Темный принц - Кристин Фихан

— Позволь мне помочь тебе уснуть, — прошептал он тихо.

Его голос ласкал, губы нежно перебирали ее пальцы.

Рейвен медлила: ей не хотелось показывать свой страх. Как это возможно, что она все еще живет? Как? Она вспомнила ту ужасную минуту, когда Джейкоб вцепился ей в грудь. Своими погаными руками. От этих воспоминаний по коже побежали мурашки. Ей захотелось вымыться, тереть кожу до тех пор, пока она не сотрется. Его лицо — злобное, как у дьявола, сумасшедшее. Она вспомнила каждый удар ножом, наносивший смертельную рану.

Буря, землетрясение, молнии, гром. Волки, выскочившие перед Саммерсами и Гансом. Откуда она все это знает, так отчетливо видит в своем сознании? Перекошенное от страха лицо Джейкоба, его расширенные от ужаса глаза, нож, торчащий из его горла. Почему она не умерла? Откуда она все это знает?

Ярость Михаила. Она была невообразимой, нечеловеческой. Ничто не могло сдержать его бешенство и гнев. Он исходил из него, подпитывая бурю, земля начала вздыматься, а вспышки молний — ударять в землю, пока не пролился дождь.

Это было на самом деле или это часть какого-то вселяющего ужас ночного кошмара? Но она знала, что все это было на самом деле и что она была близка к какой-то страшной правде. Но боль была такой невыносимой, что у нее просто не осталось сил, и Михаил оказался ее единственным утешением. Ей хотелось вернуться назад, в убежище, которое он ей предлагал, и просто позволить ему защитить ее, обезопасить, пока она вновь не станет сильной. Но Михаил ждал, позволяя ей самой сделать выбор. Он дарил ей тепло, любовь, близость, но все равно что-то удерживал внутри, подальше от нее.

Рейвен закрыла глаза, сосредотачиваясь и вспоминая.

Михаил, внезапно оказавшийся рядом. Боль и страх в его темных гипнотизирующих глазах. Его руки, притягивающие ее. Его сознание отыскивает ее, приказывает ей остаться, якорем удерживает ее на земле, в то время как тело ее умирает. Там же был его брат и много его людей. Что-то вошло к ней в живот, что-то, казалось, прокладывало путь в ее теле, теплое и живое. Низкое, успокаивающее пение, заполнившее воздух вокруг.

Тревога исходила от людей Михаила, чья кровь, теплая, сладкая, придающая сил, вливалась в ее тело, в ее органы, восстанавливая мышцы и ткани. Но вливалась не в вену, а...

Рейвен замерла, ее сознание было настолько поражено, что тоже оцепенело. Дыхание покидало ее.

Не в первый раз.

Всплыли и другие воспоминания: доводящая до безумия манера Михаила питаться, его рот, жадно прижатый там, где билось ее сердце.

— О боже! — вырвалось у нее как подавленный протест.

Это была самая настоящая правда, а никакие не галлюцинации. Но ее человеческое сознание отвергало эту правду. Это невозможно, этого не могло быть. Она была внутри какого-то ужасного ночного кошмара и в любой момент могла проснуться. Этим и объясняется то, что произошло. Все смешалось — фанатизм ассасинов и сила Михаила. Но ее обостренные чувства говорили совсем другое, они говорили: это было на самом деле. Она лежит под землей, земля под ней и земля над ней. Они хотели закопать ее. Усыпить. Исцелить.

Михаил ждал, ничего не утаивая, позволяя ее сознанию переварить информацию. Даже когда она потянулась к его воспоминаниям. Он, наконец дождался ее реакции, и она его удивила. Он ждал криков, слез, истерики.

Рейвен вцепилась в матрас, издав животный крик боли. Она откатилась от него, не обращая внимания на свои жестокие раны.

Он заговорил резко, намного резче, чем хотел, потому что страх за нее перевешивал сострадание. Его приказ парализовал ее, сделал беспомощной, поймал в ловушку. Только глаза оставались живыми, полными ужаса, когда он присел рядом и осторожно ощупал ее раны.

— Расслабься, малышка. Я понимаю, знание потрясло тебя, — пробормотал он и нахмурился, увидев, как драгоценная кровь сочится из всех ран, кроме одной. Он поднял Рейвен и стал покачивать на руках у своего сердца.

Позволь мне уйти.

Ее мольба прозвучала в его сознании, эхом отозвавшись в груди.

— Никогда.

Суровые черты лица Михаила стали маской. Он взглянул на двери над их головами. Двери откликнулись, распахнувшись от одного его желания.

Рейвен закрыла глаза.

Михаил, пожалуйста, я умоляю тебя. Я не могу быть такой, как ты.

— Ты не представляешь, что я такое, — сказал он нежно, проплывая на следующий этаж так, чтобы ни что не могло ее потревожить. — Люди перемешали правду о моей расе с историями о нежити, которая ворует детей, убивает и мучает своих жертв. Я бы не смог спасти тебя, если бы ты умерла. Мы — человеческая раса, которая является частью земли, неба, ветра и воды. Подобно остальным людям, у нас есть свои особенности и свои недостатки.

Он не стал вдаваться в детали, откуда берутся вампиры. Ей, конечно, нужна правда, но не вся сразу.

Михаил доставил ее в гостевую комнату и осторожно положил на кровать.

— Мы не вампиры из тех ужасных историй, не ходячие мертвецы, во имя всего святого. Мы любим, мы молимся, мы служим стране. Нам отвратительно то, что человеческий мужчина может бить свою жену или ребенка, что мать может не обращать внимания на свое дитя. Нас отталкивает то, что люди едят мясо. Для нас кровь животворяща, священна. Мы бы никогда не стали мучить и убивать человека. Нам запрещено заниматься любовью с людьми, а потом пить его или ее кровь. Я знаю, что никогда не должен был брать твою кровь, это было ошибкой. Это было неправильно, потому что я не сказал тебе, что может произойти. Я знал, что ты моя истинная Спутница жизни и что мое существование не сможет продолжаться без тебя. Мне следовало лучше владеть собой. За это я буду расплачиваться целую вечность, но что сделано, то сделано. Мы не можем изменить то, что уже произошло.

Михаил приготовил несколько новых компрессов и положил на раны, плотно закрыв их. Ее страх, ее отвращение, ее ощущение предательства бились внутри его, заставляя испытывать желание оплакать и ее, и их обоих.

— То, чем я занимался с тобой, — не то же самое, что использовать человеческую женщину для удовлетворения. Мы не просто доставляли друг другу удовольствие — мое тело опознало тебя как Спутницу жизни. Я был не в состоянии не откликнуться на зов. Мне надо было выбрать смерть. Ритуал требовал обмена кровью. Но это не физический голод, это любовный обмен, подтверждение любви и доверия. Когда я в первый раз взял твою кровь, я невольно взял слишком много, сбитый с толку невероятным наслаждением. Я потерял самообладание. Я поступил неправильно, связав тебя с собой и не объяснив тебе, что это означает. Но я позволил тебе сделать выбор. Это ты не можешь отрицать.