Не тревожь моё небо (СИ) - "Kiki25"

Как бы в эти дни мне не хотелось забиться в тёмный угол комнаты и забыться, я всё равно собираюсь в школу. Голова ужасно гудит, ведь сегодня я совсем не спала, но я даже не смотрю в сторону таблеток. Всё равно пользы от них никакой нет. Я быстро надеваю школьную форму и спускаюсь на первый этаж, чтобы выпить чашку крепкого кофе, благодаря которому я всё ещё жива, и поковыряться вилкой в тарелке, поскольку с недавних пор мой аппетит напрочь пропал. Я пустым взглядом смотрю на белую скатерть и не обращаю внимание на завтракающих Гвинет и Ричарда, которые что-то между собой обсуждают. Краем глаза заметив, что Брайан до сих пор не занял своё место за столом, я понимаю, что сегодня он в школу не пойдёт. Всё же он заболел, после того как вчера вечером вернулся домой будучи промокшим до нитки. Даже несмотря на то что я была у себя в спальне, я всё равно слышала как за это его отчитывал Ричард, который в последние дни не отличается особым спокойствием и невозмутимостью. И при осознании того факта, что я буду вынуждена ехать в школу в компании Гвинет и Ричарда, мои глаза инстинктивно закатываются, ибо находиться в одном автомобиле с последним я меньше всего хочу. К тому же Гвинет вновь предпримет попытку помирить меня с ним, что явно ничем хорошим не закончится. Именно поэтому после завтрака, когда мы покидаем дом в полном молчании, я занимаю заднее сиденье автомобиля и включаю музыку в наушниках погромче, чтобы мне было легче их игнорировать. К счастью, Гвинет всего лишь раз пытается вовлечь меня в беседу, на что я, несомненно, не обращаю абсолютно никакое внимание, и, как только мы подъезжаем к школе, я быстро и молча покидаю салон автомобиля.

В целом, день проходит тихо и обыденно. Никто из учителей не ругает меня за мою невнимательность и сонливость. Но когда я сижу на уроке биологии и пытаюсь вслушаться в монотонный лепет учителя, мне неожиданно приходит сообщение от Ричарда. Зная, что ничего хорошего в нём я не найду, я прячу смартфон в самый дальний карман рюкзака, не желая портить своё и так гадостное настроение, и пытаюсь благополучно о нём забыть. Однако спокойно усидеть на месте дольше минуты мне не удаётся, поэтому я лихорадочно достаю телефон и с замиранием сердца открываю какой-то файл. Я вчитываюсь и вчитываюсь в содержимое присланного мне документа, но из-за переизбытка эмоций буквы будто бы плывут перед глазами, а в голове образовывается какая-то неразберимая каша. К тому же возмущения учителя по биологии, которые я едва слышу, сильно мешают и отвлекают. Наплевав на особенно громкий упрёк учителя, который крайне недоволен тем, что я достала телефон во время урока, я с шумом встаю со своего места, забирая при этом свои вещи с парты, и удаляюсь из кабинета под всеобщие недоумевающие взгляды. Мистер Уайт продолжает что-то говорить мне вслед, даже предпринимает попытку меня остановить, но ему это не удаётся, ибо я резко отбиваю его руку, а после выхожу в пустой и тихий коридор. Пройдя ярдов сто на тот случай, если он выйдет из кабинета, чтобы вернуть меня обратно в класс, я небрежно кидаю на ближайший подоконник все свои вещи, за исключением телефона, и вновь пытаюсь прочитать содержимое документа.

Когда мне всё же удаётся разобрать написанное, я замечаю за собой то, что мои руки малость дрожат. Я на секунду перестаю дышать, ибо то, что я секунду назад прочла, не имеет никакой связи с реальностью. В документе говорится, что Ричард якобы приобрёл квартиру, владельцем которой являюсь я. Глядя на дату, становится ясно, что покупка была совершена спустя неделю после аварии родителей. Однако я не понимаю, как такое может быть. Но не успеваю я перевести дыхание, дабы осмыслить написанное, как мне приходит ещё одно сообщение от Ричарда. Ещё один файл, в котором, я подозреваю, нет ничего хорошего. Сделав глубокий вдох и приготовившись к наихудшему, я дрожащими руками открываю его. И новая волна негодования и вопросов накрывает меня с головой. На сей раз речь идёт не о квартире, а о ежемесячной выплате денег. Если верить написанному, то Ричард каждый месяц на протяжении десяти лет присылал по пять тысяч долларов на моё содержание. И эти деньги приходили бабушке. Но… Мы никак не могли получать эти деньги, поскольку жили мы невообразимо плохо. Бабушка говорила, что она получала совсем небольшие деньги от государства на моё содержание, а также мизерную пенсию. В общей сумме выходило не больше тысячи долларов. К тому же бабушка была постоянно в каких-то долгах, на погашение которых она тратила почти половину. Так она объясняла мне причину отсутствия денег и нашу запредельную бедность.

Но стоит мне всего на одну лишь миллисекунду подумать, что бабушка в самом деле получала эти деньги, но при этом по неизвестным причинам нарочно обделяла меня и морила голодом, как мне становится тяжело дышать. Я чувствую как моё сердце мечется по всей школе, как к горлу подступает ком. Я опираюсь обеими руками о белый подоконник и пытаюсь взять себя в руки, но с каждой секундой осознание того, что меня вот-вот вырвет, становится всё сильнее. И когда я чувствую как по моим щекам катятся слёзы, а к горлу подступает рвота, я беру свои вещи в охапку и бегу к ближайшему туалету, попутно утирая себе щёки. Внутри всё сжимается то ли от физической, то ли от душевной боли, слёзы продолжают катиться, а страх того, что меня стошнит прямо посреди школьного коридора, продолжает расти. И мне остаётся преодолеть всего лишь три чёртовых фута, чтобы оказаться в туалете, как я сталкиваюсь ни с кем иным, как с Александром Кингом, который, как назло, именно в эту секунду вышел из кабинета, чтобы поговорить с кем-то по телефону. Я сразу же опускаю лицо, поскольку не хочу, чтобы он видел меня в слезах, и пытаюсь его обойти.

— Извиниться, язык отвалится, или что? — он со сварливым видом бросает язвительную фразу в мою сторону, при этом с высока на меня поглядывая. Он явно недоволен тем, что я врезалась в него и малость прошлась по его ноге, но это не оправдывает его чрезмерную реакцию.

— Да пошёл ты, — я из последних сил пытаюсь ответить ему на подобную грубость, но мой голос, помимо того что страшно дрожит, ещё и срывается на плачь.

— Нила?

Не успевает Кинг обеспокоенно произнести моё имя, как я срываюсь с места, ведь понимаю, что ещё секунда, и меня вывернет наизнанку уже прямо перед ним. Я вбегаю в туалет и в ту же секунду склоняюсь над унитазом, попутно кинув все свои вещи на пол. Потому как я ничего не ела последние два дня, рвёт меня жидкостью непонятного цвета, что малость пугает. Меня всю трясёт, горло дерёт, слёзы заливают глаза, а грудь разрывается от едва переносимой боли. Но хуже всего мне становится от того, что в женский туалет заходит встревоженный Александр и находит скрюченную меня над унитазом. Ему прекрасно видно, как и чем меня тошнит, потому я пытаюсь хоть как-то отвернуться от него, чтобы он ничего не видел. Но он быстро подходит ко мне, как назло, именно в тот момент, когда я вновь начинаю блевать. Я пытаюсь рукой оттолкнуть его от себя, но, вместо того чтобы уйти, он аккуратно собирает мои волосы на затылке в хвост и бережно поглаживает по спине, что совершенно мне не помогает.

— Уйди, — я предпринимаю очередную попытку прогнать его своим отчаянным голосом, но он опять игнорирует это. И пока на протяжении трёх страшных и долгих минут меня рвёт, он ни на шаг от меня не отходит. Когда приступ проходит, я быстро смываю всё, что из меня вышло за несколько минут, и, стараясь не смотреть на рядом стоящего Александра, быстрым шагом иду к умывальникам, чтобы привести себя в порядок. Я сразу же полоскаю рот водой и утираю, кажись, нескончаемые слёзы с лица.

— Нила, ты… — Александр растерян, потому немного потеряно на меня смотрит через зеркало.

— Я в порядке, — надорванный голос продолжает дрожать, а ком в горле до сих пор не исчез. Слёзы начинают течь с новой силой, но я сразу же их утираю с раскрасневшихся щёк и стараюсь изо всех сил взять себя в руки. Не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии, да я в принципе не хочу плакать. Но мне становиться поистине страшно от одной лишь мысли, что бабушка всё это время намеренно истязала, а также использовала меня, чтобы получать деньги Ричарда. Я в самом деле пытаюсь выкинуть мучительные мысли из головы, но это лишь усугубляет ситуацию. — Пожалуйста, уйди, — я жалостливо шепчу ему, потому как говорить становится всё труднее. Я отчаянно хочу, чтобы он незамедлительно ушёл, ибо понимаю, что я не в силах себя больше сдерживать и контролировать. Я не могу прекратить плач, который уже не спишешь на последствия того, что меня минуту назад вырвало, поэтому я просто закрываю рот ладонью, чтобы заглушить свои рыдания, и склоняюсь над раковиной. Мой подбородок дрожит, голова начинает ещё сильнее болеть, и стоит мне почувствовать спиной то, как Кинг мягко поворачивает меня к себе, а затем обнимает, как гордость и жалость к самой себе начинают борьбу внутри меня. В одну секунду я хочу его оттолкнуть и притвориться, будто я в полном порядке, а в другую… Нет, мне слишком стыдно даже о таком подумать, потому я пытаюсь вырваться из его объятий, что он, естественно, мне не позволяет так просто сделать.