Америкен бой - Юрий Рогоза

Нет, голубых порешили все те же убийцы. Почерк их. Но их-то зачем? Что может объединить их с верхушкой банды? Что эти двое сделали такого, что удостоились выезда к ним личных киллеров?

«Господи, — промелькнула мысль. — Неужели Коломеец за свой ларек решил всех их положить? Ведь вот он, ход. Ларек разбивали эти двое, они часть организации. Значит и врага два — организация и исполнители. Получается, что не передел это, а частная месть. Сколько же может стоить группа наемников — профессионалов на такое дело? Да у кого в городе такие деньги есть? Или капиталисты догадались вскладчину все свои проблемы решить? Но тогда к мнению Коломейца вряд ли бы прислушались.

Или, все-таки…»

Во всяком случае, один вывод был ясен: то, что происходило, действительно не являлось переделом территории. Убивали шишек и конкретных исполнителей. А на чем еще эти голубые в последнее время засветились, предстояло выяснить.

Только времени на это не было. Пока. Хотя, Железяка это спиной чувствовал, забрезжило что-то. Самое простое, если это кто-то из близнецовской же группировки чем-то обижен был и начал счеты сводить. Но такого бы уже давно вычислили сами бандиты. Но теплее, теплее…

* * *

Ник, проснувшись, поклялся больше не насиловать свой организм ни одним из известных миру кулинарных наркотиков. Голова была в тумане, конечности как ватные.

Пришлось в течение десяти минут поливать себя ледяным душем, пока на реальность не была наведена некоторая контрастность. Вытершись до красноты кожи полотенцем, Ник сделал несколько упражнений из йоги и расслабился.

Он рассеяно смотрел в окно на городской пейзаж, который так понравился ему в первый день приезда. Внезапно он как бы увидел себя со стороны теми глазами. Молодой человек, профессиональный убийца, сидит в приличном номере гостиницы и ждет, когда надо будет лишить жизни еще одного человека. А в это время его жена на другом континенте волнуется за него, ждет звонка.

Послезавтра утром, если все будет нормально, он улетит отсюда, она его встретит в аэропорту и скажет, бросившись на шею:

— Наконец-то ты вернулся! Я извелась вся… Почему ты не звонил? Ну что, встретился с другом? Подошли ему наши подарки? А кто его жена?..

И что он сможет на все эти вопросы ответить?

— Ну, красноармеец, что с тобой?

«Господи, что со мной?»

Ник как будто вынырнул с большой глубины и глотнул наконец воздуха. Сейчас он совершенно искренно не понимал, что он тут делает и зачем совершает все это. Словно какое-то помутнение спало с глаз и сразу стало легко: все, что он тут совершил, просто странный занос, досадная ошибка. Надо немедленно позвонить Деб, сообщить, что все хорошо, что он вылетает, как и предполагал, потом навестить жену Сергея в больнице, передать ей цветы и денег, позвонить Пашке, договориться, что за «Запорожец» он ему заплатит… Пашка его не поймет. Скажет со своей растяжечкой: «А… Американец! Ручки пошел мыть? Грешки замаливать?..»

Ну и черт с ним. В конце концов деньги на новую колымагу ему можно оставить у Тани. Так и надо поступать. Надо прекратить этот кошмар.

Ник потянулся к телефону. И сразу получил сигнал от того, кто не поверил, что дело завешено: «Стоп! В профилакторий надо звонить из автомата. Если что, то все звонки Пашке фиксируются. Даже если его не привезли в город для допроса, то все равно, скорее всего не позовут. Будут тянуть время, вычислять номер, с которого идет звонок, сообщать ближайшей патрульной машине… Пашка — единственная ниточка. При полном отсутствии доказательств любому должно быть ясно, он с Ником связан.»

Ник уже как бы распрощался со своей ролью мстителя, но голосу внял. Действительно, сейчас он там, где не только тепло, где

по-настоящему горячо. И это должен быть его последний выход на улицу. До автомата и обратно. В крайнем случае, к Тане…

«Стоп! К Тане тоже нельзя. Ника там видели, он сбежал от милиции. Его могут опознать. Если и бросать на половине, то безопасностью пренебрегать нельзя. Сиди в номере и не высовывайся. До самого самолета.»

Но не позвонить Пашке и просто улететь Ник не мог. Он; несмотря на вечернее освещение, надел темные очки и вышел из номера.

Как на зло ни одного работающего автомата поблизости не было.

Ник прошел в переулок, по одной стороне улицы, по другой. Прошел мимо места, где еще днем стоял остов пашкиного «Запорожца». Пока Ник обедал и спал, его оттащили. Наверное, на свалку. Помыкавшись но переулкам (Нику не хотелось проходить мимо входа в офис Зелени), он наконец вышел к «трубе».

Он и сам себе признавался, что это не самое удобное место для звонка. Но выбора у него пс было. Странно, но он попал в очередь к телефону как раз в то время, когда день назад младшие рэкетиры собирали дань.

Очередь, как и вчера, была довольно длинной. Ник встал и начал ждать, стараясь не особенно глазеть но сторонам. Хорошо было бы уткнуться в газету, но тут была непроходимая трудность: газету на русском он читать не хотел, поскольку в этот момент был американцем, а газету на английском читать не следовало, чтобы не привлекать к себе внимания. Приходилось просто стоять, тупо уставившись перед собой.

Очередь двигалась медленно, но минут через двадцать он взялся рукой за теплую трубку телефона и, бросив в прорезь «пятнашку», набрал номер, который помнил наизусть.

Надо сказать, что он сильно переоценивал техническое оснащение местной милиции. Никакой определитель номера там не стоял, мало того, никто от него звонка и не ждал. Был, конечно, оставлен один опер, на случай, если кто-то придет и станет интересоваться Семеновым, но сидел он недалеко от входа в пансионат, а вовсе не на телефоне.

Ник приготовился долго ждать и выдерживать нападки очереди, но трубку на удивление быстро сняли.

Голос, к счастью, был не тот, что в первый раз:

— Кого вам?

— Вы не могли бы позвать Семенова Павла к телефону. Он у вас на излечении…

— Семенова? Это которого? — женщина, говорящая по телефону явно отвернулась к кому-то и спросила в сторону, но Ник слышал. — Того Семенова, которого сегодня убили, не Павлом звали?

Ник бросил трубку. Ему не надо было ответа. Он и так знал, что того Семенова, которого сегодня убили, звали Павлом.

Ник вышел на улицу и снял очки. Но глаза его все равно покрывала какая-то траурная пелена. Все вокруг казалось ему темным, нечетким, лживым. Он чувствовал, как опять уходит на глубину. Там тяжелее дышать, там опасней, но пока дело не закончено, он обязан находиться там.

Он быстро вернулся в гостиницу и прошелся по своему этажу. Жил он на седьмом и, судя по всему, окна его номера находились недалеко от окон бара, только этажом выше. Это хорошо.

Ник зашел в свой номер, тщательно запер за собой дверь, затем не без труда открыл окно, заросшее краской, и выглянул. Да, все было, как надо. Он видел и затененные окна бара и, чуть левее, закрашенные окна туалетов. Тут же подвернулись и архитектурные цацки в виде карнизика.

Нужна была веревка. Ник внимательно изучил свои вещи, но ничего подходящего не нашел. Выходить в город и покупать совершенно не хотелось. По разным причинам. Надо было что-то придумать. Сразу отказавшись от литературной идеи рвать простыни на жгуты, Ник, однако, обратил внимание на отличный шелковый шнур, который раздвигал занавеси на окнах в номере.

Аккуратно отпоров его, он прикинул, что если сложить его втрое, то он наверняка выдержит вес его тела. А чтобы не было лишних накладок, он разложил его на полу и стал плести «косичку». В трехжильном плетении прочность, как он знал, увеличивалась.

Закончив, он прикинул длину. Ее оказалось вполне достаточно: около трех метров. После окончания операции непременно следовало «косичку» расплести и со всей тщательностью привесить на место.

Когда этот вопрос был решен, Ник перешел к следующему этапу. Скорее всего постояльцев отеля не станут допрашивать, но необходимо сделать так, чтобы даже в этом случае не привлечь к себе никакого лишнего внимания. Номер должен быть совершенно чистым. В конце концов следователи тоже не дураки и смогут предположить, что убийца воспользовался окном. Значит, надо предположить им путь и оставить следы, которые отведут подозрения от окна самого Ника. А если все-таки те будут невероятно внимательны и на это окно выйдут, его, Ника, номер должен быть совершенно, безукоризненно чист.

Основную проблему составляло оружие. Все остальное, кроме недавно купленной сумки, было родным, американским. В сумке прятать оружие нельзя. Такие продаются в универмаге напротив и, возможно, если оружие обнаружат, продавщица сможет вспомнить, кто в ближайшее время покупал такую. Значит все в той же хламидке, прихваченной в пашкиной квартире.

При мысли о Пашке Ника передернуло. Как там было все? Пытали ли? Как этот большой, но укороченный войной человек встретил смерть? От неизвестности Ника даже слегка замутило, тем более, что отчасти он считал себя виновником произошедшего. Ни на секунду не посетила его мысль, сказал ли что-нибудь Пашка убивавшим его людям. В том, что тот молчал, Ник был совершенно уверен.