Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919 - Николай Реден

Через равные отрезки пути мы высаживали небольшие группы солдат с пулеметом, перед которыми ставилась задача внимательно наблюдать за окружающей местностью и удерживать свои позиции до возвращения бронепоезда. В 12 милях от Ямбурга мы встретили дрезину с двумя железнодорожниками. Командир обрадовался.

– Вот что нам нужно! – воскликнул он и повернулся ко мне: – Пехота нуждается в нашей поддержке, дальше мы не поедем. Я оставлю здесь последний пост и вернусь на фронт. Вы доставите пленника в Ямбург на дрезине. После этого возвращайтесь на этот пост и дожидайтесь нас. Уверен, что комендант Ямбурга обеспечит вас каким-нибудь средством транспорта. Удачи!

Как только мы с пленным взобрались на дрезину, бронепоезд тронулся в обратный путь. Я украдкой следил за своими спутниками. Оба железнодорожника выглядели угрюмыми и хмурыми, между тем пленник – высокий мужчина в длинной кавалерийской шинели до пят – был молчалив и скован. Хотя с каждой милей мы приближались к армейской базе, чувство опасности по мере удаления бронепоезда возрастало. Однако, несмотря на мои дурные предчувствия, мы добрались до пункта назначения без приключений.

Сонный, провинциальный Ямбург теперь пребывал в волнении. На улицах толпились солдаты, длинные вереницы фургонов с ранеными и ящиками боеприпасов медленно двигались к мосту через Лугу. Широкая площадь перед вокзалом напоминала армейский лагерь. Я чувствовал себя взволнованным и потерянным в беспокойном море людей. Понадобилось несколько часов, чтобы найти штаб. К тому времени, когда я передал пленного и вернулся на станцию, стемнело.

После нескольких безуспешных попыток разыскать коменданта я наконец нашел его в кабинете. Это был жилистый нервный полковник, осаждаемый бесконечными запросами и отчаянно стремившийся навести хоть видимость порядка среди общего хаоса. Когда я объяснил ему, зачем пришел, он воздел обе руки к потолку и воскликнул:

– О боже! Это сумасшедший дом… Вам известно, что противник подошел к городу на расстояние 10 миль? А вы просите у меня транспортное средство для поездки в тыл противника!..

– Полковник, мне известно, что наш бронепоезд находится в 40 милях к востоку отсюда, мне приказано вернуться как можно скорее.

– Вы можете добираться до своего бронепоезда любым способом! Я слишком занят наведением порядка в этом бардаке, чтобы еще заниматься вами!

Я выбрался из переполненного кабинета и пошел в восточном направлении. Товарное депо бурлило и шумело. Маневровые паровозы формировали длинные составы товарняка. Я был то ослеплен их огнями, то погружался в кромешную тьму. Оставляя шум и гам позади, я шел по путям, пока не добрался до окраины города. По обеим сторонам железнодорожного полотна на насыпи горели костры, вокруг которых располагались солдаты. Пламя причудливыми красными бликами плясало на их лицах.

Дойдя до последнего поста, за которым начиналось темное безмолвие, я остановился, чтобы расспросить патруль о дальнейшем пути. Молодой лейтенант, лежавший на земле, отвечал на мои вопросы, не меняя положения:

– Мне кажется, вам не удастся дойти до вашего бронепоезда. Насколько мне известно, мы последний патруль. Между нами и противником больше никого нет, но это меня беспокоит меньше всего: мы шли без передышки три дня, и гвозди в этих новых сапогах сделали в моих подошвах такие дыры, что я рад остановке.

Я поколебался долю секунды, затем взобрался на насыпь и продолжил свой путь на восток: казалось, не было ничего хуже той тревожной неопределенности, которую я оставлял позади. Я отошел не так далеко, когда из-за туч показалась луна и осветила окрестности каким-то фантастическим серебристо-зеленым светом. Стальные рельсы словно бежали вдаль, а в противоположность им темные кроны деревьев, нависавшие по обеим сторонам рельсов, выглядели устрашающе.

В одиночестве, лунном свете и тишине мое воображение здорово разыгралось. Мрачные тени возникали то там, то тут среди деревьев, снова и снова мне казалось, что вижу крадущиеся фигуры, которые на самом деле вблизи оказывались кустами. В голове роились мысли о том, какую удобную цель я представляю собой, шагая по насыпи. Я попытался идти по лесу, но одежда цеплялась за ветки деревьев, и это мешало движению. Под ногами трещал хворост, казалось, что каждый мой шаг слышится на километры. Я попробовал спуститься к железнодорожному полотну, но обнаружил, что преодолевать у основания насыпи грязь и высокую траву еще труднее. Тогда я снова вернулся на пути, и меня опять охватила паника.

Но по мере того как я преодолевал километр за километром, нервное напряжение сменялось усталостью. Ружье казалось тяжелее, чем обычно, пояс с боеприпасами впивался в кожу, как я его ни поправлял. Под-ходя к каждому переезду, я пристально вглядывался вперед в надежде увидеть признаки присутствия людей с бронепоезда, но никого не замечал. Меня одолевали дурные предчувствия: может, командиру пришлось изменить свои планы и ликвидировать череду постов. Сомнения ослабляли мою решимость, ночное путешествие казалось бесцельным. Я заставлял себя идти дальше, причем по-ребячески старался перешагивать через шпалу, не теряя равновесия.

Закончилось все неожиданно. Впереди лес подступал к насыпи все ближе, пока не образовалась узкая теснина. Неподалеку находился переезд с просеками между деревьев, выходившими к путям. На одной из них виднелась в полкорпуса фигура человека. На этот раз я не мог ошибиться: человек стоял неподвижно, а дуло его ружья, опиравшегося на ветку дерева, было направлено на меня.

Меня пронзило болезненное ощущение, будто кто-то нанес мне под дых неожиданный удар. Ноги дрожали, но я инстинктивно продолжал движение вперед. Ужасно хотелось быстро спрыгнуть с насыпи или лечь на шпалы и, сняв ружье, приготовиться к ответному удару. Однако здравый смысл подсказывал, что незнакомец успеет выстрелить, как только я двинусь. Единственный шанс давали невозмутимость и спокойствие.

Незнакомец стоял не более чем в ста шагах от меня. Мои ноги отяжелели, стали словно свинцовые, напрягся каждый нерв. Расстояние между нами сократилось уже до пятидесяти шагов… Голос незнакомца заставил меня вздрогнуть, а мое сердце – радостно забиться:

– Это ты, гардемарин?

Солдат с бронепоезда! Наконец-то я добрался до поста. Когда подошел к месту, где стоял солдат, колени просто подгибались. Никогда прежде я не испытывал такого животного страха.

Через несколько минут я овладел собой достаточно для того, чтобы выслушать рапорт сержанта. Одиннадцать солдат с двумя пулеметами провели весь день без эксцессов. Они не встречались с противником, но и ничего не слышали о бронепоезде.