Призрак кургана - Юхан Теорин

– Да-а-а… – нестройный гул голосов в ответ.

– Мне хорошо с вами! – крикнула она в микрофон.

Все как полагается – стандартные диджеевские выкрики, вялая реакция публики. Она уже охрипла – не так легко перекричать ресторанный шум. День за днем, неделя за неделей. Но все же здесь, на воздухе, лучше, чем в полуподвальном помещении ночного клуба. Здесь ей, по крайней мере, нет надобности играть в Леди Саммертайм.

Тут, в сельском ресторане, собираются обычные люди, отдыхающие. Они знают цену деньгам, просто хотят немного расслабиться. Там, в баре «Майская поэма», совсем по-другому А в последние дни стало просто невыносимо – ее давил этот подвал, она чувствовала себя как в могиле. Тем более что там стало пусто и мрачно – богатые бездельники куда-то разъехались. Должно быть, двинули поискать разнообразия в других местах.

В ресторане, по крайней мере, есть для кого петь.

– Спасибо, спасибо. – Она поклонилась на жидкие аплодисменты. – А сейчас песня Олле Адольфссона, скорее всего, она вам знакома…

За все время, что она на острове, не было ни одного холодного вечера. И сейчас очень тепло, над проливом расцветает спокойная акварель заката. Лиза подобрала старые шведские песни. Она пела о красоте и недолговечности лета, и знала, что скоро этому придет конец. Приближается август. В Швеции лето короткое, что да – то ла. И по жизни так просто не проскользишь, как по лету, греясь на солнце и делая, что тебе вздумается.

Ей осталось меньше недели в Стенвике. А там – домой, дышать выхлопными газами большого города. И разбираться с Силасом – почему не привезла денег.

Она щурилась на заходящее солнце и пела. Но по привычке время от времени поглядывала на публику – кто ушел, кто пришел, кто уже под градусом, а кто трезв как стеклышко. Почти за каждым столом четверо, но с краю, у выхода с веранды, она заметила столик, за которым сидел только один человек. Лица его против солнца она разобрать не могла, видела только темную фигуру. Силуэт. И силуэт этот качал головой в такт музыке. Вернее, не головой, а силуэтом головы. Лицо различить невозможно.

Уж не тот ли это старик, из бунгало? Наблюдает за ней? Пришел за табакеркой?

Сосредоточься. Закрой глаза и пой в микрофон, старайся ни о чем не думать. Ни о публике, ни о загадочном посетителе. Иначе можно сорваться. Но почему он один за столиком? У входа наверняка стоит очередь…

Сосредоточиться! – приказала она себе и, зажмурившись, спела еще две песни.

А когда открыла глаза, за столиком никого не было.

– Спасибо! Спасибо всем! – выкрикнула Лиза.

На этом можно закругляться.

Она спрыгнула с крошечной эстрады и пошла к выходу Никлас Кент стоял у кассы. Вид у него в последние дни был так себе – усталый, скучный. Он двигался в совершенно ином ритме, чем официанты, если вообще двигался. Стоял у холодильника с пивом и размышлял о чем-то.

– Хорошо работаешь, – сказал он.

На этом беседа с хозяином закончилась. Никаких советов, никаких пожеланий. Спасибо на добром слове. Можно идти домой.

Но не успела она выйти из ресторана – тут и в самом деле стояла небольшая очередь, – ее окликнул женский голос.

Паулина. Уборщица у Клоссов.

– Здорово играешь, – похвалила она.

– Спасибо.

Значит, она стояла тут и слушала. Почему не вошла в ресторан? Стесняется? Или денег нет?

– Ты туда? – спросила Паулина и мотнула головой в сторону кемпинга.

– Йепп, – кивнула Лиза. – В свой спальный вагон. Отдохну немного перед последней сменой.

Паулина молча пошла рядом с ней. Уже почти стемнело. Они прошли мимо майского шеста с окончательно засохшими цветами – уже больше месяца прошло после праздника. Перешли береговую улицу, и тут Паулина остановилась. Она кивнула в сторону виллы Клоссов и понизила голос:

– У него есть предложение.

– Вот как?

Ей не надо было спрашивать – у кого? Она и так знала. Кент Клосс.

– У него для тебя есть работа. Аля нас, – поправилась Паулина.

– Еще где-то играть?

– Нет… совсем другое. Здесь, в поселке.

Лиза внимательно посмотрела на Паулину:

– Чего он, собственно, хочет? Он с тобой что… в игры играет? Туда-сюда-обратно?

Паулина не сразу сообразила, что имеет в виду Лиза.

– Нет-нет. Я не из этих. Я работаю.

Она произнесла эти слова так решительно, что Лизе на секунду стало стыдно.

– А как ты получила работу? – сменила она тему.

– По объявлению. Он поместил объявления в нескольких газетах.

– Точно, как я, – вздохнула Лиза.

Паулина помолчала.

– Он просит, чтобы мы ему помогли. Наверняка скоро вызовет для разговора.

– Знаю. Я ему уже помогала, – устало сказала Лиза.

Просит, чтобы помогли. Кент Клосс не просит. Он отдает приказы.

– Он заплатит.

– А эта помощь… случайно, не криминал?

Паулина не ответила, и Лиза пожала плечами. Криминал не криминал – ей какое дело? Все имеет свою цену.

– О'кей, – сказала она. – Я ему помогу. В последний раз. А потом уеду домой.

Возвращенец

В прибрежном поселке Лонгвик, к северу от Стенвика, был отель. Большой, не меньше «Эландика». Тоже стоял у самой воды, рядом с гаванью. Возвращенец припарковал машину и пошел в вестибюль.

За стойкой администратора сидела юная девушка в белой блузке и шортиках. Вид у нее был такой, будто собралась поиграть в теннис.

– Свободные номера есть? – улыбнулся он ей.

– Да… вообще-то не было, но буквально десять минут назад позвонили и отказались от заказа. Только это номер на двоих.

– Я один, – сказал Возвращенец. – Не важно.

– Вот и замечательно. – Она тоже улыбнулась, пощелкала по клавиатуре компьютера и посмотрела на него: – Удостоверение личности, спасибо. Или права.

Он уставился на нее. В «Эландике» никто ничего не спрашивал.

– Нет… шведского удостоверения у меня нет. Я иностранец.

– Тогда паспорт? Гостей из-за границы мы тоже регистрируем.

Регистрируем… стоит позвонить Кенту Клоссу и они свяжутся с полицией. А может, Кент уже их предупредил.

– Паспорт в машине. Сейчас схожу.

Он вышел из лобби, чувствуя, что она смотрит ему вслед.

Быстрее отсюда.

И тут он вспомнил место, где он может найти приют. Он там бывал и раньше. Совсем недалеко от имения Клоссов.

Все время поглядывал в зеркало – нет ли кого за ним.

Никого не было.

Успокоился и свернул с шоссе.

Земля обетованная, февраль 1938

Арону исполнилось двадцать. Он не успевает следить за событиями и новостями; они сменяет друг друга с головокружительной быстротой. И в прошлом году и сейчас в Москве идут политические процессы: оказывается, молодая страна победившего социализма десятилетиями была окружена внешними и внутренними врагами. С внешними врагами много чего не сделаешь, Германия сильна, как никогда, хоть там и фашизм. Зато внутренние враги, внедрившиеся в высшие органы ВКП(б), армии и даже наркомата внутренних дел, должны быть выведены на чистую воду и уничтожены.

Он получил офицерское звание – младший лейтенант. Когда он идет по улице в новенькой лейтенантской форме, люди уступают ему дорогу а мальчишки провожают восхищенным шепотом. Символ безопасности, законности и порядка в окруженной со всех сторон врагами стране. В стране, пробивающей дорогу к счастливому будущему.

Но работы стало еще больше. Ночной работы. Ее делают все – и капитан Рузаев, и Трушкин, и Попов, и многие, многие другие.

Допросы идут непрерывно, но посменно, следователи могут хоть иногда немного отдохнуть, хотя все равно у всех красные от недосыпания глаза. Все коридоры оклеены плакатами. Суровый мускулистый рабочий предупреждает: «БОЛТУН – НАХОДКА ДЛЯ ШПИОНА!» Не менее мускулистая женщина в косынке прижимает каблуком сравнительно небольшую ящерицу: «РАЗДАВИМ ТРОПКИСТСКУЮ ГАЛИНУ!» Еще плакат: «СМЕРТЬ ПРАВОУКЛОНИСТАМ!»

Арестованным отдыхать не дают: важно не дать врагу собраться с силами, выработать хитрую линию поведению. Их допрашивают сутками, сменяя друг друга, в ярком свете сделанных по спецзаказу трехсотваттных ламп.

– Как вы стали японским шпионом?

– Почему не разоружились перед партией?

– Что вам показалось смешным в этом антисоветском анекдоте?

Двадцать четыре часа в сутки. Вопросы не кончаются.

Поток арестованных тоже.

Начальство в Москве провозгласило чуть ли не военное положение – оказывается, в стране сотни тысяч врагов народа. Может быть, миллионы. Все областные и краевые комиссариаты внутренних дел получают квоты – столько-то и столько-то врагов народа надо выявить, столько-то – расстрелять. Большинство, конечно, отправляют в лагеря – для того чтобы осуществить великий замысел вождя по превращению отсталой страны в могучую мировую державу, нужна дармовая рабочая сила. Эти негодяи заслужили пожизненный рабский труд.

Черные «эмки» снуют по притихшему Ленинграду и каждую ночь привозят все больше и больше врагов. Иногда враги в дорогой одежде, иногда полураздетые, но всегда ошеломленные и перепуганные.