Альбион - Джон Грант

* * *

Давным-давно жила-была женщина. Как-то раз она стояла на вершине холма, убирая волосы со лба, и злилась на себя за то, что недостаточно красива. Впереди перед ней была деревня, и женщина знала, что называется она Лайанхоум; даже отсюда она видела, как сновали по своим делам люди. Но никто не взглянул туда, где стояла женщина…

— Да, мама, — сказала маленькая девочка, которой Сайор рассказывала эту историю. — Но кто была эта женщина?

— Это была я.

— Почему?

— Потому что… потому что это не мог быть никто другой. Если бы не ты, я никогда не добралась бы сюда. Тогда я не знала этого, но теперь знаю. Ты была частью меня, Аня, и вместе с тем частью Лайана, который передал тебе что-то своё.

Аня была горда, что могла теперь ходить нормально, как ходят взрослые. Она продемонстрировала это, соскочив с колен матери и неуверенно засеменив по кругу. Затем вернулась на колени к Сайор, тяжело дыша, будто ей было жарко, хотя на ней не было ничего, кроме лёгкого шерстяного платья. Мать провела пальцем по носу дочери. Ей нравилось, когда она смеялась и вертелась у неё на коленях, как маленькая рыбка.

— Ты была с отцом, когда он умер?

Половина слов была произнесена серьёзно, а половина со смехом.

— Да, когда он умер, я была с ним.

— А как ты нашла дорогу сюда? — спросила смеясь Аня, не замечая, как напряглось тело матери.

— Я научилась помнить, — произнесла наконец Сайор. Она сидела на скамье перед домом, в котором когда-то жили люди по имени Ланц и Гред. Некто Терман, о котором Сайор слышала лишь со слов Лайана, дал им эти имена. Она знала также, что он сделал и эту скамью, но скамья была очень неудобной.

— Я научилась помнить потому, что ты росла внутри меня, и именно поэтому я нашла дорогу в Лайанхоум.

Сайор провела рукой по шелковистым волосам дочери.

Вместе с воспоминаниями к ней пришла способность отчасти предвидеть то, что произойдёт в будущем. В своём воображении она видела столбы дыма, всадников, одетых в красное и зелёное, и лучи солнца, отражающиеся на острых лезвиях покрытых кровью мечей. Но она держала всё это в тайне от Ани, сомневаясь, правильно ли поступает. Так или иначе, однажды её дочь сама обо всём узнает. «Лишь бы это было не скоро, — думала Сайор, — после того, как я умру и буду забыта».

* * *

К тому времени, как она появилась в Лайанхоуме, его жители давно уже забыли и Термана и Лайана. Они помнили лишь, что очень давно среди них были люди, которые заставляли их всё видеть по-другому и сознавать, что следующий период бодрствования может не быть таким, как предыдущий. И это было всё. К тому времени она уже знала, что несёт в себе ребёнка Лайана. Она не знала, гордиться ли ей этим или нет. Вероятно, тысяча женщин в Альбионе могли бы гордиться тем же.

Но Элисс говорила, что принесла записи сюда.

И, по-видимому, вместе с ними привела Рин.

Сайор сначала не понимала, как Рин добралась до Лайанхоума, а тем более, как она нашла дом, где жили когда-то Лайан и Майна. Просто, когда Сайор пришла в деревню, черноглазая женщина появилась у неё на пороге и они обнялись, как сёстры — отчасти это и было так. Почти все их товарищи погибли, видимо, в живых остались только Сайор и Рин.

— Осторожнее, — сказала Сайор, вырвавшись из её объятий и погладив свой начинавший округляться живот. — У тебя то же самое?

Она относилась к этому спокойно. Обязанностью Лайана было зачать как можно больше детей, она знала, что и Рин временами была его любовницей. Лишь на мгновение она почувствовала что-то наподобие ревности.

— Нет, — сказала Рин, — я не беременна.

Она пошла вместе с Сайор на кухню. Там царил разгром.

— Домашнее хозяйство всегда было моим слабым местом, — сказала она нервно, видимо, чувствуя вину за это. Она вытерла один из стульев, усадила на него Сайор и принесла чашку тёплой воды.

— Лайан и я… ну… это просто не получалось.

Она вялым движением руки показала себе между ног и пожала плечами.

— Вот с Марьей — другое дело. Но Марья умерла.

— Извини, — сказала Сайор. — Так много наших погибло…

Она выпила воду одним глотком и поставила чашку на обшарпанный стол. Они надолго замолчали, вспоминая Марью. Она всегда была тенью Рин и словно направляла всю свою энергию на то, чтобы подражать ей.

— Не надо, — сказала наконец Рин.

— Что не надо? Ты не жалеешь, что Марья умерла? — с удивлением спросила Сайор, наклонившись вперёд и опершись локтями на колени.

— Нет, конечно же, я жалею об этом.

Рин со злостью отмахнулась от надоедливой осы. Та, казалось, в ужасе вылетела в открытое окно. Блестящие глаза Рин сурово глядели на Сайор.

— Никогда так больше не говори, — сказала она холодно. — Марья была моей любовницей, и пока мы были вместе, я думала, что никто не в силах заменить её для меня. Но теперь она мертва, и её не вернёшь. Сначала я было попыталась забыть её, но потом подумала: зачем? Может, лучше не забывать? Когда-нибудь я, возможно, найду другую любовницу, и отдам ей всю любовь, на которую способна, но это не значит, что я должна забыть о той любви.

— Я знаю, — тихо сказала Сайор. — Лайан был для меня всем, но когда он умер, я ничего не чувствовала. «Ничего» это даже не то слово. У меня было множество чувств, но все они происходили от моего эгоизма: я хотела, чтобы он жил только потому, чтобы он был рядом со мной, чтобы я не была одинокой. Мне хотелось дотрагиваться до него, когда я захочу… Иногда мне даже кажется, что я не любила его а просто убедила себя в этом, но он затмил для меня весь свет.

Ока посмотрела на грязную солому на полу.

— Некоторое время я чувствовала его боль, как будто она была моей собственной. Затем всё изменилось. Когда он умер, я могла думать только о том, что меня лишили его. Но это — эгоизм. Мне жать, что у него не получилось с тобой

— Он любил тебя, — сказала ей Рин.

Сайор улыбнулась и расстроилась: улыбка получилась грустной.

— Он любил тебя, — продолжала Рин, — но также он любил и всех нас. Ты обманываешь себя, если думаешь по-другому. Ты была краеугольным камнем в его жизни, а если бы пожелала быть его единственной любовницей, он согласился бы на это. Но в нём было слишком много любви, чтобы дарить её всего лишь одному человеку. Когда я спала вместе с ним и с Марьей, я ощущала его любовь к ней. Он хотел давать, а не брать. Когда он захотел подарить мне любовь, и у него не получилось, он почти плакал. Ему казалось, что если он не хочет моего тела, то он обижает меня этим. Я гладила его по спине до тех пор, пока он не уснул; затем и я уснула, обнимая его, а Марья обнимала меня. Это была любовь. Это была любовь, которую он хотел дарить всем. Просто близость. Не заблуждайся насчёт того, что он использовал женщин лишь для своего воспроизводства.