но промолчал. Противники сделали по паре ходов и задумались над фигурами. Лир, казалось, совсем забыл о свитке, лежащем на соседнем кресле, а вот Лекса просто раздирало в клочья от любопытства. Он отступил от щели, и Бэл, прихватив его за плечо, вывел в коридор, и только закрыв тяжелую дверь, спросил с тревогой:

— Как ты? Все в порядке? Нужна помощь?

— Да! — Лекс перехватил руку Бэла, — хочу заглянуть в этот самый свиток. Он валяется на кресле и Лир совсем за ним не смотрит. Я только гляну одним глазком, и все! А вдруг и я не пойму, что там написано? Тогда и встречаться с колдуном не имеет смысла.

— Это опасно, — Бэл схватил Лекса за плечи, — хочешь, я попробую украсть свиток?

— Нет, — Лекс покачал головой, — воровство — вот это опасно. Если колдун разорется, то Кирель решит казнить виновника, лишь бы не допускать открытого конфликта. Лучше я потихоньку подойду со спины и загляну в свиток, он так удачно расположен и как раз приоткрыт! Я только загляну внутрь, никто ничего не поймет! Этот Лир даже охрану отпустил, это прекрасная возможность тихо подобраться и заглянуть. Мне бы только понять, там вообще есть, что читать, или их обожаемый Элли совсем мозгами поехал?

— Тебя можно было бы пустить в кабинет под видом слуги, — один из монахов внимательно слушал разговор, — но, к сожалению, у тебя для этого слишком яркая внешность. Пустить тебя под видом наложника тоже не вариант, он скорее привлечет к себе внимание, чем слуга с подносом.

— Не знаю, это больше смахивает на засаду, — отозвался Бэл, — уж больно небрежно и нарочито лежит свиток.

— Да, нет же! — Лекс раздраженно взмахнул рукой, — Лир просто не ожидает, что свиток попытаются прочесть! Он даже Кирелю его показывал! Он только НАДЕЕТСЯ, что свиток можно прочесть, он и сам НЕ УВЕРЕН, что там есть хоть что-то значимое! Ну, чем я рискую, в конце концов? В самом крайнем случае переведу все на шутку.

Монахи переглянулись, Бэл явственно вздохнул, он, похоже, не одобрял эту авантюру, но и аргументов против не было. В итоге Лекса повели в другую дверь и после недолгого плутания по коридорчикам и скрытым нишам, вывели в кабинет Киреля, но уже со спины Лира. Монах отодвинул драпировку вместе с бусами и придержал, пока Лекс со всей осторожностью проник в кабинет.

Не понять, заметил ли его появление Кирель, но Первосвященник начал расспрашивать, как у колдунов называются фигуры и как они выглядят. Тура у колдунов называлась кораблем и выглядела, как маленький парусник. Пешки выглядели, как монахи. Фигурка коня выглядела, как дева копья верхом на ящере, фигурку офицера изображал дракон со всадником… Лекс почти не слушал вопросы и ответы, его занимал свиток, который так небрежно лежал почти вне зоны видимости Лира. Старик довольно вертел вырезанные фигурки в руках и, казалось, был увлечен разговором с Кирелем.

Лекс осторожно, шажочек за шажочком приближался к отставленному креслу. Еще один плавный шажок, и вот уже Лекс вытянул шею и потянулся навстречу, так, чтобы быть максимально далеко от Лира и не выдать себя даже шелестом одежды. Буквы и правда были привычной кириллицей и написаны незамысловато, печатными буквами, но только вот слова совершенно не складывались в голове. Какая-то абсолютная абракадабра. Лекс даже почти облегченно вздохнул, значит, свиток и правда нечитаемый, а Элли просто издевался перед смертью над колдунами, ставя перед ними невыполнимую задачу. Оставил же он послание — неверьсукамибеги. И свиток этот из этой же серии…

Он почти отшатнулся, но в голове будто щелкнуло и все стало на свои места.

«Епсель-мопсель май либен комрад да бист хиненгиритен…»

Да! Слова были написаны кириллицей, но только вот сам текст был транскрипцией с немецкого — «мой дорогой друг, ну ты и попал…», а «епсель-мопсель» не был, собственно, словом как таковым! Любой начавший читать текст спотыкался о непереводимое слово и сдавался. Надо было знать не только русский, но и немецкий, причем, по всей видимости, для самого Элли немецкий не был родным, скорее всего, на уровне школьной или институтской программы, уж больно нелепой была транскрипция, да и построение фразы выдавало, что человек не владел языком вольно, как например, сам Александр Яворский. Стоило принять такое написание, как слова сами стали складываться в понятные фразы:

«…Не спрашивай меня, почему я взял это имя. "Волшебник изумрудного города" — это была последняя сказка, которую я читал своим дочкам, прежде чем к нам в дом пришли из НКВД и меня забрали. Меня обвинили в преступлениях, которых я не совершал, и после долгих пыток расстреляли. За мной пришли по доносу друга, мне даже показывали его, пытаясь убедить сознаться во вредительстве, но я видел на нем брызги крови и понимал, что мой друг просто сломался, не выдержав побоев, и сделал то, что велели. Я не виню его, за те долгие годы, что я провел здесь, я давно простил его».

Слова «изумрудный», НКВД, вредительство, донос были написаны по-русски, но это не сбивало с самого рассказа. Лекс живо представил себе усталого человека, который перед смертью решил исповедаться. Лекс осторожно протянул вперед руку и бережно попытался развернуть свиток, чтобы прочесть дальше:

«Я очнулся в теле молодого паренька на дороге из желтой растрескавшейся глины, и в первый момент подумал, что попал в сказку, которую читал дочкам. Но