Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лодочник был именно такого закала. Послушав с минуту, он опустил свое весло в воду и поплыл вверх против течения.
Глава XXXVI. ТРУП ЛИ ЭТО?
Беглец продолжал свой путь с удвоенной осторожностью и стараясь не делать ни малейшего шума. Он погружал в воду свое широкое и короткое весло так легко и беззвучно, что мог слышать малейшие лесные звуки. Кроме того, он старался уловить вой собаки, жалобные звуки которого еще доносились до него.
«Крики этого животного не предвещают мне опасности, — решил он. — Я знаю этот голос так же хорошо, как и свой собственный. Это собака молодого Кленси, а не ищейка… Что с ней? Должно быть, что-нибудь да есть, раз она так воет. Надеюсь, что не случилось никакого несчастья с ее молодым хозяином. Что бы там ни было, я все-таки подойду ближе и посмотрю».
И, погнав лодку с усиленной быстротою, он скоро очутился напротив места, откуда раздавался вой.
Пристав к берегу, он проворно выскочил из лодки и привязал ее к выступающему из воды корню дерева. Пробираясь осторожно между кипарисами на голос собаки, он вышел к месту, где совершилось преступление, а затем осторожно пополз между пнями кипарисов, сливаясь с тенью то одного, то другого. Подползя ближе и увидев только собаку, почти скрытую в куче мха, он встал и пошел смелее. Собака узнала его и выбежала к нему навстречу, перестав на минуту выть, но потом вернулась на прежнее место.
Подойдя к куче мха, лодочник увидел лежащего человека и узнал черты Чарльза Кленси.
Был ли он мертв? Да, судя по наружному виду. Желая убедиться в этом, мулат стал рядом с трупом на колени, разбросав сперва мох, покрывший отчасти тело. Он увидел рану и кровь, которая еще струилась из нее, и приложил руку к сердцу Кленси.
Не ошибся ли он? Ему показалось, что оно бьется. Для большей верности он пощупал пульс.
— Бьется, я уверен, что бьется! — воскликнул он, подержав несколько секунд белую безжизненную руку в своих черных и костистых пальцах. Потом он также ощупал артерии в разных местах, прикасаясь к ним с такой осторожностью, словно держал в руке хрупкую малютку. Он был почти убежден, что пульс еще бьется, и что жизнь сохранилась в этом теле.
Но что делать?
Бежать в колонию и обратиться к доктору?
Он не смел сделать ни этого, ни искать какой-нибудь другой помощи, потому что дело шло бы о его собственной свободе, если не о жизни. Показаться белому — значило возвратиться в страшную неволю, — в неволю, от которой он избавился с величайшими затруднениями. Это был бы великодушный поступок, выше сил человеческих, и можно ли было требовать ее от несчастного беглого невольника?
Но он готов был принести жертву, судя по следующим словам, которые он шептал:
— Будет ли он жив или нет, но я не оставлю его здесь. Что же скажет она, когда узнает? Но кто же мог это сделать? О, я знаю кто. Один только человек способен на такой подлый поступок. После того, что говорила мне Юлия, я ожидал этого. Я хотел предупредить его, но теперь уже слишком поздно. Дьявол восторжествовал, как всегда и бывает. Боже мой, что будет теперь с мисс Еленой? Она, конечно, любила его, как Юлия любит меня и я Юлию. Они все уезжают в Техас. Боже мой, что же будет со мною, если я не найду средств последовать за ними! Надо постараться найти их, а не то умереть.
Некоторое время мулат — а это был не кто иной, как беглый невольник Дарка Юпитер — оставался в неподвижном положении у тела Чарльза Кленси, предаваясь грустным мыслям. Потом он еще раз внимательно посмотрел на рану и, видя, что кровь не перестает течь, и подумав, что раненый может быть еще жив, решил позаботиться о его спасении.
— Бедный молодой господин, — прошептал он участливым тоном, — нельзя бросать его здесь ни живого, ни мертвого. Волки и вороны скоро оставят от него одни кости. Но им не удастся сделать этого. Он не раз был добр ко мне. Теперь моя очередь. И мулат-невольник, цветной человек, как они называют меня, покажет им, что и под желтой кожею может биться признательное сердце, так же как и под белою, а, может быть, даже и еще признательнее. Показать им! Кому? Ха, ха, ха! Превосходно! Счастье, что здесь нет никого. Если бы кто-нибудь был… но нужды нет. Что же теперь делать?
Беглец подумал с минуту, потом принял, по-видимому, решение, намереваясь поднять тело и унести его. Так он предполагал. Но в этот момент собака, которая, казалось, успокоилась, начала похоронную песню над своим мертвым господином.
— Боже всемогущий! — воскликнул беглец под влиянием страха. — Что мне делать с собакой? Если я возьму ее с собой, то, конечно, рано или поздно она подаст голос и привлечет сыщиков в мое убежище — это несомненно. Если оставить ее здесь, будет еще хуже. Она не может следовать за мною по воде, но укажет им место, где спрятана моя лодка. Ах, вот что делать!
Он нашел средство.
— Сюда, старик, — сказал он ласково собаке, — не бойся, я — Юпитер, друг твоего хозяина. Ты знаешь Юпитера? О, да ты добрая собака! Я был уверен, что ты не боишься меня. Теперь тубо! Я не собираюсь тебя вешать, а только привяжу на минуту. Будь же покоен.
И Юпитер, вынув из кармана веревочку, обвязал ее вокруг шеи собаки, которая не противилась тому, что дружеская рука делала для ее же пользы.
Недалеко росли пальметто, широкие веерообразные листья которых на коротких стеблях выходили прямо из земли и, подымаясь фута на три, покрывали землю массой зелени. Он отвел собаку в середину пальметто, потом наклонился, привязал веревку к одному из стеблей и быстро убежал, не обращая внимания на судорожные усилия бедного животного разорвать привязь. Он не обращал внимания на лай, казавшийся протестом против неожиданного и предательского поступка.
Мулату предстояли другие заботы. Ему грозила близкая опасность, она была, как говорится, на носу, и в виду этого собака, осужденная, быть может, на гибель, не стоила и минуты внимания. Он быстро возвратился к дереву,
