Африка — земля парадоксов - Владимир Корочанцев

Эту песню особенно любят женщины народа булу близ Яунде. После такого вступления в мелодичном речитативе мать жалуется сыну на то, сколько забот сваливается на ее голову за день: ей надо прополоть поле, принести воду из источника, перетолочь в ступе маниоку или рис, сварить пищу, постирать белье, приголубить каждого из детей. Она оправдывается за то, что, отлучаясь, оставляет сына с бабушкой или сестрой, на попечение тех, кого булу окрестили «мбеле-мон» — няни. И звонко заливается пятилетняя няня:

В один чудесный деньТы отправишься на речкуЛовить рыбу.Ты поймаешь двух крабов и двух усачей,Которых подаришь своей няне, своей мбеле-мон,Мбеле-мон, е… е… мбеле-мон, е… е…

Так в крохе пестуется чувство благодарности и дружбы.

Однажды, прочитав стихотворение другого камерунского друга Элолонгэ Эпаньи Йондо «Спи, мой малыш», я выдал ему комплимент:

— Твое сочинение можно использовать как хорошую колыбельную.

Он почему-то расстроился, ушел в себя, а потом вдруг стал оправдываться:

— Знаешь, во-первых, это плагиат, сочинение моей мамы, а во-вторых, на этой колыбельной вырос, наверное, не только я один. Каким бы я был, если бы не ее песни:

Спи, мой малыш, усни, сыночек,Черный, черный, как ночи,Прекрасный, как ясные лунные ночи,Как надежда на близкий рассвет,Который ты видишь во сне.Спи, мой малыш.Когда ты спишь, мой малыш,Как ты прекрасен, мой маленький черный сыночек!

— Не потому ли я вырос таким прекрасным, хорошим и красивым, — рассмеялся Элолонгэ, а с ним вместе, радуясь за него, все мы.

Как хорошо, что миру подлецов и прохиндеев противостоят вот такие влюбленные в родину, в родителей, в свою землю люди… Однажды в малийской деревушке вспыхнул скандал. Один из молодых мужчин вел себя вызывающе, высокомерно и не слушал увещеваний старших.

— В младенчестве он не слышал колыбельных песен, — словно бы оправдываясь за него, шепнул мне мудрый старец, педагог Мамби Сидибе. В переводе на русский это звучит страшно: он лишен души, у него не было матери.

Кто равнодушьем с детства заражен,тому людское благо — не закон.Из-за того, что нет детей своих,ему не больно, если бьют чужих.Он по земле кочует, как осот:все родина, куда ни занесет…

Вот такую колыбельную, кстати, к сожалению приложимую к сегодняшней России, услышал я в Эфиопии на языке тигринья. В колыбельных, вероятно, скрывается ответ на многие извечно томящие нас вопросы о личности того или иного человека. Когда я вижу отъявленных эгоистов, не щадящих никого вокруг себя, даже близких — лишь бы урвать себе, любимому, кусок пожирнее, лишь бы окунуться самому в омут материальных благ и плотских радостей, себялюбов, разрушающих все священное, все доброе, собственную родину на погибель собственным детям и внукам, то теперь ничуть не сомневаюсь: таким матери не пели песен в колыбели.

АФРИКА ПОД СОЛНЦЕМ И ПРИ СВЕТЕ ЛУНЫ

Смеркается. Небо над плато Бандиагара словно облачается в темно-синий звездчатый халат астролога. Старики — хранители вековых тайн малийского народа догонов — уединяются в темной пещере. В потолке зияет незаметная снаружи дыра. Над головами нависает глыба из светлого, прозрачного камня, похоже кварца. Внизу, посередине пещеры, — круглое озеро, воду которого мерно вращает тайный подземный поток.

И вот на темной глади плиты мечется увеличенное естественной линзой яркое пятнышко — «Сиги-Толо». Сегодня звезда Сиги-Толо (Сириус) явилась одна, без «потоло» — спутника. Такое случается раз в 60 лет. И старики, забыв о пище и сне, бодрствуют ночи напролет, всматриваются в свой гидрооптический телескоп, дабы успеть выполнить завещанный предками обряд.

По Сириусу они предсказывают погоду, виды на урожай, судьбу, будущее. Догонские легенды содержат сведения о Юпитере, Сатурне, других планетах и звездах. В мудреных небесных письменах — положении и сочетаниях звезд — африканцы пытаются прочитать судьбу, часто сверяют по космическим часам трудовые циклы.

— Круговорот солнца повторяет нашу жизнь: утром — рождение человека, в полдень — расцвет и вечером — его гибель, — размышлял вслух Ямба Тьендребеого, занимавший при верховном вожде народа моси (Буркина-Фасо) пост хранителя королевских могил. — Зарумянилась заря, выглянул теплый, одетый в багрянец диск. Это юность человека. А вот солнце в зените — полнокровное и всемогущее, как зрелый мужчина. Но не успеешь обернуться — и оно, старея, беспомощно никнет к западу. Перед нами дряхлый, увядающий человек. Только наше существование — один короткий день, а солнце — вечно: оно возрождается и умирает каждое утро и каждый вечер.

Поутру многие африканцы сплевывают в сторону солнца, ибо, по их поверьям, в слюне как бы овеществлена толика человека, совершающего таким образом жертвоприношение: надо отдать чуточку самого себя, чтобы дожить до нового рассвета. Поклонение солнцу распространено в Африке.

— В старину наши предки регулярно приносили жертвы солнцу. Все мы — Олю Орун, «дети солнца», потомки Солнечного божества, — говорил мне деревенский вождь Одумегву.

Но интересно, что во многих легендах и обычаях луна старше и могущественнее солнца. Танзанийские сандаве утверждают, что она появилась на небе раньше солнца. Когда-то над землей серебрился лунный диск. Почва тогда была плодородной, дожди шли, засух не было в помине, урожаи собирались обильные. Солнце же обитало где-то далеко, на севере. Но однажды оно увидело перламутровую властительницу Земли, влюбилось в нее, взяло ее в жены и переселилось к ней на юг.

У разных народов Африки различны и представления о главных светилах нашего мира.

— Солнце и луна — ровесники, — посвящал меня в тайны народа нкоми в Габоне знахарь Абессоло. — Но солнце излучает вокруг себя свет и веселье, луна же изливает мрак, чародейство и смерть.

— Солнце и луна, поссорившись, поделили сутки между собой, чтобы не видеть друг друга, — развивают эту мысль соседние мпонгве. — Первое царит днем, вторая — ночью.

В Центральной Африке с культом луны ассоциируется паук, опутавший своими тенетами всю землю, на востоке континента — кошка. Кроме того, луна извечно связывалась с исчислением времени. Нуэр в Судане говорят, что луна принадлежит Богу, что она — «дочь Духа Неба». При рождении новой луны нуэр втирают в лоб пепел и бросают зерна в лунный диск, произнося короткую молитву: «О луна, дочь Духа Неба, принеси нам мир, мы молим, чтобы ты явилась к нам с добром. Пусть люди видят тебя каждый день. Будем живы!»

Мифы абалуйя повествуют, что сначала Бог сотворил месяц, а затем солнце, которое потом в борьбе потеснило его. В первой схватке, правда, победил месяц, но из великодушия простил солнце. Во втором раунде роли поменялись, и восторжествовавшее солнце измазало луну грязью.

Солнце воплощает в Черной Африке мужское начало, луна — женское, более слабое, значение которого, однако, отнюдь не принижается. По народным понятиям, оба светила — антиподы. Одно пленяет мягкостью и добротой, другому присущи твердость и даже жестокость. Они столь же противоположны, сколь непримиримы прохлада и жара. Народ сандаве уподобляет солнце огню, смерти, поэтому завершение нашей жизни сходно для них с закатом дневного светила, которое исчезает на западе, словно бы опускаясь в свою могилу. Луна же олицетворяет жизнь, здоровье. Лечебные ритуалы нередко проводятся при лунном свете. Затмение луны во многих местах воспринималось как источник и предвестие неудачи, беды, ибо луна была обижена и не желала радовать людей.

Народы запада и центра Африки старательно подстраивают свой быт к фазам ночного светила. В Зимбабве король регулировал свои появления соответственно фазам луны. По мере роста луны он все чаще представал перед народом. В канун полнолуния он верховодил на массовом празднике. Когда луна уменьшалась, его публичные выходы становились все реже. Время свадеб, которые справлялись на одной из башен крепости, выбирали астрономы. Даже доступ к супругам королю суфлировали звезды, что подтверждало тесную связь космических циклов и циклов сексуальной жизни.

Уважающий себя африканец не осмелится вступить в связь с женщиной в момент увядания лунного серпа. Во всяком случае, зимбабвиец или малиец, прежде чем соблазнять красотку, нет-нет да поднимет взор на небо: если с выси ему во все лицо поощрительно улыбается увесистый круг, он отважно бросится в бой, а если из густых потемок едва выглядывает тонюсенькая дуга, то он тактично увильнет, как бы ни зазывал его взгляд дамы сердца.

— Можно оскандалиться, — не вдаваясь в объяснения, буркнул камерунский журналист Мебенга. — Для любовных игр нет лучше поры, чем полнолуние. Да и разумно подумать о том, что с тобой будет потом за нарушение табу.