Кампанелла - Альфред Штекли

Но смерть изменника имела и свой минус. Он сдохнет, а подписанные им протоколы останутся. Смерть сделает их для трибунала еще более убедительными. Куда лучше доказать, что предатель в сговоре со своими сообщниками лицемерно клянется в искренности раскаяния и в то же самое время без зазрения совести лжет.

Калабрийцы стали еще внимательней следить за Пиццони и Лаврианой. Как они переправляют друг другу записки? Может быть, их носит Аквилио. Марраподи, доставляющий им с рынка разную снедь?

Однажды Дионисий, когда в камеру к нему зашел Аквилио, без обиняков потребовал от юноши, чтобы тот отдал ему письмо, которое он несет Пиццони. Аквилио расстегнул куртку и вынул спрятанную на груди записку. Письмо было без адресата и без подписи, но Дионисий без труда узнал характерный почерк Лаврианы. Наконец-то!

Лавриана подробно изложил содержание последнего допроса и напомнил своему товарищу, чтобы тот обязательно уничтожил ранее посланное письмо. Предатель, он думал, губя товарищей, выгородить себя и Пиццони! Так пусть он теперь сам на собственной шкуре испытает средства, пущенные им в ход! Изменникам не удастся выкарабкаться по телам поверженных товарищей.

Сам Дионисий должен был оставаться в тени. Он попросил Аквилио передать это важное письмо его брату. Пьетро Понцио очень обрадовался, что долгая слежка окончилась так удачно. Подождав, пока Аквилио уйдет, Пьетро постучал в дверь, вызвал надзирателя и потребовал, чтобы его немедленно отвели к епископу Термоли для важнейших разоблачений. Тот сразу же занялся этим делом. Оказалось, что основные свидетели обвинения, каждый раз уверявшие в своей преданности церкви, находились в злостном сговоре, имевшем целью ввести в заблуждение святое судилище. Кроме того, изложение допроса, происходившего в трибунале, являлось разглашением тайны инквизиционного судопроизводства и считалось тягчайшим преступлением.

Отдавая перехваченное письмо, Пьетро заявил, что получил его от Аквилио Марраподи. Однако Лавриана божился, что никаких писем не писал и ничего не знает.

Чезаре Бьянко, сидевший в одной камере с Лаврианой, подтвердил, что видел, как тот отдавал Аквилио записку, предназначенную для Пиццони. Епископ приказал устроить очную ставку. Лавриана изо всех сил старался вывернуться.

Аудитор напомнил ему о тяжелых наказаниях, которые инквизиция налагает на лжесвидетелей. Лавриана продолжал призывать в свидетели Бога. Епископ Термоли смотрел на лицемера с нескрываемым презрением. Он велел увести Чезаре Бьянко.

Когда перед трибуналом остался один Лавриана, епископ Термоли велел секретарю прочесть вслух письмо и сразу же вслед за этим протокол допроса, о котором говорилось в письме. Все вопросы и ответы были переданы с исключительной точностью. Аудитор еще раз предложил Лавриане сознаться. Тот продолжал хитрить. Епископ Термоли окончательно вышел из себя. В письме абсолютно точно рассказано о ходе допроса, имевшего место в трибунале Святой службы, чьим основным принципом является соблюдение полнейшей тайны. На допросе, помимо обвиняемого, присутствовали только члены трибунала. Никто, кроме этих лиц, не может знать, что происходило за закрытыми дверьми. Обвиняемый отрицает свое авторство. Таким образом, желает он этого или нет, но он дает понять, что кто-то из членов трибунала взял на себя преступную смелость — разглашать тайну инквизиции и информировал о допросе Лаврианы заключенного Пиццони. Следовательно, Лавриана. упорствуя в своем запирательстве, наносит трибуналу тяжкое оскорбление.

Напрасно Лавриана ползал на коленях и божился. Ему удалось доказать только свою способность притворяться и этим поставить под сомнение искренность и глубину своего раскаяния, о которых он говорил на предыдущих допросах.

В этот же день допросили Пиццони. Он пришел в наброшенной на плечи куртке, с рукой на перевязи, больной, жалкий. Отрицая всякую переписку с Лаврианой, он показал на сломанное плечо: разве может он писать?

Судьи отлично знали не только это. Пиццони было указано, что он сидит в одной камере с Марраподи. отцом Аквилио, Конья и Станганеллой, а они охотно пишут письма, которые он им диктует.

По изменившемуся отношению членов трибунала Пиццони понял, что вся его затея висит на волоске. Его охватил ужас. Откуда трибунал узнал о переписке? Неужели выдал Лавриана? Пиццони не сомневался в моральных качествах своего сообщника и теперь, когда связь между ними была порвана, стал подозревать Лавриану в измене. Двое суток он мучительно боролся с паническим ужасом. Перед его глазами то и дело вставали страшные картины казней в Козенце и в Неаполе. Плечо его, сломанное во время пытки, гноилось. Рана с каждым днем становилась все хуже. Пиццони трясла лихорадка. Неужели и его разорвут клещами на куски?!

Он позавидовал Кампанелле и другим товарищам — они держались вместе. Его пугало одиночество. Он вспомнил суровый голос Кампанеллы: «Возьми обратно свои показания! Ослушаешься — сделаю так, что все равно умрешь вместе со мной!» Он был один. Единственная его надежда на спасение заключалась в том, чтобы заслужить благорасположение судей. Он решил выкарабкиваться любыми средствами и махнуть рукой на Лавриану. На третьи сутки он не выдержал и попросился на допрос. Он обещал говорить правду. Он очень нервничал. На осунувшемся лице лихорадочно блестели глаза. Было видно, что он в жару. Он многое путал, сбивался, повторял одно и то же.

Пиццони стал опровергать Лавриану и уверял, что в показаниях Лаврианы ценно только одно — признание о написанном под его диктовку письме к генералу ордена. Пиццони очень старался завоевать симпатии судей, но чувствовал, что это ему не удается.

Когда его вели с допроса обратно в камеру, навстречу ему попался Пьетро Понцио. Пиццони не удержался от упрека:

— Зачем вы донесли о нашей переписке?! Пьетро поднял глаза к небу и смиренно процитировал фразу из священного писания:

— Поднявший меч от меча и погибнет!

Глава тринадцатая. ДИАНОРА

Уверенность членов трибунала, что Кампанелла ловко симулирует безумие, решающего значения не имела. Последнее слово оставалось за пыткой.

18 июля 1600 года Кампанеллу привели в трибунал. Он не прекращал своих безумных выходок. Один и тот же вопрос приходилось повторять ему по нескольку раз. Он начинал говорить, и судьи думали услышать, наконец, вразумительный ответ, но он, словно издеваясь над ними, городил несусветную чушь или запевал песню. Он явился на допрос в своей черной широкополой шляпе и никак не хотел ее снимать. Ее сорвали с головы. Он снова ее надел. Тогда помощник палача вырвал шляпу у него из рук. Они чуть не подрались. Сумасшедший вопил и ругался. Его силой потащили в застенок. Альберто Трагальоло, подобрав полу сутаны, пошел вслед за ним. Пока два дюжих служителя вывертывали Кампанелле руки, а третий стаскивал с него куртку, секретарь осматривал свои перья и разглаживал бумагу.