Следы в сердце и в памяти - Рефат Аппазов

Не прошло и двух месяцев с начала работы, как вдруг нам объявили, что через несколько дней надо отправляться в длительную командировку в Германию по изучению и сбору трофейной техники там на месте. При наличии всяческих причин, препятствующих такой командировке, можно было отказаться от поездки. Что же делать? С одной стороны, это было и интересно, и, возможно, давало какие-то совсем нелишние материальные выгоды. С другой стороны, очень беспокоил нерешённый жилищный вопрос и положение жены и дочери. Жена в это время продолжала учёбу в Технологическом институте легкой промышленности (проще - в Пищевом институте), наша двухлетняя дочь находилась на попечении моей тёщи в г.Сталино (сейчас он называется Донецк). Мы с женой жили временно в общежитии Бауманского института, которое должны были освободить к началу нового учебного года. К этому времени всем семейным молодым специалистам обещали дать комнаты в Подлипках, но в эти обещания верилось с трудом. В каком положении окажется моя жена, если к этому времени жилья здесь не дадут, а из московского общежития выкинут? Ни родственников, ни близких друзей, имеющих свое жильё, в ближайшей окрестности у нас не было. Несмотря на неопределенность обстановки, на семейном совете из двух человек было принято трудное решение: от командировки не отказываться. Так я в самом начале лета 1946-го года вместе со значительной группой специалистов оказался в Германии и прожил там чуть больше полугода. Этот период жизни стоит отдельного, самостоятельного рассказа, здесь же лишь упомяну о том, что там состоялось моё знакомство с будущим главным конструктором, будущим академиком Сергеем Павловичем Королёвым, ближайшими его сподвижниками, членами будущего Совета главных конструкторов. Там же определилась узкая конкретная область моей деятельности: баллистика и проектирование ракет.

Вернулись мы из Германии в канун Нового года в специальном железнодорожном эшелоне, в состав которого входили вагоны с оборудованием, документацией, вывозимым имуществом, небольшим количеством таких, как мы, пассажиров. Путь был тяжелым. Вагоны совершенно не отапливались, а мороз доходил до 15-20 градусов, и мы промерзали до мозга костей, особенно по ночам. При проезде через территорию Польши один раз ночью наш эшелон обстреляли, но всё обошлось благополучно. Целые сутки мы простояли в Бресте, где перепрессовывали колеса на всех вагонах на другую, российскую колею. Как известно, российская колея несколько шире общеевропейской. В своё время из стратегических соображений Россия и в этом вопросе решила пойти "своим путём", хотя государство управлялось людьми, совсем не похожими на "вождей", появившихся позже.

Вот наконец я дома, хотя слово "дом" пока мне представляется весьма в смутном, неопределённом свете. Я знал, что жену в сентябре "выставляли" из общежития Бауманского института на улицу, но всеми правдами и неправдами она сумела там продержаться до декабря, когда наконец в Подлипках почти был достроен небольшой двухэтажный шлакобетонный дом на 25-30 комнат с коридорной системой для нас, молодых специалистов. Мне не было точно известно, удалось ли жене уже поселиться в этом доме или она все ещё находится в состоянии невесомости между небом и землёй, точнее между Москвой и Подлипками.

Приближался полдень, когда эшелон подогнали по подъездным путям к воротам завода. К нашему несчастью, был выходной день, и на заводе никакого начальства, кроме охраны, не оказалось. О нашем возвращении она что-то знала, но конкретных указаний на этот счет не получала от руководства. Оставлять эшелон до следующего дня за воротами нельзя было, но и впускать на территорию без санкции директора или его заместителя по режиму охрана опасалась. Пока искали кого-то из них, утрясали всякие формальности, прошло ещё некоторое время. Пропустить прибывших людей в вагонах на территорию завода начальство отказалось, так как не все прибывшие были работниками этого предприятия, да и ни у кого из нас не было на руках пропусков, по которым можно было бы выйти обратно, да ещё с вещами. Моё личное положение усугублялось ещё и тем, что помимо нескольких своих чемоданов со мной находилось ещё три места - один чемодан и два мешка, - которыми меня снабдил мой непосредственный начальник из расчётно-теоретического бюро подполковник Тюлин Георгий Александрович. Чемодан я должен был доставить его родственникам, проживавшим в Москве, в мешках же находились научно-технические отчёты, техническая документация, специальная литература, часть из которой имела гриф "секретно" или "для служебного пользования", однако по каким-то причинам она не была отправлена секретной почтой, а оказалось при мне на не очень законном или, точнее, на совсем незаконном основании. После длительных переговоров нам объявили, что все мы должны покинуть вагоны, свои вещи можем забрать с собой или оставить. Как их затем вынести с территории режимного предприятия, будет решаться завтра или послезавтра. Поколебавшись какое-то время, я решил взять с собой только один чемодан с личными вещами, а остальной багаж, в том числе и с секретной документацией, оставить в вагоне, надеясь на то, что к эшелону поставят охрану, хотя это и будет на территории завода.

Мне не терпелось оказаться у "своего" дома, увидеть жену, узнать все новости, отогреться после нескольких суток беспрерывного промерзания. С другой стороны, обдумывал, как мне быть, если дом ещё не заселён, никого в доме не застану, а друзьями, имеющими в Подлипках свое жильё, ещё не обзавёлся. Вероятно, придётся ехать в московское общежитие и там искать жену. Если и там её не найду, попытаюсь упросить коменданта общежития по старой памяти разрешить переночевать на какой-нибудь свободной койке, и поиски продолжить уже с завтрашнего утра.

Вот с какими мыслями я вошел в подъезд только что выстроенного дома и постучал в первую же попавшуюся дверь. "Да вот её комната, рядом с моей", - ответила незнакомая женщина на мой вопрос. С замиранием сердца я постучал в собственную дверь и услышал голос: "Войдите!". Мы оба обомлели, будто не ожидали этой встречи. Она возилась у керогаза в этой почти пустой комнате, собираясь что-то приготовить. После первых объятий, поцелуев, приветствий, взаимного "осмотра" начались расспросы, ответы, обсуждения "текущего семейного момента" и составления планов на ближайшее будущее. Жена выглядела уставшей и озабоченной. Неустроенность с жильём, недоедание, холодная квартира, учёба на последнем курсе института, наступившая зимняя экзаменационная сессия, тоска по маленькой дочери, да мало ли что ещё грызло её. Теперь самое трудное было уже позади, вдвоём будет гораздо легче, я ей помогу с учёбой, возьму на себя часть забот по нашему нехитрому хозяйству. Но когда я вытащил из чемодана приобретённую в Лейпциге для неё шубку из прекрасно выделанного, окрашенного в коричневый цвет кроличьего меха, она вся расцвела и не могла сдержать радости, хотя на эмоции всегда была весьма скупа. Мы примерили шубку и остались очень довольны и фасоном, и размером, и качеством, будто шубка была сделана точно под неё. Мягкая, тёплая, лёгкая, красивая, хотя и впервые в жизни покупал такую вещь, она оказалась очень удачной. Через много лет, когда подросла наша дочка, шубку, перешитую в полушубок, носила она, затем ещё через несколько лет её донашивала уже наша внучка. Значит не зря выложил за неё немецкому портному-скорняку кучу марок и сигарет, выбирая из всего, что было у него дома, самую красивую и дорогую!