Вознесение - Лиз Дженсен

— Бетани, — резко говорю я. — Не валяй дурака. Я тебя сегодня чуть не убила. Сейчас не время для шуток.

— Это не шутка! — смеется она. — Говорю тебе, я видела п…ду!

— Э-э-э… Если я хоть что-то смыслю в вышках, — вмешивается Нед Раппапорт, — вполне может быть, что она видела нечто в этом роде. Никаких тайн тут нет.

По лицу Хэриша Модака проскальзывает тень веселья.

— Они что, проституток туда пускают? Какая забота о работниках!

Кристин слабо улыбается.

— Нет, но почти, — говорит она и поплотнее закрывает жалюзи.

В следующую секунду на стене появляются давешние четыре вышки. На последней фотографии вода ядовито-бирюзовая, на остальных море темнее.

— Это наши главные подозреваемые. На всех добывают метан. Расположены они соответственно в Сибири, в Индонезии, в Северном море и в Карибском, чуть южнее Флориды, — перечисляет Нед. — Остальные мы вычеркнули по причинам, связанным с режимом их эксплуатации. На этой четверке установлены желтые краны.

— Качественные снимки, — комментирует Хэриш Модак, озадаченно разглядывая коллаж. — Со спутника таких не получишь.

— Шпионы бы за них передрались, — бормочет Нед, настраивая резкость. Замечание Хэриша Модака ему явно польстило. — Военные помогли. — Он щелкает мышью, и на экране остается одна вышка. — Это та, что в Сибири. «Эндшпиль Бета», — объясняет он, увеличив сначала верхушку буровой установки, а затем желтый кран, стоящий на краю платформы.

— Увеличь-ка еще, — командует Бетани.

В следующий миг перед нами возникает необъятный, весь в складках жира живот. Принадлежит он немолодому мужчине, который сидит за пультом управления в кабине крана, широко раскрыв рот — то ли поет, то ли зевает. О том, что его снимают на камеру, толстяк явно не догадывается.

— Ну как, Бетани? Узнаешь какую-нибудь деталь? — спрашивает Нед. — Может, этот тип тебе знаком?

Бетани пожимает плечами и показывает на семейную фотографию, которая висит на стене кабины:

— Никаких интересных частей тела. Ничего генитального. Я б сказала, этот сибирский мистер сидит в беспиписечной зоне.

Нед показывает следующий снимок: ничего. На третьем, где снят «Затерянный мир» в Карибском море, кабина пуста, только на стенке, слева от рычага и кнопок, виднеется розовый прямоугольник. Нед увеличивает фотографию и наводит фокус. И вдруг, нежданно-негаданно, расплывчатая плоть обретает контур и фактуру, и нашим глазам открывается пара раздутых грудей с темными сосками размером с хорошее блюдце. Над ними улыбается брюнетка — гордая обладательница этих богатств.

— Фу, тошнотство! — гогочет Бетани.

Нед прокручивает изображение вниз, но останавливается чуть севернее украшенного колечками пупка.

— Mons veneris отсутствует. Ну что, вычеркиваем карибскую мисс Ноябрь, — сухо говорит Нед, — и идем дальше?

На следующей фотографии лобовое стекло кабины залито солнцем, поэтому поначалу можно разобрать только контур головы оператора. Бетани возбужденно тычет пальцем:

— Верхний правый угол. Прямо над левым плечом этого типа. — Светловолосый мужчина поднимает руку в перчатке и подносит к губам банку с этикеткой «Доктор Пеппер». — Выше, — командует Бетани.

На экране с галлюцинаторной четкостью вырисовывается нечто розовое и блестящее. Нед увеличивает снимок, пока не материализуется вся девица. Китаянка.

Ее ноги широко раздвинуты.

Между ними — масса гладкой мясистой плоти.

— Вот и она, — бросает Бетани.

Похоже, она уже потеряла интерес к происходящему. Нед выключает экран, и гостиная снова погружается в полумрак. Когда он заговаривает, его голос звучит сдавленно:

— «Погребенная надежда».

— Боже, — шепчет Кристин Йонсдоттир. — Это же в Северном море. В сотне километров от побережья Норвегии.

— Норвегия, — повторяет Хэриш Модак.

В тишине слышно, как он с шумом втягивает воздух и медленно выдыхает. А я думаю: горы, круизы по фьордам… И на этом сбиваюсь: больше ничего в голову мне не приходит. Бетани со скучающим видом роется в коробке шоколада, с отвращением косится на сыр и в итоге выбирает личи.

— «Погребенная надежда» принадлежит «Траксораку», — говорит Нед. Краска схлынула с его лица, и теперь темная щетина выделяется сильнее. Глядя на него, я вдруг понимаю, что ему так же одиноко, как мне. Кристин Йонсдоттир кусает губы.

— Можешь определить точные координаты? — спрашивает физик.

Со второй попытки на экране возникает геологическая карта: переплетение тонких концентрических окружностей, рассеченных линиями широты и долготы. Красная точка, по всей видимости, обозначает вышку. Бетани, раздосадованная потерей всеобщего внимания, широко зевает.

— Понятно, — произносит помрачневший вслед за остальными Хэриш Модак. — Плохо дело.

— Я же вам говорила, — небрежно роняет Бетани. Мы дружно поворачиваемся к ней. — Эта штука совсем рядом. Мы все утонем. Твердишь, твердишь вам, а вы не слушаете. Ну да мне не привыкать. Меня по жизни все игнорируют.

— Может мне кто-нибудь объяснить? — прошу я.

Фрейзер Мелвиль устало отнимает ладони от лица:

— Ты когда-нибудь слышала об оползне Стурегга? — Качаю головой. Заговорить с ним я по-прежнему не в силах. Рана слишком свежа, слишком мучительна. Больше всего мне хочется покинуть этот дом и никогда сюда не возвращаться. — Восьмисоткилометровая гряда из песка и глины на границе континентального шельфа, которая тянется от Норвегии до Гренландии. Результат крупнейшей из известных науке подводной катастрофы, произошедшей восемь тысяч лет назад. Оползень вызвал огромное цунами, прокатившееся по всей территории Британских островов. Эта вышка расположена на его границе.

Что-то мешает ему продолжить.

Люби я его, мне стало бы его жалко. Мне бы захотелось обнять его, поцеловать его в скулу. Оглядываюсь на Кристин Йонсдоттир, но, похоже, она слишком поглощена собственными переживаниями и не обращает внимания на его чувства. Ясные глаза потемнели от тревоги.

Хэриш Модак откашливается:

— Похоже, мисс Фокс, мы столкнулись с любопытной перспективой бедствия, которое произойдет весьма… гм… близко. Массивный подводный обвал в любой точке территории Стурегги вызовет цунами, которое разнесет в щепки весь регион. Норвежское побережье находится к Стурегге ближе всего, но гряда повернет первую волну в обратном направлении, к востоку. В результате Великобритания пострадает первой. В устье рек и Немецкой бухты мощность цунами возрастет. — Зияющая тишина. Такое ощущение, будто молекулы воздуха устремились прочь и утянули за собой все звуки. — Следующими на очереди станут Норвегия и Дания. Затем — вся остальная Северная Европа. Цунами наверняка достигнет Исландии, а возможно — и США.

— А дата? — спрашивает Фрейзер Мелвиль. Дышит он прерывисто и хрипло. — Бетани, ты по-прежнему уверена в точности названной даты?

— Явление дракона! Лжепророк! Армагеддонская битва! — хихикает Бетани, снимая кожуру с личи.

— Бетани, — говорю я. Горло стискивает спазм. — Ты назвала двенадцатое октября.

Она роется в клетчатых складках халата, разыскивая упавший кусочек кожуры.

— Да? Не знаю, не знаю. Может, и раньше. Сначала будет гроза. Но эта напасть не похожа на остальные.

Выуживает очисток и, щелчком зашвырнув его в угол комнаты, переключает внимание на добытую мякоть.

В прошлом мисс Кролл не ошибалась, — вмешивается Хэриш Модак, не сводя пристального взгляда с Бетани. — Предлагаю исходить из предположения, что и на этот раз она права.

— Конечно, права. Слушайте, — бормочет Бетани, разглядывая перламутровый плод на свет. — Эти штуки похожи на глазенапы.

В комнате воцаряется задумчивое молчание, прерываемое только фальшивым мурлыканьем Бетани. Первой заговаривает Кристин:

— Хэриш, сегодня десятое. Вы должны нам помочь.

Тот поворачивается к ней, морщась, словно от боли.

— «Должен»? Забавное слово. Из той же оперы, что «обязан» и «вынужден». Я не доверяю таким словам.

Бетани заинтересованно вскидывается.

Кристин вспыхивает:

— То есть вы хотите сказать, что приехали в такую даль только…

— Дорогая моя Кристин. Вы же неплохо меня изучили, а значит, прекрасно понимаете, какой вопрос я сейчас задам. Тот же, что я задаю себе не первый десяток лет. Чего ради? — Кристин бросает безнадежный взгляд сначала на физика, затем на меня. Бетани энергично кивает, как будто подбадривая профессора. — Ради какой такой цели, если эта катастрофа изменит наш мир до неузнаваемости?

— А о моральном долге вы слышали? — Нед говорит вполне бесстрастно, но вид у него угрожающий. — О неоказании помощи? Об оставлении людей в опасности?

Он вскакивает и начинает метаться по комнате, нервно теребя щетину.