Венский вальс - Евгений Васильевич Шалашов

[1] Георгий Шах. И деревья, как всадники ...

Глава двадцать вторая. Богатства Кольского полуострова

Впору от склероза лечиться. Вроде бы, я уже делал карту Кольского полуострова, на которой условными обозначениями отмечены природные богатства Русского Севера, или же только собирался? Разговор с вышестоящими товарищами об этом был, помню, а вот как с картой? Нет, карту я сделал, передал в секретариат Совнаркома, а куда же она потом запропастилась? Подозреваю, что завалилась куда-то среди прочих бумаг.

Это я к чему? А к тому, что позвонили из приемной товарища Ленина и пригласили на беседу с Председателем Совнаркома, а еще с академиком Ферсманом. Как я понимаю, Владимир Ильич решил о чем-то поговорить с главным нашим геологом, а заодно вспомнил и обо мне.Несложно сделать вывод, что разговор предстоит о моих «разведданных», касающихся полезных ископаемых Архангельской губернии.

Что ж, в общем-то хорошо, что мы поговорим-таки о железе и меди, что в огромном количестве залегает на Кольском полуострове, а плохо, что меня предупредили о предстоящей беседе только за три часа. Мне бы посидеть, подготовиться, как следует. Все-таки, легализация «послезнания» — очень трудная задача. Куда легче, если тебе верят на слово. Мало кто из попаданцев выдержит лобовой вопрос — мол, а откуда вам это известно? Укажите источники. Меня же спасало, что мои данные о рудах и минералах Кольского полуострова базировались на таком мощном фундаменте как сам Михайлов Васильевич Ломоносов, уверявший, что на Севере можно найти минеральное сырье, а еще подкреплялись высказываниями академиков Белянкина с Федоровым, участвовавших, еще до революции, в поисках апатитов и нефелина на Коле.

В кабинете Владимира Ильича сидел мужчина лет сорока, довольно крепкого телосложения и с изрядной лысиной. Это ученый, да еще и академик? Впрочем, академики не обязательно должны быть старыми и тщедушными. Вспомним того же Ломоносова, гонявшего по академии немецких коллег, а те, вместо того, чтобы организовать сопротивление, удирали или выскакивали в окна, а потом писали жалобы на великого русского ученого. Хотя, если судить по анекдотам и эпиграммам, Михайло Васильевич лупил немцев только тогда, когда был слегка подшофе, а будучи трезвым никого не трогал.

— Александр Евгеньевич, позвольте пг’едставить вам товаг’ища Аксенова, — сказал Владимир Ильич, поднимаясь из-за стола и протягивая мне руку. — А это, — указал Предсовнаркома на посетителя, — Александр Евгеньевич Фег’ман, академик.

Мою должность товарищ Ленин не назвал. Видимо, не счел нужным, да и я не стал представляться.

Ферсман, протягивая руку для пожатия, сказал:

— Владимир Иванович, я много слышал о вас. И ваша карта полезных ископаемых представляет огромный интерес для науки. Мы уже подготовили план работ, подобрали геологов для проведения комплексной экспедиции. В следующем году, если нам дадут достаточно средств, экспедиция состоится. Давно хотел поговорить с вами лично, а здесь такая удача, что Владимир Ильич сам предложил встречу, пока вы куда-то не уехали.

Жаль, что не могу сказать Ферсману, что и я много о нем наслышан, и даже книги читал. «Мои путешествия», например, "Занимательную минералогию"[1].

Да, а почему я считал, что комплексная экспедиция отправилась на полуостров еще в прошлом, то есть, в двадцатом году? Наверное, где-то читал. А она, вишь, только готовится.

Отвечая на крепкое рукопожатие я порадовался, что мой тяжкий труд не пропал, а еще обеспокоился, что сейчас мне начнут задавать вопросы, на которые я не смогу дать ответа. И впрямь, академик принялся не то спрашивать, не то допрашивать:

— Как я понимаю, в ваши руки попали полевые дневники геологов? Кто проводил разведку? Англичане или французы?

Понимаю, что академику было бы любопытно посмотреть полевые дневники. Отчеты об экспедициях были бы еще интереснее, но Александр Евгеньевич понимает, что в условиях Архангельска их делать не станут, а подождут до возвращения в Лондон или Париж. Но и дневники — огромная ценность. В советское время, если память не изменяет, за утрату полевого дневника могли и под суд отдать. В них, как-никак, собрана вся первичная информация — документация образцов, их привязка к местности. Увы, я ничего этого не видел, да и вообще, не слишком уверен, что интервенты проводили какие-нибудь полевые исследования.

— Александр Евгеньевич, — начал я отвечать, стараясь быть предельно острожным. Все-таки, иметь дело с ученым — это не то, что вешать лапшу на уши несведущим товарищам, как это делают мои коллеги-попаданцы. Ученые — народ недоверчивый. — Членам нашей группы, работающей в Архангельске в период его оккупации союзниками, попали в руки лишь косвенные данные.

— Что значит — косвенные? — нахмурился академик.

— Это значит, что интервенты не подпускали к рабочей документации своих, так сказать, русских союзников и не делились с ними информацией о находках. Но генерал Миллер имел своих осведомителей в составе геологоразведочных экспедиций. Они писали отчеты для командования, а мы уже делали собственные выписки. Разумеется, эти данные являются косвенными, потому что базируются не на первичной информации, а на сведениях, скажем так, из вторых рук.

— А у вас не было возможности сделать не выписки, а снять копии с этих отчетов? — строго поинтересовался академик.

Ну, блин, академики, вы даете! Вам бы все научные знания добывать, а мы тут, можно подумать, плюшками балуемся. Мне в Архангельске надо было совершенно другие данные получать, а еще и англо-саксов с франками разлагать, раскол между белыми и Антантой вносить, а не геологией заниматься. Я открыл рот, чтобы ответить ... ну, как-нибудь помягче, но меня спас Владимир Ильич:

— Александр Евгеньевич, у Владимиг’а Ивановича в Аг’хангельске были иные задачи. Он молодец, что вообще обг’тил внимание на такие любопытные факты, как геологические г’азведки нашего пг’отивника.

— Да, простите, — слегка смутился Ферсман. — Владимир Иванович, не обращайте внимания на мое ворчание.

Я слегка улыбнулся, обозначив — дескать, все понимаю и, мысленно поблагодарив Владимира Ильича за то, что тот не стал задавать вопросов — а как так случилось, что эмиссар Троцкого заинтересовался бумагами, не имеющими отношения к его заданию, пошел врать дальше.

— Еще одним косвенным фактом стала попытка английского командования выяснить о возможности взять под контроль — бесплатно, или же за символическую плату Хибины — это, как вам известно, горы и Ловозеро, озеро Имандра и горный массив Мончетундра, а также железнодорожную станцию Оленье. Опять-таки — уже из рассказов рабочих, участвующих в экспедиции, проводников из числа местных жителей есть информация, что неподалеку